Командир. Трилогия - Чупин Олег

   Потери ушкуйников в этом бою составили двадцать девять человек убитыми и ранено было сто одиннадцать бойцов, и только один из них в последствии умер.

   Но все-таки пара барок, груженных припасами и по этой причине находившихся не вместе с остальными, а стоящие около северного побережья Эспаньолы, и в горячке боя, на фоне берега, не были замечены ушкуйниками и их шкиперы приняли единственно правильное для них в сложившейся ситуации решения, сбежали от выигравших сражение приватиров. Со своими четырьмя-пятью трехфунтовками они ни как не могли повлиять на исход этой морской баталии. Зато доставленная шкиперами в Сантьяго-де-Куба информация о разгроме карательной армады, была воспринята генерал-капитаном Кубы доном Диего де Масарьегос, с большим внимаем, после чего, какими-то неисповедимыми путями она просочилась в город и в нем и его окрестностях уже через три часа разразилась паника. Слухи о поражения, отправленной покарать нечестивых пиратов, армады, и о том, что тысячи победителей на сотнях судов направились к столице острова, породил бегство из города, не только аристократов и иных обеспеченных горожан, но и простого люда, бедняков. У всех еще были свежи в памяти действия в 1555 году французских пиратов 'посетивших' с не дружественным 'визитом' Гавану. И только через месяц беженцы стали возвращаться домой и отстраивать свои жилища сильно пострадавшие от мародеров.

   Вскоре после сражения, о результатах которого по радио сообщили в Порт-Иван и Рюрик-на-Тобаго, на рейде Порта-Росс отдали якорь прибывшая из бухты Надежная 'Белуха' и привезший с Тобага Семенова, 'Князь Дмитрий Донской', который, не задерживаясь в порту, выгрузил привезенный каучук, загрузился припасами, в основном порохом, ядрами, картечью и пулями. Кроме них приняв еще строительные метизы с негашеной известью, потихоньку вышел из гавани и, поднял паруса, взяв курс на Тобаго. А клипер остался на зимовку в Порт-Россе.

   Трофейные галеоны, каракки поставили на дезинфекцию, мойку и ремонт в порту Тортуги, а каравеллы и четверку, каким-то чудом уцелевших у побережья Тортуги двухмачтовых барок, перегнали в гавань Пор-де-Пе, где подвергнув тем же процедурам, приступили к их ремонту.

   Начали заново отстраивать уничтоженный испанским десантом стапель с незавершённым корпусом земснаряда, который и возвели в середине января следующего года. Сразу заложив на нем новый корпус землечерпалки, с использованием стального силового набора для него, благо сжегшие стапель, испанцы не успели запалить сараи с сухой древесиной, которая, впоследствии и использовался для строительства нового корпуса земснаряда.

   К концу года развернули активные работы по отсыпке островов, на месте кос отсекающих гавань Порт-Росса от пролива Тафта. Огромные каменные блоки в два, три ряда опускали друг на друга на максимальных границах кос, поднимая их с каждым блоком все выше и выше от уровня моря. Пространство между возводимых таким образов четырех стен засыпали битым камнем и иным мусором, кроме древесины, остающимся при строительных работах и в каменоломнях. Соответственно такой огромный объем работ в этом году не был окончен и перешел в наступающий год.

   В общем, после победы, жизнь в Порт-Россе вошла в 'мирную' колею и продолжалась так до окончания этого года. А иные походы это уже повествования наступающего года.

   Земли Московского царства, Москва, Уральский уезд и иные. Январь-декабрь по новому стилю 1559 года РХ.

   На Руси продолжалась Ливонская война и противостояние с Крымским ханством. К весне этого года войска Ливонского ордена были окончательно разгромлена, а сам Орден фактически перестал существовать. В этой заварушке продолжали участвовать и войска Уральского уезда. Воевода Яма-на-Желче Тищенко Аркадий Степанович организовал пятый полнокровный стрелковый полк по уральским штатам в две с половиной тысячи воинов. Пара полутысяч (батальонов) у него были у самого, боевая и переведенная в боевую учебная. Третью за зиму сформировал, обучил, обмундировал и вооружил согласно штатам, из ходивших с ним в набеги охочих псковских и новгородских людей. Полутысячу кованой конницы с артиллерией, разведкой, саперами и санитарными подразделениями, в том числе и штатное вооружение с личным составом 'гуляй города', весной перебросили водой из Уральского уезда. Собираясь поучаствовать в ливонском 'веселье' уже в ранге полноправного полковника, командира стрелкового полка, Аркадий Степанович, рассчитывал заодно, и сбить пока рыхлый конгломерат подразделений в единый боевой организм полка. Кроме Тищенского полка, в Ливонии находилась и так много русских войск. Теперь с такими силами по весне можно и додавить до конца ливонского аспида, казалось вот еще один удар и окончательная победа. Однако по каким-то необъяснимым интересам, последовало указание Алексея Адашева русским воеводам, об остановки наступление войск. Воеводы выполнили указание, и следую ему далее, приняли предложение о перемирии, исходящее от Дании, которое длилось с марта по ноябрь 1559 года, и начали сепаратные переговоры с ливонскими городскими кругами в лице бургомистров и купеческой старшины, о замирении Ливонии в обмен на некоторые уступки в торговле со стороны немецких городов.

   Пока длилась эта не нужная русским катавасия с мирными переговорами, новый магистр Ливонского ордена Готхард Кетлер, 31 августа 1559 года заключил в Вильно соглашение с королем Польши и Литвы Сигизмундом II Августом, о вступлении Ливонии под протекторат Польши, которое было дополнено 15 сентябрем договором о военной помощи Ливонии Польшей и Литвой. Этот договор перевел войну Московии с Ливонским орденом из войны двух государств, в борьбу России с государствами Восточной Европы за ливонское наследство, в связи с переходом земель Ордена под покровительство королей Польши с Литвой и Швеции с Данией. И начавшаяся было победоносно Ливонская война, опять как в мире 'витязей', грозила перерасти в затяжную войну России с множеством европейских балтийских государств.

   Ни как не мог остепениться и крымский хан Девлет-Гирей, продолжавший 'шалить' на южной и юго-западной границах Руси. Хотя царь Иван IV и выделило в этом году шесть полков поместной конницы для охраны южной границы, в том числе и один с Уральского уезда. Но трех тысячный татарский загон сумел прорваться в тульские 'места'. Другие крымские отряды 'воевали', грабили под Пронском и возле казанского рубежа. Правда, около последнего им опять не обломилось. Нарвались на второй полк кованой конницы уральцев и, потеряв около сотни всадников, повернули назад, по пути пограбив чуток, разорив пару попутных деревушек в пять-шесть дворов. В общем, для этого чамбула год выдался 'не урожайный', не добычливый. Зато на тульском и пронском направлениях более многочисленные крымские загоны смогли ухватить не малую добычу, в том числе и полон, и 'уволочь к себе в логово'. В ответ государь распорядился послать в поход 'промышляти крымские улусы' восьми тысячное русское войско под командованием воеводы Данила Адашева. И оказать помощь зельем, свинцом и пищалями черкасским казакам князя Дмитрия Вишнивецкого, который во главе пяти тысячной рати выступил на турецкую крепость Азов, расположившейся в устье Дона. В низовьях Дона князь Дмитрий соединился с русским отрядом под командованием царского постельничего Игнатия Вешнякова.

   Окольничий Даниил Федорович Адашев со своим отрядом спустился на лодках вниз по Днепру и вышел в Черное море. Его ратные люди захватили две турецких галеры, неосторожно ночью заночевавших около берега и попавшихся на пути русской рати. Нападение русской флотилии заставило врасплох крымского хана Девлет-Гирея. Окольничий высадился на западном побережье Крыма, разгромил несколько посланных против него татарских конных отрядов. Пройдя по побережью и даже немного углубившись вглубь полуострова, освободил множество русских и литовских православных пленников, и благополучно вернулся к Монастырскому острову, на котором и устроил свою временную ставку. Князь Дмитрий Вишневецкий хоть и не смог захватить Азов, но вместе с казаками донского атамана Михаила Черкашенина, перехватил и разгромил на реке Айдар татарский конный отряд почти в три сотни сабель, шедший набегом в Казанскую землю.

   В общем, этот год для России выдался непростым и как всегда не мирным. Тем более непонятные телодвижения одного из главных царевых ближников Алексея Адашева сильно ухудшили положения страны на конец года, практически поставив её между двух огней, крымско-турецким и польско-литовско-ливонским и в перспективе присоединившейся Швеции. И не зря государь предпринимал меры к усилению армии. Формируя по городам и уездам пяти сотенные стрелецкие полки имеющих на вооружении 'сакмарочки' и шести орудийные батареи шестифунтовых чугунных пушек уральской выделки. Но формирование и обучение шло не так быстро как хотелось Ивану. Тяжкие думы об полках нового строя частенько одолевали Московского владыку. Нехватка в первую очередь золота и серебра сильно сдерживало желания царя иметь под своей рукой, как можно скорее не менее сотни подобных полков. Благо, что господь послал этих иноземных бояр, осевших на Яике и снабдивших формируемые и имеющиеся полки ружьями и пушками. Да и четверть всех огневых припасов идущих на нужды полков, так же в казну приходит от них. А тут и их желание отомстить своим обидчикам гишпанским католикам схизматикам, неожиданно стало приносить добычу. И бояре не жадничали, передавали в государеву казну, на нужды страны не малое количества золота с серебром. Если бы не они, то даже имевшихся сейчас двух с половиной десятков стрелецких полков было бы не на что формировать, нечем вооружать и не на что содержать. Да и их советы, несмотря на их вроде бы малость, опять шли на пользу его казне и царству. Вот хотя бы их задумка с гербовыми листами с малым и большим орлами. Цена полкопейки и копейка, а в итоги набегает в казну не одна тысяча, уже рубликов. Ведь разнообразные ряды заключаются на Руси постоянно и во множественном числе. И ни кто не хочет, чтобы ряд был признан недействительным. Да и челобитную ни одну не примут, если подана она не на гербовой бумаге. И еще один плюс, кроме финансового, выявился от введения для челобитчиков 'орлиных' листов, уменьшилось количество 'пустых' челобитных. Если и писали, то только по действительно важному поводу, что государю на большом орле, что в приказы и воеводам на малых орлах. Вот и приобретают листы большого и малого орла подданные и несут свои копейки и их половинки. Которые потихоньку сливались в недрах Ямского приказа сперва в тоненькие ручейки, потихоньку увеличиваясь в своем количестве, чтобы в итоге впасть в государеву казну тысячерублевым потоком. Да и та же фарфоровая и хрустальная посуда и иные поделками из них, огромные, больше человеческого роста зеркала, нашли своё место. Отлично шли на подарки соседним правителям, да и своих подданных наградить, и ни кто не будет в обиде. Сразу видно, вещь дорогая, статусная, передают, значить оказывают уважения. Да и ещё эта задумка писать на кубках и иных вещицах из хрусталя и фарфора, кто, кому и за что вручает подарок, тоже показала себя. Служивые по всей стране мечтают получить от имени государя что-нибудь с такой надписью. Потом дома ставят на полку, надписью к будущим гостям и хвалятся этим дорогим и зримым воплощением царской милости. А казне эти вещи обходятся как минимум вполовину своей цены. Сами уральские бояре и определили стоимость передаваемых в казну товаров. Опять не о своей калите заботятся, а о государевой.