Паломничество на Землю - Роберт Шекли

– А, Том! Как сынишка? – приветствовал его Торштейн.

– Отлично, – ответил Лэниган, – просто отлично. Он кивнул с приятной улыбкой и продолжал идти под курящимся зеленым небом. Но от Торштейна так легко не отделаться.

– Том, мальчик, я тут поразмыслил над твоей проблемой, сказал Торштейн. – Я очень беспокоюсь о тебе.

– Как это мило с твоей стороны, – отозвался Лэниган. Право, не стоит…

– Но мне хочется! – искренне воскликнул Торштейн. – Я всегда принимаю участие в людях, Том. Всегда, сызмальства. А ведь мы с тобой друзья и соседи.

– Это правда, – вяло пробормотал Лэниган. (Когда вам нужна помощь, самое неприятное – принимать ее).

– Знаешь, Том, думается мне, что тебе не мешало бы хорошенько отдохнуть.

У Торштейна на все были простые рецепты. Так как он практиковал душеврачевание без лицензии, то остерегался прописывать лекарства, которые можно купить в аптеке.

– Сейчас я не могу позволить себе взять отпуск, – сказал Лэниган. (Небо приобрело красно-розовый оттенок; засохли три сосны; старый дуб превратился в крепенький кактус).

Торштейн искренне рассмеялся.

– Дружище, ты не можешь себе позволить не взять отпуск сейчас! Ты устал, взвинчен, слишком много работаешь…

– Я всю неделю отдыхаю.

Лэниган посмотрел на часы. Золотой корпус превратился в свинцовый, но время, похоже, они показывали точно. Почти два часа прошло с начала разговора.

– Этого мало, – продолжал Торштейн. – Ты остался здесь, в городе. А тебе надо слиться с природой. Том, когда ты в последний раз ходил в поход?

– В поход? Что-то не припомню, чтобы я вообще ходил в походы.

– Вот, видишь?! Старик, тебе необходимо прочное сцепление с реальностью и прежде всего с природой. Не улицы и дома, а горы и реки.

Лэниган снова взглянул на часы и с облегчением убедился, что они опять золотые. Он был рад – заплатив за них шестьдесят долларов…

– Деревья и озера, – декламировал Торштейн. – Трава, растущая под ногами, высокие черные горы, марширующие по золотому небу…

Лэниган покачал головой.

– Я был в деревне, Джордж. Это ничего не дало.

Торштейн упорствовал.

– Нужно отвлечься от искусственностей.

– Все кажется искусственным, – возразил Лэниган. Деревья или дома – какая разница?

– Люди строят дома, – благочестиво пропел Торштейн, – но Бог создает деревья.

У Лэнигана имелись сомнения в справедливости обоих положений, но он не собирался делиться ими с Торштейном.

– Возможно, в этом что-то есть. Я подумаю.

– Ты сделай. Кстати, я знаю одно местечко – как раз то, что нужно. В Мэнэ, у этого маленького озера…

Торштейн был великим мастером бесконечных описаний. К счастью для Лэнигана, кое- что его отвлекло. Напротив загорелся дом.

– Эй, чей это дом? – спросил Лэниган.

– Макелби. Третий пожар за месяц.

– Надо, наверное, вызывать пожарных.

– Ты прав. Я сам этим займусь. Помни, что я тебе сказал про то местечко в Мэнэ.

Он повернулся, и тут произошел забавный случай – асфальт под его ногами расплавился. Торштейн шагнул, провалился по колено и упал.

Том ринулся ему на помощь, пока асфальт не затвердел.

– Сильно ударился?

– Проклятье, я, кажется, вывихнул ногу, – пробормотал Торштейн. – Ну ничего, ходить можно.

И он заковылял сообщить о пожаре. Лэниган стоял и смотрел, полагая, что пожар этот – дело случайное и несерьезное. Через минуту, как он ожидал, пожар так же, сам по себе, погас.

Не следует радоваться чужой беде; но Лэниган не мог не хихикать, вспоминая о вывихнутой ноге Торштейна. Даже неожиданное появление потока воды на Мэйн-стрит не испортило ему настроения. Он улыбнулся колесному пароходу, прошедшему по небу.

Затем он вспомнил сон и снова почувствовал панику. Надо спешить к врачу.

На этой неделе кабинет доктора Сэмпсона был маленьким и темным. Старая серая софа исчезла; на ее месте располагались два стула с кривыми спинками и кушетка. Но портрет Андретти висел на своем обычном месте на стене, и большая бесформенная пепельница была, как всегда, пуста.

В приоткрывшейся внутренней двери появилась голова доктора Сэмпсона.

– Привет, – сказал он. – Я мигом.

Голова пропала.

Сэмпсон сдержал слово. Все дела заняли у него ровно три секунды по часам Лэнигана. Еще через секунду Лэниган лежал на кожаной кушетке со свежей салфеткой под головой.

– Ну, Том, как ваши дела?

– Все так же. Даже хуже.

– Сон?

Лэниган кивнул.

– Давайте-ка припомним его.

– Лучше не стоит, – произнес Лэниган. – Я еще сильнее боюсь.

Наступил момент терапевтического молчания. Затем доктор Сэмпсон сказал:

– Вы и раньше говорили, что страшились этого сна; но никогда не объясняли почему.

– Это звучит глупо…

Лицо Сэмпсона было спокойным, серьезным, собранным; лицо человека, который ничего не находит глупым, который просто органически не в состоянии увидеть что- нибудь глупое.

– Хорошо, я скажу вам, – резко начал Лэниган и замолчал.

– Продолжайте, – подбодрил доктор Сэмпсон.

– Видите ли, я боюсь, что когда-нибудь, каким-то образом, мир моего сна станет реальным. – Он снова замолчал и затем быстро проговорил: – Однажды я встану и окажусь в том мире. И тогда тот мир станет настоящим, а этот – сновидением.

Лэнигану хотелось узнать, какое впечатление произвело на Сэмпсона его безумное откровение. Но по доктору ничего не было заметно. Он спокойно разжигал свою трубку тлеющим кончиком указательного пальца. Затем он задул палец и произнес:

– Ну, продолжайте.

– Продолжать?! Но это все!

На розовато-лиловом ковре появилось пятно размером с монету. Оно потемнело, сгустилось и превратилось в маленькое фруктовое дерево. Сэмпсон понюхал плод и печально посмотрел на Лэнигана.

– Вы ведь и раньше рассказывали мне о своем сне, Том.

Лэниган кивнул.

– Мы все обсудили, проследили его истоки, проанализировали значение… Мы поняли, мне верится, зачем вы терзаете себя этим кошмаром. И все же вы каждый раз забываете, что ваш ночной ужас – не более, чем сон, который вы сами вызвали, чтобы удовлетворить потребности своей психики.

– Но мой ночной кошмар очень реалистичен!

– Вовсе нет, – уверенно заявил доктор Сэмпсон. – Просто это независимая и самоподдерживающаяся иллюзия. Человеческие поступки основаны на определенных представлениях о природе мира. Подтвердите их, и его поведение становится понятным и резонным. Но изменить эти представления, эти фундаментальные аксиомы почти невозможно. Например, как вы докажете человеку, что им не управляют по секретному радио, которое слышит только он?