Один день, одна ночь - Татьяна Устинова

Алекс еще походил по квартире, забрел в кабинет, где пахло Маней и на огромном ореховом столе, крытом вытертым зеленым сукном, валялись ее ручки, карандаши – иногда она зачем-то писала карандашами, – сигареты, словари страницами вниз и стояли штучки, которые она натаскала из дальних поездок. Фигурка белого медвежонка, вырезанная из моржовой кости, лондонский кеб с прорезью в крыше – копилка, – фарфоровый курский соловей и всякая чепуха. Алекс подцепил какой-то исписанный с обеих сторон листок, валявшийся сверху на крышке ноутбука, и прочитал из середины:

«Приемная дочь Мустафы Кемаля-Ататюрка была пилотом-истребителем. Матерь божья! Святые угодники!»

И – продолжение: «Алексу испечь пирог с малиной».

Он уронил листок на ковер и потер лицо, вяло удивившись, что так зарос.

...Был или не был Анатоль в Малаховке, на улице Коммунистического Интернационала, дом пятнадцать, куда они с Дэном вчера его отправили на такси, и если был, что там произошло? Кого он мог там встретить? Зачем же он все-таки вернулся? Кого видела подслеповатая Маня возле подъезда? Девицу Таис, которая весь вечер не знала, чем себя занять, капризничала, несла по обыкновению какую-то чушь, но была совершенно безмятежна? Даже узнав о том, что ее ненавистный муж почему-то гостит у Мани, в смятение не пришла и вообще не обратила на него никакого внимания! Пожалуй, занервничала она, только когда появился Артем!

Смерть этого самого мужа, пожалуй, может быть выгодна только ей. Он собирался ее бросить, и бросил бы – в прямом смысле слова. Выбросил на улицу в ее негнущейся тужурке и цыганской юбке, напяленной поверх джинсов, пожалуй, даже денег на билет в Одессу не дал бы, пусть добирается как знает! Анатоля она решительно не интересовала.

– Тогда кто? – сам у себя спросил Алекс. – Кто его интересовал?..

Он был совершенно уверен, словно Анатоль в задушевном разговоре поведал ему об этом, что такие мужчины никогда не бросают жен «просто так», а непременно «со смыслом». Кулагин должен был бросить эту, чтобы обрести какую-то другую, новую любовь, которая, конечно же, и окажется единственной и вечной.

Алекс ничего не понимал в такого рода любовях!.. Он вообще в любви понимал... не очень.

Значит, должна быть «единственная и вечная», и жена наверняка об этом знала. А если знала, значит...

Александр Шан-Гирей, который, как рассказывали в издательстве «Алфавит», однажды перепутал кабинет генеральной директрисы с кабинетом завхоза, расположился там и стал толковать ему про политэкономию и футурологию, когда было нужно, действовал решительно и быстро.

Он позвонил водителю, которого приставила к нему заботливейшая Анна Иосифовна – Алекс, душа моя, вызывайте его всякий раз, как только потребуется, вам должно быть удобно, издательство для того и работает, чтобы авторам было удобно, особенно лучшим! – разыскал джинсы без дырок, свежую майку и темные очки, запер дверь и сбежал по лестнице вниз.

Очерченный мелом на плиточном полу силуэт человека был почти затерт, и обрывок заградительной полосатой ленты болтался, привязанный к чугунным завитушкам перил. Кровь убрана, хотя Алекс точно знал, что она была.

Он остановился и посмотрел.

Кулагин вошел в подъезд и пошел почему-то не к лифту, а к лестнице, меловые очертания головы почти касались ступенек. Алекс оглянулся на дверь. Анатоль прошел довольно много, не один шаг и не два, старинные парадные, как эта, широки и просторны. Лифт в другой стороне, за лестницей, и все-таки Кулагин почему-то туда не пошел. Был пьян? Плохо соображал?..

Алекс закрыл глаза.

Или кто-то подталкивал его в спину, и он покорно шел туда, куда его подталкивали?..

Наверху сильно грохнуло, лифт вздрогнул, загудел и пошел, и Алекс выскочил на улицу. Было так жарко, как будто он прямо из подъезда ввалился в хорошо протопленную парную. Солнце ударило по глазам, он нацепил очки и пристроился на раскаленную лавочку.

Очки, Манин подарок, были из дорогих. В прошлом году он где-то потерял их, и с Маней почти вышла из-за них ссора. Она расстроилась из-за очков, долго искала по всему дому, пеняла, что он «не смотрит за своими вещами», да так и не нашла их.

Интересно, откуда они взялись сегодня? Он просто вытащил очки откуда-то и сейчас даже не мог вспомнить, откуда именно.

– Але, – сказал очень близко задыхающийся голос. – Але, вы спите?.. Или как?..

Алекс медленно открыл глаза.

Девица Таис Ланко, о которой он только что думал, стояла, нагнувшись над ним, и, кажется, собиралась взять его за плечо и встряхнуть.

Он выпрямился и отодвинулся, довольно резко. Чужих прикосновений Алекс не выносил.

– Здравствуйте.

– Здрасти, – выпалила Таис. – Я вчера забыла у вас телефон, а он мне нужен. Вы можете его отдать?..

Алекс молча рассматривал ее.

Она была все в той же негнущейся тужурке, и бандана повязана туго-туго. Узкий бледный носик блестит от пота, и вид у нее болезненный.

– Вы что, – неторопливо поинтересовался Алекс, – бежали бегом от самой Малаховки?

Таис перевела дыхание, облизнула сухие губы и заявила, что ниоткуда она не бежала и ни в какой Малаховке не была, а только ей нужен телефон, который она вчера у них забыла.

Он рассматривал ее, она переминалась с ноги на ногу, всем своим видом выражая нетерпение.

Что-то с ней было не так, и Алекс никак не мог понять, что именно. Впрочем, он в точности не знал, как должна вести себя женщина, у которой только что убили мужа.

Они вошли в подъезд. На меловой силуэт Таис не обратила никакого внимания, двинулась прямо к лестнице, но Алекс остановил ее, сказав, что на лифте подниматься удобнее.

На втором этаже лифт остановился, и в него вплыли Софья Захаровна и Гарольд. Соседка охватила моментальным взором мизансцену – Алекс со скучающим видом и девица в темных круглых очочках, – сложила губы специальным образом и сухо сообщила, что ей нужно вниз, но она «прокатится».

Алекс поклонился.

Софья Захаровна поспешно достала из шелкового ридикюля с вышитой китайской розой носовой платок и спрятала в него нос – в тесной клетке и впрямь одуряюще воняло потом и какой-то цветочной парфюмерией, одним словом, зверинцем.

Почему в самом деле Таис в негнущейся тужурке из блестящей клеенки в такую жару?..

Покуда он отпирал многочисленные замки на двери, лифт все не уезжал. Открыл, Таис прошмыгнула внутрь, а Софья Захаровна никак не могла как следует захлопнуть дверь, чтоб поехать, и Алекс в конце концов предложил ей свою помощь. Он взялся за холодную металлическую ручку, заставил соседку податься в самую глубину кабинки, резко потянул и так бабахнул старинной дверью, что глухой Гарольд внутри от неожиданности гавкнул – первый раз за много лет.

Зато лифт наконец поехал.

Алекс вошел в квартиру, где пахло кофе и Маней, и постоял, прислушиваясь.

– Анастасия! – Он никогда не называл девчонку Таис. – Вы где?

Никто не ответил, и он пошел по коридору, окунаясь в солнце, падавшее неровными горячими прямоугольниками из открытых комнатных дверей, потом в книжную прохладную тень, а потом опять в солнце.

Таис выскочила ему навстречу из кухни так стремительно, что почти сбила с ног. Он поддержал ее под локоть.

– Вы точно не помните, где именно могли оставить телефон?

– Где угодно, – быстро сказала Таис. – Я же у вас тут ночевала!..

– На кухне?

– Да нет же! Но я у вас ночевала! – Она как будто старалась в чем-то его убедить. – И вообще, где Маня? Мы пытались ей дозвониться все утро, а она трубку не берет.

– Вы ночевали в гостевой комнате, – задумчиво сказал Алекс. – Показать вам, где она? Или вы помните?..

Все же выпито вчера было немало.

– Я помню!

И Таис устремилась в кабинет.

Пока она в растерянности оглядывала Манин стол, заваленный бумагами, Алекс стоял в дверях и наблюдал.

– Может быть, имеет смысл на ваш мобильный позвонить? Мы бы тогда быстрее его нашли!

– Он не работает, – огрызнулась Таис. – Вы что, думаете, я бы сама не догадалась?! Он еще вчера выключился.

Она заглянула за диван, на котором вчера лежала и играла на том самом телефоне, попыталась поднять подушки, но из этого ничего не вышло – обтянутые кожей, они весили, должно быть, тонну. Алекс ей не помогал, просто стоял и наблюдал.

Из кабинета девчонка переместилась в столовую, но там тоже никакого телефона не оказалось, а потом в гостевую. Небольшая комнатка, вероятно бывшая когда-то детской, оказалась в идеальном порядке – постель застелена, шторы раздвинуты и прихвачены шелковыми бантами, на трюмо глиняный кувшин с ромашками.

Маня очень любила ромашки и еще какие-то летние цветы, Алекс все время забывал, какие именно.

– Здесь ничего нет, – сама себе сообщила Таис. – Все убрано.

– Может, имеет смысл посмотреть под кроватью? Или в ванной?

Она нервничала с каждой минутой все сильнее, и узкий бледный носик блестел лихорадочно. Она заглянула под кровать и за шторы, все без толку, конечно. Утром Маня, проводив гостью, прибиралась в этой комнате и непременно нашла бы телефон.