Запах смерти - Джеффри Бартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эта няшечка меня отчекрыжила, типа ни за что.
– Ты бы знал, сколько раз меня чекрыжила Шарла, прежде чем поняла, какой я вежливый и обходительный, и в конце концов уступила. – Пол допил пиво и встал. – Тебе действительно имеет смысл ей позвонить. Сделай вид, что речь идет о Вире.
* * *
Уважаемый офицер Гимм.
Я хочу проинформировать вас насчет Виры, продолжающей в настоящее время подготовку в качестве собаки по ОЧТ (обнаружению человеческих останков). Но сначала я должен извиниться за то, что пригласил вас в такой хамской манере. Это было неуместно, и я глубоко сожалею, что сейчас между нами возникла некоторая неловкость.
Вытаращившись на свой имейл, я нажал на удаление. Пол был прав: надо перестать себя изводить. С Киппи Гимм я ощутил внутреннюю связь и дал ей добро. Конечно, может статься, во мне больше от Петера Лорре, чем от Кэри Гранта[20]… Ну так подайте на меня в суд. Извините, что приоткрыл карты. Но я же не подошел и не щелкнул бретелькой ее лифчика «заместо здрасте».
Была почти полночь, когда я, по совету Пола, решил все же связаться с Киппи Гимм. В визитке, которую она мне оставила, указывались ее телефон и имейл; можно было позвонить, но я пошел по этому дурацкому обходному маршруту. Решил, что лучше написать о недавней тренировке Виры, без упоминания каких-либо странностей, что могли или не могли иметь место между нами. И тут зазвонил мой сотовый.
Номер я узнал – еще бы, – тем более что он лежал передо мной на столе. В горле застыл комок с бильярдный шар, но тем не менее я крякнул в трубку:
– Алло?
– Помнишь наш разговор о Вире? – без обиняков спросила офицер Гимм.
– Да.
– Насчет того, что она в определенном смысле особенная?
– Ну да, – повторил я.
– У меня для нее есть тест. Прямо сейчас.
Глава 18
Никогда еще я не проезжал через Корейский квартал в час ночи. Мы с Вирой ехали по Лоуренс-авеню, прозванную моими соотечественниками-чикагцами «Сеул-драйв» из-за корейских магазинов, теснящихся по обе стороны улицы. На Пуласки я повернул направо, после чего поехал на поводу у телефонного навигатора, рассчитывая с его помощью прибыть по адресу на Северном Мейфэре (какое-то бунгало, судя по присланной эсэмэске от Киппи). Каким-то чудом я умудрился втиснуть свой пикап на единственный свободный пятачок – через улицу и две двери от места назначения. В зазор между бампером моего пикапа и припаркованным впереди «Субару» мог бы протиснуться разве что новорожденный.
Перед бунгало, о котором шла речь, стояли два патрульных авто. Между полицейскими машинами виднелся невзрачный белый фургон – судя по всему, муниципальная труповозка. После того как детективы и криминалисты закончат здесь свою работу, она повезет жертву в судмедэкспертизу на вскрытие. А те две машины, что в этот час перегородили проезд в Северном Мейфэре, принадлежат, видимо, детективам 17-го округа. В тот момент, как Вира у меня спрыгнула на тротуар, на переднем сиденье «Субару» я заметил пару теней – должно быть, детективы в штатском.
Вообще-то являться на место преступления, где никаких останков искать не надо – вот они, – да к тому же без официального пропуска, у меня не заведено. Я посмотрел на Виру с мыслишкой, а не сигануть ли нам обратно в пикап и не убраться ли отсюда куда подальше, пока соседний детектив не начал задавать вопросы, на которые у меня нет ответа. Но тут на ступеньках бунгало я разглядел Киппи Гимм, смотрящую в нашу сторону, и мы направились к ней навстречу. Я неохотно надел на шею Виры тесный ошейник и пристегнул его к поводку. Приходилось сводить к минимуму проявления ее излишней живости (хватит с меня броска на Чампайна), поэтому, когда мы среза́ли путь между спецфургоном и одной из машин, я нервно вздрогнул, когда заметил на заднем сиденье фигуру, мешком сидящую с укрученными за спину руками.
Мы с Вирой пересекли тротуар навстречу Киппи, которая по ступеням спустилась к нам. Она положила руку на голову Виры и, приветливо ее почесывая, за пару минут нашептала усеченную версию событий. Сидящий на заднем сиденье патрульной машины Том Нуньес был в хорошем подпитии, хотя машину не вел, и вообще не это было причиной его задержания. А причина, по которой Том Нуньес сидел в наручниках в патрульной машине, лежала сейчас в соседнем бунгало на полу кухни, в луже собственной крови.
Двухэтажное бунгало принадлежало миссис Никомейн Окампо – филиппинке, в середине девяностых эмигрировавшей вместе с мужем, доктором Джоном Окампо, в Соединенные Штаты – сначала в Оаху, а затем в Чикаго. Ее муж работал хирургом в Северо-Западном институте ортопедии, но рано и быстро ушел из-за рака поджелудочной железы, оставив жену в одиночестве растить сынишку, Джона Окампо-младшего. Бунгало она приобрела на деньги от страховки мужа, все это время работая помощницей налогового бухгалтера, но главной ее заботой десятилетия кряду было воспитание сына, которого она растила без родных и близких.
Окампо-младший, возрастом чуть за двадцать, с отъездом в колледж стал жить сам по себе, а Никомейн на какой-то соседской тусовке, что ли, встретила Тома Нуньеса, и у них завязались отношения. Женщина так долго была одинока, что роман оказался бурным и скоропалительным – через несколько месяцев они поженились. Поначалу Джон-младший за мать радовался, пока не понял, что она для отчима – основной источник подпитки. С работой Нуньес не усердствовал: был от случая к случаю разнорабочим, а чаще всего просто сидел на пособии. Свои чеки по безработице он сдабривал продажей марихуаны и экстази. В своем заявлении полиции Джон-младший стыдливо признался, что и сам иной раз разживался у Нуньеса «косячками» на возмездной основе и что, судя по разговорам с отчимом, тот наторговывал куда больше, чем лежало на поверхности. Ранее Нуньес уже дважды попадался с продажей наркоты, но количества были небольшие. С «Лицом со шрамом»[21] или кем-то достойным по рангу ему не сравниться, но рекреационные наркотики были вполне его темой, и клиентура была им довольна.
Вскоре брак Нуньес – Окампо начинает давать сбои. Оказалось, что Нуньес еще и
