Романески - Ален Роб-Грийе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М опускает скрещенные было на груди руки; его лицо на миг оживляется, а рука совершает вежливый жест согласия; затем он наклоняется над столиком и убирает одну спичку. Его движения будут быстрыми во все время игры, тогда как X, отнюдь не производя впечатления нерешительности, станет играть медленно, с несколько отсутствующим видом, хотя игра поглощает все его внимание.
М сначала берет единственную спичку. X — одну спичку из третьего ряда. М — одну из пятого, X — еще одну из третьего, М — две спички из седьмого, X — последнюю из третьего, М — еще одну из седьмого, X — тоже. М берет одну спичку из пятого ряда, X — одну из седьмого, М — одну из пятого, X — одну из седьмого. М — две последние из пятого. В седьмом ряду осталась одна спичка для X.
Когда X взял свою первую спичку, за кадром снова зазвучал его голос, все тот же.
Голос X: Уже в который раз я брел один по тем же коридорам, пустым залам, вдоль тех же колоннад, по тем же галереям без окон, под теми самыми порталами, наудачу выбирая путь в лабиринте похожих одна на другую дорог.
Последние ходы в партии делаются в полной тишине; голос X более не слышен, не слышно вообще ничего.
Череда подвижных планов с персонажами в статичных позах. Группы людей в разных концах отеля, находящихся в положении — довольно естественном, — однако словно остановленных чьей-то командою. Люди просто не двигаются, и не более того, но это не мешает им время от времени принимать несколько принужденные позы, оказываясь в не слишком устойчивом положении. Камера описывает возле них круги или вдруг возвращается вспять, будто в музее восковых фигур. Может быть, именно маневры оператора с камерой и придают странно застывший вид группам людей.
Первая из них — это группа из предыдущего плана: игроки и стол. М выпрямляется и снова скрещивает руки на груди. Рука X, как видим, полупротянута к последней спичке. Подле них остается несколько любопытных, но все глядят куда-то в сторону. Камера показывает их детально. Вновь за кадром звучит голос X, которого в кадре более нет. (Тишина продлилась еще некоторое время, пока мы не увидели X и М.)
Голос X: И снова огромная гостиница была пуста и безлюдна.
Тишина должна продлиться до окончания показа этой группы и перейти в следующий план.
В салонах, галереях, вестибюлях и холлах видны другие группы. Мы наблюдаем людей, сидящих за столом, заставленным наполненными бокалами. Напряженные позы деланного покоя. Быть может, люди чувствуют себя одинокими. Вместо того чтобы смотреть на фужеры и в центр кружка, многие глядят по сторонам. Камера медленно описывает круги около них. Несмотря на это замедление, кадр должен быть быстрым, чтобы неподвижность персонажей не показалась неправдоподобной.
То же: какие-то люди, стоящие в дверном проеме; люди в баре; люди, которые в самый разгар игры как бы оцепенели (размышляя о трудном ходе), и т. д. Весь этот видеоряд носит тот же характер, что и вначале: зритель видит перегруженный декор, вечерние костюмы, бонтонное поведение всех и каждого. (Изображение темное, но четкое и блестящее.) Присутствуют и слуги, которые замерли, словно по команде смирно.
После небольшой паузы голос X звучит вновь, сопровождая изображаемое, как если бы комментировал его. Однако общих точек соприкосновения мало, и всегда существует некоторый разрыв между видимыми элементами и их устным перечислением: занятые стулья, полные бокалы, висящие на доске регистратуры ключи, письмо, которое портье вручил женщине, и т. д.
Голос X: Пустые салоны. Коридоры. Холлы. Двери. Салоны. Пустые стулья, глубокие кресла, толстые ковры. Тяжелые гардины. Лестницы, марши. Марши, одни следующие за другими. Стеклянные предметы, предметы пока что не тронутые, пустые фужеры. Падающий стакан, три, два, один, ноль. Стеклянная перегородка, письмо, затерявшееся письмо. Ключи, висящие на доске регистратуры, рядом — пронумерованные дверные ключи. Триста девять, триста семь, триста пять, триста три, люстры. Люстры. Жемчуга. Стекла без оловянной амальгамы. Зеркала. Бесконечные безлюдные коридоры…
Голос умолкает до того момента, когда камера начинает отъезжать от показываемой группы, чтобы направиться к следующей: трое стоят в проеме открытой двери (дверь достаточно монументальная; один из троих прислонился к косяку). Голос начинает звучать вновь, едва на экране появляется эта группа, как если бы он ее поджидал, имея задание оповестить о ее появлении на экране.
Голос X: Как и все остальное, сад был пуст.
Конец показа этой группы, как и последующей, не сопровождается ни единым словом. Поначалу стоит полная тишина, затем звучит скомпонованная из разрозненных нот музыка, слышанная ранее: композиция сериального типа, исполняемая на различных инструментах: фортепьяно, ударных, деревянных духовых и т. д. Для непосвященных она представляет собой нечто «несуразное», однако вовсе не «какофонию»; музыка должна быть одновременно раздражающей и сдержанной.
Последняя группа помещена в декорации, уже виденные в процессе изначального большого травелинга (после «шапки»): один из боковых коридоров или смежный холл, замеченный мимоходом во время перемещения (довольно быстрого) камеры по огромной галерее. Как и ранее, обойдя кругом стоящих истуканами персонажей, камера самым естественным образом возвращается к галерее из начала кинофильма и далее движется вдоль нее. Так же, как и в первый раз, галерея совершенно безлюдна. Театральная афиша висит на прежнем месте, как и в первый раз извещая: «сегодня вечером единственное ПРЕДСТАВЛЕНИЕ…»
На этот раз камера в зал для спектаклей не попадает. Двигаясь другим путем, едва отличающимся от предыдущего и начинающимся в конце галереи, она оказывается в зале средних размеров, заставленном многочисленными, никем не занятыми стульями и креслами, сдвинутыми по два, по три, по пять, со столом (или без него) посредине. Зал пуст (или почти пуст): в самом центре в одном из кресел сидит женщина (она вроде с кем-то беседует, однако в других креслах нет никого). Эта женщина — А. Она читает небольшую книжку в твердом переплете. Камера медленно движется прямо на нее.
Понемногу затихает музыка, и за кадром вновь слышится голос X, вначале довольно негромкий, но неизменно спокойный, уверенный и без особой теплоты.
Голос X: Это было в прошлом году.
Тишина. А продолжает чтение; снова раздается голос X, уже более громкий, но все той же тональности.
Голос X: Я так сильно изменился? Или вы просто делаете вид, что не узнаете меня?
А, поднимая глаза от книги и, положив ее, полузакрытую, на колени, с отсутствующим видом и не двигаясь, глядит в пол. Приблизившись к ней еще, камера замирает.
Голос X: Прошел год,