Вычислитель - Александр Громов

– А ведь Джоб нас спас сейчас, – сказала Кристи почти равнодушно. – Завтра мы пошли бы прямо туда…

– Да, – глухо ответил Эрвин. – Так и случилось бы. И тогда Джоб спас бы нас завтра.

Глава 11

Два

К утру от Джоба осталось немного: кожа, кости и обрывки одежды, наполовину втянутые в зыбун и уже покрытые буро-зеленым налетом. Было ясно, что через несколько дней лишь продолговатая кочка будет отмечать место гибели тихого клерка, осужденного за неведомые прегрешения.

Хищный гриб оказался не один – похоже, впереди их притаилось великое множество, и не везде их присутствие отмечали кочки. Привязав веревку к обломку шеста, Эрвин метал его перед собой, как гарпун. Втыкался ли шест в зыбун или падал плашмя – всякий раз к нему тянулись тонкие белые нити, и надо было успеть выбрать веревку, чтобы не остаться без шеста, хотя бы уполовиненного. Прошло полдня, прежде чем двоим путникам удалось обогнуть опасное место, сделав большой крюк к югу.

Хуже было другое: ураган растрепал болотный ковер, и там, где заведомо не могли прятаться хищники, теперь пузырилась болотными газами новорожденная трясина. Словно сбившиеся в плотную стаю льдины, недвижно лежали водорослевые поля, разделенные рваными полосами булькающей грязи. Движение сильно замедлилось, приходилось искать более или менее надежные места переправы с поля на поле, часто останавливаться и, уподобляясь шахматистам, рассчитывать путь на несколько ходов вперед.

– Зато сразу видно, где слабина, – утешал Эрвин.

Ему пришлось сознаться в ошибке, когда Кристи внезапно провалилась по грудь в казалось бы прочном месте и, не будь при ней обломка шеста, неминуемо ушла бы в трясину с головой.

Два головастика составили всю добычу дня, честно поделенную поровну. Кристи пробовала ловить мелких рачков, суетящихся в водорослях, но они оказались отвратительными на вкус и вряд ли съедобными.

За день прошли мало. Засыпая в объятиях Эрвина, Кристи уже спокойно думала о том, что голод убьет их раньше, чем из дымки на горизонте покажутся Счастливые острова. А может быть, карты сознательно врут и вместо островов Саргассово болото упирается в океанский простор? Кто там разберет, почему оно не размывается океаном…

На следующий день им повезло. В первых лучах разгорающегося рассвета Эрвин набрел на ночную лежку одного из стремительных стайных созданий, виденных прежде только издали, и успел прикончить животное ножом, прежде чем оно вскочило и унеслось прочь.

Они остановились на отдых задолго до заката только потому, что опять наткнулись на заросли кустарника. Эрвину удалось запалить костерок и кое-как обжарить на нем добычу. До ночи они упивались сочным мясом, мучаясь необходимостью есть часто, но понемногу, и все равно корчились от рези в желудках.

Весь следующий день они провели на месте и доели пойманное животное до пустой, тщательно выскобленной хитиновой оболочки. Они глодали бы и кости, но существо было лишено костей.

Потом они спали, обнявшись, и сквозь сон чутко прислушивались к тому, что делается на болоте. Когда Эрвин начал снимать с женщины обрывки тюремной одежды, Кристи помогла ему. И они исступленно любили друг друга, ворочаясь в темной пузырящейся луже на болотном ковре, прогнувшемся под тяжестью двух сплетенных тел над гиблой топью, вдыхая гнилые миазмы болота и не ощущая их, удивляясь про себя только одному: как у них обоих еще хватает сил и желания любить.

– Мы ведь дойдем до Счастливых островов, правда?

– Да. Осталось уже не так много.

– Раньше я не верила… А теперь вот верю. И знаешь, я хочу тебя спросить об одной вещи… только ты ответь честно…

– О какой вещи?

– Сперва пообещай, что ответишь честно.

– Честное уголовное.

– Перестань…

– Тогда честное земноводное. Еще пару ночей поспим в лужах, и у нас жабры отрастут.

– Ты не шути, ты пообещай по правде…

– Обещаю. О чем ты хотела спросить?

– Ты ведь все наврал, да? Ты врал с самого начала? Про то, какой ты умопомрачительный вычислитель и как все оптимально просчитываешь? Ты меня успокоить хотел, да?

Она ждала ответа, и ответа не было.

– Почему ты молчишь? Жалеешь меня?

– Да, – глухо сказал Эрвин. – Я все наврал. Ты расстроена?

– Нет, что ты. Я рада. Это ужасно – любить человека, который может рассчитать твою любовь и ввести ее в систему уравнений, правда?

– Правда.

Ночь выдалась чудесная: ясная, но теплая. Не напали змеи, не шевельнулась топь, выдавая медленное приближение язычника. В эту ночь они поняли, что болото может быть щедрым.

Утром Кристи спросила:

– Мне по-прежнему идти впереди?

– Так надежнее, – ответил Эрвин, вздохнув. – Пусть я не вычислитель, но ясно же… Но если хочешь, мы будем идти первыми по очереди.

– Ладно уж. – Кристи махнула рукой и улыбнулась. – Плетись сзади, любуйся на мои кривые ноги.

– Они прямые…

Чем дальше они уходили на восток, тем меньше жизни становилось в болоте. Бывали дни, когда им не попадалось ни одно живое существо. Поиски головастиков изнуряли, не давая результата. Комочки слизи – и те куда-то исчезли с ленточных водорослей. Лишь серые крылатые твари по-прежнему висели высоко в небе, неотступно дожидаясь своего часа.

На девятнадцатый день, считая от Гнилой мели, Кристи стала жаловаться, что ее ботинки жмут. По-видимому, от голода и соленой воды стали опухать ноги. Эрвин с трудом снял с нее обувь и спрятал в рюкзачок, больше похожий на ком грязи. Назавтра он почувствовал, что начинает опухать сам, разулся и, не желая таскать лишний вес, зашвырнул обе пары ботинок в ближайшую лужу.

– Лучше быть босыми, но живыми, – прокомментировал он свой поступок.

На двадцатый день огромный язычник взорвал зыбун в каких-нибудь пятидесяти шагах от них. Его взметнувшееся вверх лиловое щупальце было ростом с телемачту. Когда оно изогнулось и начало обшаривать болото вокруг себя, по водорослевому ковру заходили штормовые волны. Спасаться бегством было бессмысленно. «Не шевелись!» – крикнул Эрвин, хотя Кристи и без того оцепенела от ужаса. Щупальце описало круг, прошло выше Кристи, задело и вдавило в зыбун неподвижного Эрвина, но не схватило. Быть может, ближе к основанию оно было не столь чувствительно.

Они ползли из опасного круга, боясь колыхнуть зыбун, боясь шевельнуть гнилой водорослью, часто и надолго замирая. Им уже удалось отползти на безопасное расстояние, когда язычник вновь почуял добычу и, оставшись ни с чем, принялся бешено хлестать щупальцем во все стороны, мигом превратив болотный ковер в непролазную топь. Они успели убежать, а потом долго лежали в теплой соленой луже, не в силах подняться и продолжить путь.

– А помнишь нашу ночь? – еле слышно спросила Кристи.

– Конечно, – прохрипел Эрвин. – Разве можно забыть?

– Болото швырнуло ее нам, как подачку. Больше у нас не будет таких ночей.

– Наверное… То есть не будет на болоте. Вот погоди, доберемся до Счастливых островов…

– Я буду уродиной там, на Счастливых островах, опухшей злой уродиной. Даже если отмою всю эту грязь. Там прыщи. Ты и смотреть на меня не захочешь. Саргассово болото просто так не отпускает. А по ночам я буду кричать от кошмаров.

– Ты будешь самой лучшей. Самой прекрасной.

– По-моему, эта грязь никогда не отмоется…

– Отмыть можно все, поверь. Мы забудем прошлое, как дурной сон. А болото забудем в первую очередь, это я тебе обещаю.

– Я не смогу. – Кристи покачала головой. – И ты не сможешь.

– Кто знает. Во всяком случае, мы с тобой очень постараемся, правда?

На двадцать первый день хищное растение незнакомого вида, больше похожее не на растение, а на клубок иссиня-черных змей, пропустило Кристи мимо себя и набросилось на Эрвина. Ему удалось срезать с тела лианы-щупальца и освободиться от рюкзачка, очевидно, принятого растением за лакомую добычу.

В тот же день Эрвин нашел лозу-бичевку и срезал ее, но потерял при этом нож, утащенный в зыбун взбесившимся обрывком лозы, и едва не лишился кисти. Горевать не приходилось: только тот, кто никогда не ходил по Саргассову болоту, мог воображать, что нож ценнее бича.

На двадцать третий день Эрвин обнаружил, что передвигаться на четвереньках, оказывается, гораздо проще и приятнее, нежели на двух ногах. И почему он не знал этого раньше?.. Лишь невероятным усилием воли он заставил себя встать, выждать, когда рассеется чернота перед глазами, и в первый раз из многих тысяч раз за этот день выдрать из вязкой грязи ошметок мокроступа.

Чвак. Чвак. Чвак.

Голодные обмороки повторялись с пугающей регулярностью. Когда падала Кристи, Эрвин отмечал этот факт сознанием, но продолжал идти вперед, пока не спотыкался о распростертое тело и не падал сам. Когда падал Эрвин, Кристи некоторое время пыталась идти вперед, зря натягивая веревку, затем нехотя возвращалась. Помогая друг другу подняться, они думали о том, что вряд ли сумели бы встать, не опираясь друг на друга. А главное – не захотели бы.