Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую - Ирина Летягина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Качественных и хороших вещей для похода у меня было всего три. И, к сожалению, обувь не входила в список.
Из качественного у меня были: рюкзак, куртка с защитой от ветра и термобелье.
Рюкзак был куплен давным-давно. Он путешествовал больше меня. Он мотался в Индию и побывал в непальском треке с моими подругами. Рюкзак, правда, был хорош: пятидесятипятилитровый, с плотной спиной, все регулируется. За пять лет, что он служил мне верой и правдой, сломались застежки на двух маленьких карманах и обхват талии. Но считаю это несущественными издержками. Даже с ним спина болела, но с другим, уверена, боль была бы интенсивнее.
Куртка с защитой от ветра была больше меня размера на два. Она так скрывала очертания моей фигуры, что невозможно было понять, я девушка или парень-подросток. Изначально она покупалась специально для океана, но за неимением другой я взяла ее в поход. Красная, стильная, с водонепроницаемыми рукавами и классным желтым капюшоном. На груди и плечах были светоотражатели, поэтому я не боялась ходить по ночам, если путь проходил рядом с дорогой. Если заряжал сильный дождь, то я на всякий случай надевала на себя огромный пакет, как пончо. Выглядело это так себе, но работало. В принципе, верх всегда был сухой и теплый. Куртка себя оправдала.
Без дорогого термобелья можно было вполне обойтись, но как дополнительный комплект второго слоя он был приятен.
Все остальное, что несла в рюкзаке, было самым-самым обычным, как в песне: слепила из того, что было.
Джинсы с китайского рынка мне подарила младшая сестра. Протерлись на бедре о липучку куртки, всю дорогу шла с дыркой спереди. В дождь были мокрыми.
Лосины тоже были донацией сестры. Тепло, и ладно.
Шарф и шапку мне отдала Юля. Они меня очень выручили, потому что без них ошалела бы от холода и ветра.
Носков с собой у меня было четыре пары. Никакого треккингого понта. Одна пара шерстяных, русских, купленных в переходе за двести рублей. Они были теплыми, крепкими и красивыми, со снегирями по бокам. Испанцы мне завидовали. Вторая пара – испанские, отвратительного качества. И две пары обычных хлопчатобумажных носков. Я носила сразу по две пары, поскольку это снижает вероятность натереть мозоль: носки трутся друг о друга, а не о кожу ступни.
Еще у меня с собой были две флисовые кофты и одни флисовые штаны. Я купила их на распродаже за три копейки и носила каждый божий день. Они сохли за три минуты, словно семиклассницы по исполнителю популярных песен, были легкими, теплыми и приятными к телу.
В аптечке я несла лекарства от всего на свете, но в итоге использовала вату, стрептоцид, пантенол и йод. Пластыри на моих ногах не работали. А вата с мазью и скотчем шли за милую душу.
Ботинки были моей болью. Представьте, что вам надо перейти пустыню. И вы вместо верблюдов берете в поход двух арабских скакунов. В итоге и вы, и арабские скакуны посреди пустыни шалеете от этой досадной ошибки. Один из скакунов прямо посередине ломает одну ногу, потом вторую.
Это точь-в-точь моя история с ботинками. Они неплохие, красивые серые «Найки» из замши. Шнурок змейкой проходил через пришитые к ботинку петли. Первая петля оторвалась от ботинка на второй день пути. Через две недели на ботинках осталось по две петли, шнурок еле держался. На правом еще и подошва отклеилась за пять дней до Сантьяго-де-Компостела. Ботинки эти сгодились бы для легкого недельного трека на Селигер, не больше.
Через три недели после начала похода мои арабские скакуны начали медленно умирать в пустыне. Я перематывала их веревкой посередине, чтобы как-то дойти. Никакой фиксации лодыжки и в помине не было. Но я успокаивала себя тем, что пилигримы двести лет назад как-то доходили без защиты от влаги и протекции суставов, значит, и я дойду.
Первый разговор с человеком. Кастильбланко-де-лос-Арройс
Это был второй день похода. Моя лысая голова блестела на солнце. Пока я не побрилась, я не знала, что ветра так много. Теперь голова ощущала его постоянное присутствие и изменение траекторий его вихрей. Пресловутая связь с небом. Ветер меняет свое направление сотни раз за минуту. Обнаженный череп чувствует это, словно послюнявленный палец, увеличенный во много раз. Мужчинам несказанно повезло. Они могут бриться наголо и не чувствовать никакой социальной стигматизации. Никто не посчитает, что мужчина потерял волосы в результате серьезного заболевания, не подумает, что он сбежал из колонии строгого режима. Он совершенно без притеснений может наслаждаться ветром, он может проводить рукой по крошечному ежику, слегка колющему ладонь, и слышать звон удовольствия в ушах. Мне хотелось бы всегда быть бритоголовой. Но я еще не знала, как меня будут воспринимать люди. С момента начала путешествия я ни с кем не говорила.
Я шла по тропе мимо лугов и полей. Пару раз меня нагоняла улюлюкающая группа велосипедистов, и я уходила в сторону, чтобы пропустить их вперед. Коровы вольготно развалились справа и слева от дороги под оливковыми деревьями. Ничто их не могло потревожить. В тот день я начала идти рано и потому уже к полудню пришла в деревню, где можно было переночевать. Я зашла в деревенскую церковь, на покатой крыше которой аисты свили несколько гнезд. В церкви никого не было. Я опустилась на скамью и медленно закрыла глаза. Через несколько минут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела темноволосую испанку со встревоженным лицом. Она спрашивала меня, все ли со мной хорошо. Я успокоила ее, объяснив, что мне просто хочется немного отдохнуть. Марта, так звали заботливую девушку, сказала, что будет рада покормить меня после того как закончит приготовления в соборе для вечерней мессы. Мы вместе с ней расставили гигантские свечи в канделябрах вокруг алтаря, приготовили Библию для падре, приклеили хрустальные слезки к щечкам статуи Девы Марии и украсили зал вазами цветов. Она рассказала мне, что подготовка к католической Страстной неделе, которая называется Семана Санта, уже идет полным ходом. Через два месяца без малого по улицам будут ходить треугольные колпаки наподобие Ку-Клукс-клана, с прорезями для глаз, огромные оркестры станут играть песни про Христа и его Воскресение, а люди, тренировавшиеся несколько месяцев, гурьбой
