Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш

А потом я увидела шарманщика, он шел и крутил ручку большого музыкального инструмента, который удерживал на весу при помощи толстого кожаного ремня, накинутого на шею. Веселая популярная мелодия освежала знойный полдень.

Я почувствовала руку соседа у себя на локте.

— Смотри. — Он указал на маленькую обезьянку, сидевшую на плече музыканта. Вокруг шарманщика собралась целая толпа, привлеченная музыкой и забавным зверьком, который бегал среди зрителей с жестяной банкой и собирал монетки для своего хозяина.

Обезьянка была одета в яркий красно-желтый наряд. Но эти счастливые цвета совсем не подходили к грустным глазам маленькой пленницы. Я видела, что в ее взгляде смешались усталость и безнадежность.

Но люди ничего не замечали, тыкали в обезьянку пальцами, кидали монетки и смеялись. Я знала, что никто из них не задается вопросом: раз зверек так счастлив, то зачем хозяин нацепил на него ошейник и поводок?

Сосед все еще держал меня за локоть и гладил пальцами по руке.

— В чем дело, моя маленькая леди? Почему ты грустишь? — спросил он.

— Все в порядке, — ответила я, потому что понимала: в отличие от меня, он знает, в чем дело.

— Думаю, на обратном пути ты поедешь впереди. Может, это тебя развеселит.

Я знала, что он прав. И от этого было только хуже.

Шли годы, но в моей жизни мало что менялось.

Джеку было всего несколько месяцев, когда отец сообщил, что Дейв уволился и переехал с семьей в другое место. «Нашел новую работу где-то на севере», — сказал он, и это был последний раз, когда имя Дейва упоминалось в нашем доме. Джек стал полноправным членом семьи, и я часто слышала, как отец с гордостью говорит «мои сыновья».

Теперь он реже напивался и еще реже уходил в запой, мама казалась вполне довольной этим, но я по-прежнему не доверяла отцу, поскольку время от времени он все-таки не мог противиться соблазну пойти в паб. После этого в доме снова слышались его пьяные крики и мамин плач.

Но когда я сказала маме, что меня пугают его вспышки гнева и грубость, она, к моему огромному удивлению, попыталась его оправдать.

— Марианна, попробуй относиться к нему мягче, — сказала она. — Ему несладко пришлось в детстве, понятно, что он ожесточился.

— Да? — недоверчиво взглянула я на маму. — А по-моему, у него очень милые сестры, и бабушка обычно ведет себя так, слово он всегда все делает правильно, хотя мы ей и не нравимся.

Мама вздохнула и объяснила, что раньше все было совсем по-другому. Тогда я наконец узнала, каким было детство моего отца.

— Его мама, твоя милая старая бабушка, вся такая добрая и правильная… ну, она не всегда была такой. Когда-то, Марианна, о ней ходили слухи по всему городу. Она была привлекательной стройной девушкой и умудрилась родить ребенка, не потрудившись перед этим выйти замуж. Она даже не стала уезжать из города, как делали другие девушки в подобной ситуации. Нет, она ходила по улицам, нагло демонстрируя округлившийся живот.

Я с широко раскрытыми глазами слушала рассказ о прошлом моей семьи. Мама обычно обращалась со мной, как с маленькой девочкой, которой не нужно знать о подобных скандальных подробностях, но в этот раз она, судя по всему, решила поговорить со мной как со взрослой.

— А что случилось потом? — спросила я, пытаясь скрыть охватившее меня волнение.

— Ничего особенного. Твоя бабушка, ко всеобщему удивлению, оставила ребенка. Люди сплетничали, что она забеременела от какого-то богача и он заплатил ей за молчание, но сегодня даже твой отец не знает, есть ли в этом хоть доля правды. В любом случае, после того как ребенок появился на свет, она уехала, оставив его на попечении своей матери. И уж та обращалась с ним ой как неласково. Твоя прабабка всю жизнь считала, что этот ребенок — позор для ее семьи. А еще она искренне верила в справедливость поговорки «Розги пожалеешь — ребенка испортишь» и колотила его за малейшую провинность. — Мама замолчала, представив маленького мальчика, каким был мой отец, отчаянно пытающегося укрыться от гнева своей бабушки. — Ему пришлось жить с этой злобной старухой до тех пор, пока его мать наконец не вышла замуж. Но дело было сделано, и он так и не простил мать за то, что та его бросила. И я тебе вот еще что хочу сказать: когда я забеременела, твой отец на мне женился. Его матери это не понравилось, а он все равно от меня не отступился.

Но несмотря на все мамины старания, я никак не могла оправдать отцовскую жестокость. У меня просто не получалось забыть о том, как избитая мама лежала на полу, как кровь текла у нее изо рта, как она потом ходила с опухшим от синяков лицом. Если он знал, каково это — быть напуганным и несчастным, то почему старался причинить боль окружающим?

Этот разговор не помог мне увидеть отца в более выгодном свете, зато я окончательно убедилась в том, о чем всегда догадывалась, — я была нежеланным ребенком.

Может быть, когда мама только обнаружила, что беременна, и отец согласился жениться на ней, она и была счастлива, но в результате она оказалась замужем за человеком, который винил нас обеих в том, что мы лишили его возможности выбора и испортили ему жизнь.

И я поняла, почему мама, осознав, что паб кажется ему привлекательней, чем дом и семья, начала в свою очередь винить меня в одиночестве и плохом отношении к ней отца.

После подобных откровений я пыталась смотреть на отца иначе. Я старалась представить маленького забитого мальчика, которому пришлось расплачиваться за позор своей матери, но образ взрослого мужчины, управлявшего домом при помощи страха и кулаков, был гораздо ярче.

А еще в результате разговора с мамой я поняла: то, что мужчина из соседнего дома заставляет меня делать, действительно неправильно. Мою бабушку почти выгнали из города за то, что она спала с мужчиной до свадьбы! И даже если за сорок лет отношение к этому поменялось, моя мама по-прежнему говорила о своей беременности очень тихо и только с теми, кто был в курсе.

Именно тогда я попыталась сказать соседу, что больше не хочу этим заниматься.

Он засмеялся, обхватил ладонями мое лицо и заставил смотреть прямо ему в глаза.

— Итак, Марианна, ты действительно хочешь, чтобы я нашел себе другую девочку? — насмешливо спросил он. — Ведь ты же знаешь, что тогда случится.

Да. Тогда я останусь одна. Слишком много лет прошло с момента нашей встречи — я уже слабо представляла, каково это — быть свободной от него.

— В любом случае, — продолжил он, уже зная, что победил, но желая усилить эффект и полностью восстановить контроль, — я не думаю, что ты была девственницей, когда все случилось в первый раз. У настоящих девственниц, знаешь ли, очень сильно идет кровь. А у тебя крови не было, так ведь?

Я не совсем понимала, что значит слово «девственница», но по его тону начинала догадываться, что это что-то очень важное. Я отвела взгляд и пробормотала, что у меня немножко текла кровь.

— Да ладно, Марианна. Я уверен, что ты и до меня занималась этим с мальчиками.

Мои глаза наполнились слезами, я яростно затрясла головой, пытаясь убедить его, что это неправда.

Он сказал, что верит мне, и обнял меня. Я снова грелась в теплых лучах его заботы — и это тепло сохранилось до конца дня, потому что он не заставлял меня ничего делать, а просто довез до дома.

В следующий раз, когда я попробовала отказать ему, он уже не пытался меня поддразнивать. Улыбка сошла с его лица, а холодный тон подсказал, что он очень рассержен.

— Хватит вести себя, как маленькая глупая девочка, — резко оборвал он меня.

Я сжала руки в кулаки, собрала всю свою храбрость и крикнула:

— Я все расскажу маме!

Он раздраженно прищурился, сжал губы и схватил меня за плечи — на этот раз не для того, чтобы погладить, а чтобы хорошенько меня встряхнуть.

— Ты что, забыла о красавице Руфь Эллис? Забыла, что с ней случилось? — прошипел он. — Они повесили ее, потому что она тоже занималась этим. Сколько раз я говорил тебе, что только со мной ты в безопасности? Я никогда не позволю им забрать тебя! Вот, значит, как ты платишь за мою доброту?..

Мне и в голову не приходило задуматься над тем фактом, что именно он заставлял меня делать все эти ужасные вещи. А уж о том, чтобы сказать ему об этом, и речи быть не могло. Онемев от отчаяния и беспомощности, я прижалась к дверце машины и стала смотреть в окно. Его руки обхватили меня, но на этот раз не было ласковых слов, успокаивающих поглаживаний, он просто резко указывал, что мне делать. Через несколько мгновений я уже сидела у него на коленях, сжав кулаки и глотая слезы, а он снова заталкивал в меня эту штуку.

Не желая, чтобы кто-то обнаружил пятна на моих трусиках или заметил странный запах, он внимательно следил, чтобы я вытиралась дочиста.

— Марианна, — говорил он, — мужчины всегда делают это с девочками, которые им нравятся. И они занимаются этим, когда хотят. Неужели ты хочешь, чтобы я перестал быть твоим другом?