Сочинения - Валерий Брюсов

возвращенный поцелуй!

О незнанье! о невинность! робость радостного взгляда,

перекрестный бой сердец!

И слиянье в сказке длинной, там, где боль уже —

услада, где блаженство и конец!

И сквозь сумрачные сети, что сплели высоко буки,

проходящий луч луны,

И в его волшебном свете чьи-то груди, чьи-то руки

беззащитно сплетены!

Но почему темно? Горят бессильно свечи.

Пустой, громадный зал чуть озарен. Тех нет.

Их смолкли хохоты, их отзвучали речи.

Но нас с тобой связал мучительный обет,

Идем творить обряд! Не в сладкой, детской дрожи,

Но с ужасом в зрачках, – извивы губ сливать,

И стынуть, чуть дыша, на нежеланном ложе,

И ждать, что страсть придет, незванная, как тать.

Как милостыню, я приму покорно тело,

Вручаемое мне, как жертва палачу.

Я всех святынь коснусь безжалостно и смело,

В ответ запретных слов спрошу, – и получу.

Но жертва кто из нас? Ты брошена на плахе?

Иль осужденный – я, по правому суду?

Не знаю. Все равно. Чу! красных крыльев взмахи!

Голгофа кончилась. Свершилось. Мы в аду.

1905, 1907

Возвращение

Она

Я пришла к дверям твоим

После многих лет и зим.

Ведав грешные пути,

Недостойна я войти

В дом, где Счастье знало нас.

Я хочу в последний раз

На твои глаза взглянуть

И в безвестном потонуть.

Он

Ты пришла к дверям моим,

Где так много лет и зим,

С неизменностью любя,

Я покорно ждал тебя.

Горьки были дни разлук,

Пусть же, после жгучих мук,

То же Счастье, как в былом,

Осеняет нас крылом.

Она

Друг! я ведала с тех пор

Все паденья, весь позор!

В жажде призрачных утех

Целовала жадно грех!

След твоих безгрешных ласк

Обнажала в вихре пляск!

Твой делившее восторг

Тело – ставила на торг!

Он

Друг! ты ведала с тех дар,

Как жесток людской укор!

Речью ласковой позволь

Успокоить эту боль;

Дай уста, в святой тоске,

Вновь прижать к твоей руке,

Дай молить тебя, чтоб вновь

Ты взяла мою любовь!

Она

Все былое мной давно

До конца осквернено.

Тайны сладостных ночей,

И объятий, и речей,

Как цветы бросая в грязь,

Разглашала я, глумясь,

Посвящала злобно в них

Всех возлюбленных моих!

Он

Что свершила ты, давно

Прощено, – освящено

На огне моей любви!

Душный, долгий сон порви,

Выйди вновь к былым мечтам,

Словно жрица в прежний храм!

Этот сумрачный порог

Все святыни оберег!

Она

Я не смею, не должна…

Здесь сияла нам весна!

Здесь вплетала в смоль волос

Я венок из желтых роз!

Здесь, при первом свете дняг

Ты молился на меня!

Где то утро? где тот май?

Отсняло все. Прощай!

Он

Нет, ты смеешь! ты должна!

Ты – тот май и та весна,

Жемчуг утр и роз янтарь!

Ты – моей души алтарь,

Вечно чистый и святой!

И, во прахе пред тобой,

Вновь целую я, без слов,

Пыльный след твоих шагов!

23 ноября 1908

В эпическом роде

Жизнь

Безликая, она забыла счет обличий:

Подсказывает роль любовнику в бреду,

И коршуна влечет над нивами к добыче,

И гидре маленькой дает дышать в пруду.

В пустыне выжженной встает былинкой смелой,

В ничтожной капельке селит безмерный мир,

Рождает каждый миг, вплетает тело в тело

И семена существ проносит чрез эфир!

От грозных пирамид и гордых библиотек

До гор, воздвигнутых из ракушек морских,

От криков дикаря, метнувшего свой дротик,

До черного червя, который мудро тих, —

Сверкает жизнь везде, грохочет жизнь повсюду!

Бросаюсь в глубь веков, – она горит на дне…

Бегу на высь времен, – она кричит мне: буду!

Она над всем, что есть; она – во всем, во мне!

О братья: человек! бацилла! тигр! гвоздика!

И жители иных, непознанных планет!

И духи тайные, не кажущие лика!

Мы все – лишь беглый блеск на вечном море лет!

Март 1907

Надписи к гравюрам

За утесом

Плыви, плыви рекой волнистой!

Мы за утесом стережем

И в знойный час, и в вечер мглистый

С кинжалом, луком и копьем.

Купец богатый, странник скудный,

Из Рима робкий пилигрим, —

Вы все, с отвагой безрассудной,

Скользите лоном голубым!

Сияет солнце, воздух нежит,

Вода, как ясное стекло,

Но визг стрелы мечты прорежет, —

И кормщик выронит весло!

Что юный гость? что путник старый?

Вся жизнь твоя свелась на вскрик!

Сбирай весь год свои товары,

Ты с прибылью простишься вмиг!

Плывите, люди, мимо! мимо!

Вас жизнь влечет, вас манит твердь, —

Но мы вас ждем неумолимо:

Мы – тайна! мы – беда! мы – смерть!

27 февраля 1906

Освобождение

К стене причалил челн полночный,

Упали петли из окна,

И вот по лестнице непрочной

Скользнула с высоты Она.

Дрожа от счастья и тревоги,

За мигом миг следили мы, —

Пока Ее коснулись ноги

До тихо зыблемой кормы!

Я принял, как святыню, в руки

Ее, закрытую фатой.

И весел – были тихи звуки,

И челн – был призрак над водой.

Она не молвила ни слова

И не явила нам лица,

Но громче ропота морского

Стучали сильные сердца!

И, наклоняя лица ниже,

Сжав рукояти шпаг своих,

Мы знали все, что ближе, ближе

Час поединков роковых!

3 марта 1906

Встреча

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя.

А. Пушкин

Ты мне предстала как виденье, —

В глазах испуг и смутный стыд.

Мы были рядом на мгновенье,

И встречи жизнь не повторит.

Кто ты? откуда? с кем таилась

В наемной комнате вдвоем?

Куда, под утро, торопилась

С своим стыдливым узелком?

Тебя любовь ли в эти двери

К продажным ложам привела,

И упоили ль в полной мере

Тебя и грех, и страсть, и мгла?

Иль ты пришла сюда за платой,

С тупым отчаяньем в мечтах,

И называла ночь проклятой,

Дрожа без сил в чужих руках?

И, возвращаясь в повседневность,

Домой, меж утренних теней,

Обманешь ли ты мужа ревность

Иль чуткость матери твоей?

20 ноября 1905

Монах

На поле жизненного боя,

Где Рок влечет нас, как самум, —

Душа возжаждала покоя,

Молитв и одиноких дум!

И вот, презрев соблазн свободы

И мира призрачную ширь,

Сошел я под глухие своды,

В твои затворы, монастырь!

Вне стен – и ужас и веселье,

Пиры любви и красоты.

Но здесь хранит ревниво келья

Всегда спокойные мечты.

Я жизни иноческой свято

Блюду определенный чин,

И дни, с восхода до заката, —

Как ряд медлительных годин.

Люблю я благовест рассвета,

Церковной службы череду,

Степенность братского привета,

Ночь, посвященную труду.

Мне хорошо, под буйство бури,

При кротком блеске ночника,

На тщательной миниатюре

Чертить узоры лепестка;

Иль, не спеша слагая главы

И им не ведая конца,

Припоминать о жажде славы,

В миру сжигающей сердца.

31 марта 1906

Noli me taniere, Maria [302]

Прошел печально день субботний,

Сияет небо новым днем,

И в душах всех бесповоротней

Разуверение во всем!

Он говорил: «Как свет зарницы,

Приду, и воззову на суд…»

И вот лежит во тьме гробницы,

И стражи тело берегут.

Но женщин души не устанут,

Как горный ключ, струить любовь:

«Он обманул… иль был обманут…

Но Он страдал и пролил кровь!»

Несут ко гробу ароматы,

Но пустотой зияет он…

И тут же веет слух крылатый,

Что труп врагами унесен.

Тогда, всем горестям услада,

К Марии сходит сам Христос,

Но в нем ей мнится сторож сада, —

Она к нему: «Не ты ль унес…»

И, слыша речи роковые

Не могшей победить искус,

«Noli me tangere, Maria!» —

Ей отвечает Иисус.

Март 1906

Видения

Повольник

Здравствуй, буйная ватага, удалых годов друзья!

Вот и снова я – бродяга, вот опять – повольник я!

Я в затворах жил подолгу, выпил чашу рабской доли,

Но я молод – видя Волгу, я могуч – под ветром с воли!

Повинуйтесь, братцы, кличу, становитесь в бранный круг!

Как бывало, на добычу поведу за стругом струг.

Ах, как сладки лязги сабли! как бессильно свищут пулк!

Что, удар мой не ослаб ли? голос слышен ли и в гуле?

А теперь дели, что взято! всем по ровну, без греха!

Горстью мерь сребро и злато, а на локоть мерь меха.

Спрятав знатные товары, мы костер зажжем над плесом,

Будут звонко вторить чары нашим песням стоголосым;

А когда луна остудит волны Волги и песок,

Всем по очереди будет с полоняночкой часок!

20 мая 1907

Русалка

Она, свои скрывая груди

И лоно зыбким тростником,

На мир, где колдовали люди,

Смотрела из реки тайком.

Ей был понятен их веселий

И их забот вседневный строй, —

Призыв пастушеской свирели,