Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассмотрим теперь, мог ли я приехать в Москву? С тех пор как однажды провозгласили принцип, что моя персона в армии причиняет более зла, нежели добра, армия приблизилась к Москве после отступления из Смоленска, и могу ли я, здраво рассуждая, находиться в Москве?
Что касается меня, дорогой друг, все, что я на это могу ответить, исходит из моего сердца, моего намерения и рвения делать все, что, по моему глубочайшему убеждению, может послужить на благо моему отечеству. Что касается таланта, то, возможно, мне его не хватает, но его приобрести невозможно, это благословение природы и никто никогда его себе не добывал. Столь бесполезный, каков я есть, не имея средств, руководящий столь огромной машиной и в критической ситуации против адского противника, сочетающего ужасное коварство с самым выдающимся талантом и поддерживаемого всеми силами целой Европы и массой талантливых людей, сложившихся за 20 лет войн и революций, я вынужден согласиться, желая быть справедливым, что неудивительно, что я терплю неудачи. Вы помните, что мы часто предвидели их, разговаривая с Вами; даже потеря обеих столиц казалась возможной, и лишь настойчивость, казалось, должна быть средством от зол этой жестокой эпохи. Я далек от того, чтобы впадать в отчаяние, несмотря на всю пропитывающую меня горечь, я твердо решил более, чем когда-либо, быть настойчивым в борьбе, и все мои помыслы стремятся к этой цели…» (Великий князь Николай Михайлович. Император Александр I. С. 114–117).
Не раз к Кутузову приезжали посланцы Наполеона с разговором о заключении мирного договора, у императора Александра под давлением обстоятельств возникали колебания, а не пора ли пойти навстречу просьбам Наполеона. Вот важное свидетельство: «Ходили слухи, что императора одолевают сомнения. Говорили, что однажды на Каменном острове он повернулся к Аракчееву и объявил, что его пугает мысль о стране, опустошенной от Немана до Москвы, и он решил наконец заключить мир. «Что однажды разрушено, того не восстановить». В большой тревоге Аракчеев обратился к Марии Федоровне, которая была одним из лютейших врагов Наполеона, и та убедила императора продержаться хотя бы до зимы» (Дженкинс М. Аракчеев. М., 2004. С. 145. Этот рассказ приписывается французскому историку Bignon и приводится в статье об Аракчееве (Русский инвалид. 1861. № 39).
18 октября французские войска, занявшие Москву, не выдержав бескормицы для солдат и лошадей, не выдержав безмолвия со стороны военного руководства и русского императорского правительства, начали уходить из города. 21 октября 1812 года Москва была свободна. К реке Березине французы подошли с 40-тысячной армией. Сотни тысяч французов, поляков, немцев, австрийцев и других иноземцев погибли в боях, от голода, болезней и мороза. В конце ноября 1812 года последние остатки великой французской армии покинули Российскую империю.
Часть девятая
Отставка графа Николая Румянцева
После Бородинского сражения и пребывания Наполеона и его батальонов в Москве широко распространился слух о том, что Наполеон готовится идти на Петербург. Москва не дала ему ожидаемого мира, хотя он так надеялся на это. Император Александр промолчал. Отсюда и слухи о Петербурге. «В Петербурге в это время в высших кругах, – писал Лев Толстой в четвертом томе романа «Война и мир», – с боUльшим жаром чем когда-нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Федоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней… Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения» (Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 7. М., 1981. С. 7).
В конце 1812 года граф Румянцев, подписав мирные договоры с Великобританией и Испанией в городе Великие Луки, конвенцию со шведами в Петербурге и мирный договор в финском городе Або, не раз просил императора Александра об отставке. В Великих Луках он ощутил огромную усталость от постоянного напряжения при подготовке документов, чтения полученных депеш и ответов на них. А ведь чуть ли не каждое слово приходилось согласовывать с императором, который принимал активное участие в ходе межгосударственных переговоров. А приехав после переговоров в Або домой в Петербург, он получил печальные известия о Бородинском сражении, о Наполеоне, занявшем Москву, о его намерении двинуться в поисках мира на Петербург.
7 (19) декабря 1812 года император Александр, помолившись накануне вечером в Казанском соборе, в 9 часов утра выехал из Зимнего дворца в Вильно, который заняли русские войска. Императора сопровождали обер-гофмаршал граф Толстой, граф Аракчеев, государственный секретарь Шишков, генерал-адъютант князь Волконский, статс-секретарь граф Нессельроде и действительный статский советник Марченко.
11 (23) декабря в 5 часов пополудни у губернского дворца в Вильно фельдмаршал Кутузов в парадной форме встретил императора Александра со свитой. Кутузов вручил императору рапорт, потом беседовал наедине с ним в кабинете, а когда вышел из кабинета, то граф Толстой поднес ему на серебряном блюде орден Святого Георгия 1-й степени. Это была официальная сторона. А самый сложный вопрос, который разделял их, так и не был решен. Кутузов писал императору Александру, что надо остановиться на границах России и заняться восстановлением разрушенного войной, император Александр был за продолжение войны до полного уничтожения власти Наполеона в Европе.
– Мы начинаем новую эру, – сказал император Александр, выйдя из кабинета. – Поверхность наша над неприятелем, расстроенным и утомленным, приобретенная помощью Всевышнего и искусными вашими распоряжениями и действиями, и, вообще, положение дел нынешних требует всех усилий к достижению главной цели, несмотря ни на какие препятствия. Никогда не было столь дорого время для нас, как при нынешних обстоятельствах. И потому ничто
