Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти одновременно две вести дошли до императора Александра 22 июля, когда он из Москвы прибыл в Петербург: французы вошли в Смоленск, князь Багратион не может согласиться с действиями Барклая де Толли и просит его перевести хотя бы командиром полка и отправить в Молдавию или на Кавказ, а князь Шувалов обратился с письмом к императору с покорнейшей просьбой назначить нового главнокомандующего русской армией. Император созвал военную комиссию в составе генерал-фельдмаршала графа Салтыкова, генерала Вязмитинова, генералов графа Аракчеева и Балашова, тайных советников князя Лопухина и графа Кочубея, на которой решался этот вопрос. Собравшиеся генералы и ответственные лица хорошо знали, что Александр I считал генерала Кутузова больным и старым и противился назначению его на высокий пост, хотя отмечал его военный опыт и стратегическое мышление. Комиссия единогласно рекомендовала назначить Кутузова главнокомандующим русской армией. Но этого было еще недостаточно. Аракчеев и Балашов убедили императора принять правильное решение. Так Кутузов стал главнокомандующим русской армией.
Кутузов два месяца войны наблюдал за действиями двух армий под командой военного министра Барклая де Толли и князя Багратиона, генералов очень разных и по темпераменту, и по дальновидности. Он сделал свои выводы. Он думал и о противнике, Наполеон искал сражения и в Италии, и в Пруссии, и в Австрии, во всех сражениях он побеждал, а потом предлагал заключить мир на унизительных условиях для проигравших битву. Так было и со шведским королем Карлом ХII. Во время Северной войны, столкнувшись со шведами в Польше, Петр I созвал своих генералов Шереметева, Меншикова, Репнина и спросил, что нам делать, когда шведы вторгнутся в пределы нашего государства. И, кажется, Шереметев высказал правильную мысль, что мы, столкнувшись со шведами в Польше, должны отступить вглубь России, поляки в случае неудачи не поддержат русскую армию. А отступая до решительного сражения – разорять противника на переправах легкими отрядами. Вот под Полтавой дали решительный бой, разгромив шведов, это хороший пример. К тому же Наполеон и его маршалы вряд ли знают, что такое стужа русской зимы, предполагали разделаться с русскими до осени и не запаслись теплой одеждой. Так что тактика русского командования в войне с Наполеоном была давно продумана. Да и в штабе императора Александра не раз шутили, что при наступлении Наполеона русские войска будут отступать. «Далеко ли?» – шутили одни. «Как угодно будет Наполеону, хоть до Волги», – ехидно отвечали офицеры штаба.
Кутузов знал, проживая последнее время в Петербурге, и о теоретических разработках ведения войны с Наполеоном. Записок о будущей войне у императора накопилось около двадцати, были наступательные разработки, но большинство оборонительных. В августе 1810 года князь Волконский представил императору Александру «Записку о способе вести войну против Наполеона» майора Вольцогена. В январе 1811 года граф Николай Семенович Мордвинов представил императору Александру еще одну записку о ведении войны против Наполеона французского графа д’Аллонвиля – план, изученный не только императором, но и графом Барклаем де Толли. В основном оба плана сходились в одном: противопоставить быстрым наступательным действиям Наполеона медленную и продолжительную войну, избегать генеральных сражений, отступать внутрь страны, изматывать противника мелкими сражениями.
В письме графу Румянцеву полковник Чернышев, сказав, что, Наполеон, в случае войны против России, как и во всех веденных им войнах, будет стремиться к быстрой развязке дела, и, заметив, что всегда должно делать противное желанию неприятеля, подчеркнул: «Необходимо продлить борьбу по возможности. <…> Должно вести медленную, нерешительную войну, удерживать неприятеля, пользуясь каждою преградою…»
И князь Куракин, почти в то же время, предлагал: избегать решительных сражений, ограничиваться малою войною, подобно тому как было в Испании, и истреблять голодом огромные массы, против нас направленные» (Богданович. Т. 3. С. 178–179).
8 августа 1812 года император Александр в Зимнем дворце объявил князю Кутузову о назначении его главнокомандующим всеми русскими армиями и ополчениями.
Пока князь Кутузов ехал к армии, около Смоленска Барклай де Толли, князь Багратион и Наполеон маневрировали войсками, точно распределяя свои оборонительные и наступательные бои. «Неверовский отступал как лев», – писал граф Сегюр в своих воспоминаниях. Ошибался в своих маневрах Мюрат. Князь Багратион приказал Раевскому вернуться к Смоленску и оказать помощь Неверовскому. Так один за другим предстали герои Бородинской битвы при защите Смоленска. Появляются Ермолов, Коновницын, Лихачев, Канцевич, Скалон, Дохтуров, братья Тучковы, Орлов-Денисов…
При отступлении дух русского войска не угасал, особенно это чувствуется по письмам генералов. Князь Багратион писал графу Аракчееву (скорее всего, в июле 1812 года, как предполагает публикатор его великий князь Николай Михайлович): «Милостивый Государь, граф Алексей Андреевич, я ни в чем не виноват! Растянули меня, как кишку, сперва по кордонному. Неприятель ворвался к нам без выстрела, мы начали отходить, не ведаю за что. Никого не уверишь ни в армии, ни в России, чтобы мы не были проданы; я один всю Россию защищать не могу. 1-я армия тотчас должна отойти и наступать к Вильне непременно, чего боятся. Я весь окружен и куда проберусь, заранее сказать не могу, что Бог даст, и дремать не стану, разве здоровье мое мне изменит, уже несколько дней очень плохо чувствую. Я вас прошу непременно наступать на неприятеля, а то худо будет и от неприятеля, и, может быть, и дома, шутить не должно, и русские не должны бежать. Это хуже пруссаков мы стали. Я найду себе пункт продраться, конечно, и с потерею. Но вам стыдно, имевший взад укрепленный лагерь, фланги свободны, а против вас слабые корпуса, – надо атаковать. Мой хвост всякий день теперь в драке, и на Минск, и на Вилейку мне не можно пройти от лесов, болот и мерзких дорог. Я не имею покоя и не живу для себя, Бог свидетель, рад все делать, но надо иметь совесть и справедливость. Вы будете отходить назад, а я все пробивайся! Ежели для того, что фигуру мою истрепать, то лучше избавить меня от ярма, которое на шее моей, а пришли другого командовать. Не за что войска мучить, без цели, без продовольствия. <…> Наступайте, ради Бога, войска ободрятся; уже несколько приказов дали, чтобы драться, а мы бежим! Вот вам моя откровенность и привязанность к Государю моему и Отечеству моему. Если не нравится, избавьте меня, а я не хочу быть свидетелем худых последствий. Хорошо ретироваться 100 верст, а не 500! Видно, есть злодеи Государя и России, что гибель нам предлагают. Итак, прошением я вам
