След "черной вдовы" - Фридрих Незнанский

—   Кому вопрос... — иронически хмыкнул Иван. — А ты, милок, почаще в телевизор гляди, там тебе и под­скажут про вопрос твой! Ворюга он, жиган, хозяин твой, вот кто. Вида-ал я их... Вот и показали его в телевизо­ре, как из машины вытаскивают.

—   Ты смотри... — совсем искренне удивился Филя.

Он даже и макушку свою поскреб озабоченно, для

большей убедительности, чем совсем развеселил стари­ков, уличивших опера уголовного розыска в незнании таких простых вещей. А всего-то и дела — в телевизор вовремя поглядеть! Ну да, видать, некогда, бегать же им надо...

—   А у меня имеются сведения, что девица эта, или женщина, хрен их разберет, исчезла сразу после того покушения, что было в прошедшие выходные, так?

—    Может, и исчезла. — Егорыч пожал плечами. — Да только в энтот день приезжала она. На машине с мигалкой. И голова вся забинтованная. Я помню. Я ж тебе тогда, Ваня, мат поставил!

—  Ты? Мне? Да это я тебе как раз шах объявил! Имей совесть, перед посторонними-то!

—    Стоп, отцы! — Филипп сунул между ними обе руки, как бы разводя их в стороны. — Это очень важ­но. Приехала на «Волге» с мигалкой. Одна?

—   Не, с мужиком. Молодой такой, правда, сутулый, его раньше тут не было. Провожал ее.

—   А потом?

—   А потом уехала обратно. В смысле, не знаю куда. С ним же. И большую сумку он за ней нес.

—- А за прошедшую неделю вы ее видели?

—    Не, — помотал головой Иван. — Милиция тут наезжала, это было, ага, в середине недели. Говорили про обыск. Ходили там... потом уехали. А ее — нет, не было. И ты тоже не видал, Егорыч?

—   А что я, следить за энтой должен, скажешь тоже! Не было, говорю.

—    Так, с этим понятно, а теперь давайте про тех мотоциклистов, которые, как вы говорите, на хищни­ков были похожи. Чего-нибудь помните про них?

—   Чего ж помнить-то? Вон там они, у детской кару­сели, кружком стояли и между собой все — гыр-гыр- гыр, гыр-гыр-гыр! И энти у них звенели, мобилы, во! А как телефон-то послушали, сразу тарахтелки свои заве­ли и укатили! Двое — туда, на Усачевку, а третий — обратно, вон к той арке ближе. И за сиренью затаился. А как джип хозяина тронулся, и он за ним.

—    Черные, говорите, и на грачей похожие? Это у них шлемы такие, что ли?

—    Ну шлемы-то — само собой. А еще энти — заб­рала, они этак вот отбросили, — Егорыч показал ха­рактерным жестом,— и болтают не по-нашему. Гор­боносые, говорю, чернявые. Вроде тех, что на Усачевском рынке палатки держат, хышчники!

—    Больше не появлялись тут?

—   Не, как грачи, — засмеялся Иван, — поди, отко­чевали, где жратва пожирней.

—  А может, это они и охотились на хозяина? — спро­сил Филипп.

—    Да кто ж его знает, может, и охотились. Зачем ему в кустах-то сидеть? Следил, поди.

—   Об этом кто-нибудь еще знает?

—    А кто ж нас спрашивает? Вот ты спросил, мы и рассказали. А чтоб вообшче, так молчок.

—    И правильно. Меньше знаешь —дольше живешь. Спасибо, отцы, в самом деле, помогли вы мне.

Филипп поднялся. Но его жестом остановил Иван:

—-Не, теперь ты погодь, мил человек! Чего ты про конфетку-то сказать собирался?

—   А-а, — словно вспомнил Филя и наклонился над доской. — Тут, отцы, такой вот чудесный эндшпиль у вас наметился. Глядите!

И Филя, будто заправский шахматный мастер, быс­тро сделал ход белым слоном, затем ответил ходом чер­ной пешки, тут же подвинул ладью, и черный конь ока­зался в западне.

—   А дальше — дело техники. Черные теряют коня, но делают шах слоном. Белая ладья закрывает, следует обмен, и... белым — мат.

Дав посмотреть позицию, он ловко вернул все фи­гуры на свои места.

—    Вот и думайте теперь. Всего вам доброго. Если мне понадобится, еще разок обращусь, можно?

Так мы всегда тут, — нехотя уже ответил Иван, игравший черными и теперь сосредоточенно вспоми­навший ходы Фили, чтобы на этот раз твердой рукой повергнуть противника. Посторонние фразы и люди только мешали ему утвердиться теперь в близкой уже победе.    

4

Такую вот историю рассказал Филипп Кузьмич Аге­ев следователям Генеральной прокуратуры. С разреше­ния, разумеется, своего директора, а так фиг бы он стал делиться с «чужаками» собственными наработками. Но Денис сказал: «Надо, Филя, не жмись...» И он не стал «жаться».

И теперь совершенно в новом свете нарисовалась фигура господина советника юстиции Нехорошева Иго­ря Борисовича, беспричинно упертого в своем нежела­нии делиться с частным сыщиком какими-либо мате­риалами расследования. Впрочем, в данном конкрет­ном случае, то есть в отношении Филиппа, его упрям­ство можно все-таки объяснить чисто профессиональ­ным снобизмом. В конце концов, частный детектив «па­шет», как известно, за крутые бабки, а госслужащий вынужден из кожи лезть за смешную зарплату. Так по­чему же он, Нехорошев, должен делиться, что называ­ется, бесплатно своими собственными наработками с каким-то там Агеевым? Хорошо, назовем это объясне­нием. Но ведь есть и другая сторона дела. Заместитель генерального прокурора Меркулов дал указание про­курору межрайонной прокуратуры передать в Генеральную материалы названного уголовного дела, а также — что следует подчеркнуть особо! — полный отчет о про­веденных следственных действиях. И где же они? И по какой причине в материалах, подготовленных следова­телем Нехорошевым, нигде не фигурирует его вояж с пострадавшей? Это уж ни в какие ворота... Значит, скрыл сознательно! И с фактами, добытыми Филей Агеевым у найденных им свидетелей, о существовании которых наверняка и не догадывается строптивый сле­дователь, можно попытаться крепенько прижать его. Не самим, конечно, это уж на крайний случай, а с по­мощью все того же его непосредственного начальства — прокурора Прохора Григорьевича Демидова. Достаточ­но прозрачно намекнуть тому, что уголовное дело, о коем идет речь, передано оперативно-следственной группе, возглавляемой самим же Меркуловым по пря­мому указанию сверху. А кто у нас наверху? А вот то- то! Вроде ничего и не названо, зато предельно понятен намек, чем может грозить исполнителям явный сабо­таж.

И тут многоопытный Филя Агеев «выдал мысль» о том, что у него имеется еще одно соображение. Он же встречался с этим Нехорошевым, разговаривал с ним, если тот контакт можно было назвать разговором. На­блюдал за его реакцией и поведением. И пришел к вы­воду, что господин следователь вполне мог действовать и по прямому указанию собственного начальника. По­казалось, что он слишком мелок и незначителен — и по внешнему виду, и по характеру, — чтобы предпри­нимать какие-то кардинальные самостоятельные реше­ния. Сопляк он, возвеличенный в собственных глазах, сугубо личным пониманием своей значительности. Во как! Ну да, всякая гнида уверена, что именно ей пре­допределением свыше дано право изменить лицо мира. Жаль, конечно, что нет сейчас в Москве Константина Дмитриевича, один его звонок — и где бы находился этот Нехорощев, одному Богу известно. Ибо то, что он если и не напрямую, то все равно каким-то боком при­частен к исчезновению свидетельницы, даже ежу теперь понятно. Но цель-то у него была какова?

Решили поступить следующим образом. Курбатов вместе с Филей срочно отправляются к свидетелям и официально закрепляют их показания по поводу при­езда и отъезда балерины в сопровождении господина Нехорошева с ее тяжелой сумкой в руках. Предполо­жительно, с вещами, которые могли бы пригодиться женщине при более-менее длительном проживании в некоем укромном месте. Балерины — народ капризный и абы как в дорогу не собираются. Скорее всего, он сам же и помог ей исчезнуть. Но от кого прячутся? Может быть, по ее адресу прозвучали угрозы? Или целью по­кушения был никакой не бизнесмен-уголовник, а имен­но она? Но такая версия в расследовании Нехорошева даже и не рассматривалась, да и какие к тому основа­ния? А если они вдруг появились, где тому свидетель­ство? Много возникает попутных вопросов. Вот на них пусть и ответит следователь своему начальнику, про­курору Демидову. В присутствии «важняка» из Гене­ральной прокуратуры. На худой конец, можно ведь и Александра Борисовича подключить, он тоже любит иногда по чужим мозгам пройтись, не снимая при этом обуви.

А поедет в прокуратуру Рюрик Елагин — как самый рассудительный и сдержанный. И не подверженный, подобно Саше Курбатову, эмоциональным взрывам и неправомерным действиям. Ну а близких сердцу гене­ралов Грязнова и Турецкого, так уж и быть, можно пока оставить на самый крайний случай.