Юность Барона. Потери - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она еще пыталась хоть как-то сопротивляться – впивалась ногтями, кусалась. Кудрявцев же, ничтоже сумняшеся, снова искал ее губы для поцелуя. Брезгливо уклоняясь от него, Елена запрокинула голову и уткнулась взглядом в коробочку с лекарствами на пустом, непраздничном столе. В мозгу вдруг вспыхнула мысль о том, что, не достигни сейчас Кудрявцев желаемого, он может и отказать в помощи с передачей лекарств Севе. Мысль отчасти нелепая, но в данном случае – из разряда решающих. Потому, закусив губу, она внезапно перестала сопротивляться, и Володя, приняв неожиданную покорность за согласие и не встречая более сопротивления, продолжил оголять их обоих.
Однако стоило Кудрявцеву войти в нее, как Елена издала громкий и протяжный – то ли стон, то ли вскрик, в коем отчетливо угадывались не боль и ненависть, а… облегчение. И вот тогда, окончательно теряя контроль, женское тело, изнемогая от истомы желания, податливо выгнулось навстречу напористому мужскому…
М-да… Похоже, этим вечером Бог, в каких-то одному ему понятных целях, взялся лишить разума не одного только Кудрявцева…
* * *Завидев возвращающегося во двор Юрку, от стайки гуляющих пацанов отделился Санька и кинулся наперерез:
– О, Юрка! А я к вам заходил, а твоя мама сказала, что вы в кино ушли.
– Мы ушли, но я потом передумал.
– Вот и хорошо. Можешь мяч вынести? В футбик сгоняем?
– Конечно. Я сейчас. Туда-сюда-обратно…
Поднявшись на свой этаж, Юрка потянул было руку к звонку, но увидел, что входная дверь не заперта на замок, а всего лишь прикрыта.
Подивившись такому обстоятельству, он вошел в прихожую, не разуваясь, двинулся в сторону их с бабушкой комнаты, но вдруг резко притормозил и прислушался к странным звукам, доносящимся из гостиной.
Сделав несколько тихих шагов, он осторожно заглянул в комнату…
Юрке всего двенадцать.
Он пионер и учащийся советской школы.
Тем не менее он прекрасно понимает, ЧЕМ сейчас занимаются на диване мама и дядя Володя.
Недаром же прошлой весной Петька Постников водил их дворовую ватагу на пустырь в районе бывшего Семеновского плаца. Смотреть на собачьи свадьбы, устраиваемые бездомными всех пород и мастей псинами, облюбовавшими эти дикие места и наводившими ужас на окрестных жителей…
Юрка тихонечко сдал назад.
Покинув квартиру, он кубарем скатился вниз по лестнице, вылетел из подъезда и бросился прочь со двора.
– Юрк? Ты куда? А мяч?! – понеслось вдогонку удивленное Санькино…
Юрка долго бежал по улице Рубинштейна и окончательно выдохся только возле Пяти углов. Здесь он перешел на шаг и, тяжело дыша, продолжил движение «куда ноги глядят», размазывая слезы, всхлипывая и громко бормоча под нос:
– Гад… Гад… Сволочь такая… Убью гада!
Встречные прохожие, сближаясь со странным злобным пареньком, предпочитали опасливо обходить его стороной…
* * *Разум возвратился к Кудрявцеву тотчас после того, как он «отстрелялся» и в бессилии скатился с разгоряченного, покрытого испариной женского тела.
Стараясь не смотреть на Елену, он принялся молча одеваться. Сейчас ему было настолько стыдно за случившееся, что, будь Володя этим вечером при служебном оружии, финальной точкой к полюбовному в итоге, хотя поначалу и с признаками изнасилования, соитию могла стать пуля, пущенная в лоб в ближайшей к дому Алексеевых подворотне.
В свою очередь Елена продолжала лежать на спине, невидяще уставившись в потолок и не делая попыток прикрыть наготу. В эту минуту она испытывала схожие эмоции, с той лишь разницей, что ей было стыдно не за то, что случилось, а за еще только до́лжное случиться в ближайшем будущем.
Одевшись, Володя сунул в карман коробочку с лекарствами и, продолжая смотреть поверх Елены, уставившись аккурат в крохотный белый парус на акварельной водной глади, хрипло и виновато произнес:
– Я… я пойду?
Ответа не последовало.
– Я забрал лекарства. Завтра, прямо с утра, поеду… Думаю, всё получится…
Ответом снова была тишина.
– Я обещаю, Лена. Ты… ты веришь мне?
– А мне ничего другого больше не остается, – ровным, отрешенным голосом отозвалась наконец она. – Ничего другого, кроме как надеяться, что ты сдержишь свое обещание. Тем более что… что я с тобой уже… расплатилась.
– Лена! Не говори так!.. Прости…
– У-ХО-ДИ!
– Я… я не знаю, что на меня… Лена! Я… я люблю тебя!
– Я сказала – УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!..
Вжав голову в плечи, Володя покинул квартиру Алексеевых – Кашубских…
– …Чего это она на него взъелась, не понимаю? В конце концов, Ей же, дуре такой, сейчас было хорошо? – возмутилась Влюбленность.
– Вот это-то и страшно. Что Ей было хорошо, – покачала головой Любовь.
– Интересно: кто кого нынешним вечером погубил? Он Ее или Она Его?
– Они погубили друг друга.
– Полагаешь?
– Уверена, – печально подтвердила Любовь. – Ведь, когда пытаешься изменить любимую, в конечном итоге ты всего лишь изменяешь ей самой. А значит, и самому себе тоже.
– А ведь я тебе еще когда говорила – покроет Он эту недотрогу! Помнишь, еще предлагала на символический рупь забиться?
– Замолчи! Я не желаю говорить с тобой в таком тоне и в такой… терминологии!
– Против природы не попрешь, милочка! Да и Мичурин, опять же, говорил: мы не можем ждать милости от природы, взять их у нее – наша задача. Вот наш шустрик-чекист и того. Взял.
– Я не желаю тебя слушать! Убирайся!
– А рупь, значится, зажилила? Ладно, не ори, ухожу. Промеж этих двоих мне теперь и правда делать нечего…
* * *Держа опрометчиво данное слово, следующим утром Кудрявцев, прекрасно осознавая хрупкость сочиненной им легенды, приехал в «Кресты». Здесь его минут десять промариновали в кабинетике тюремной канцелярии в ожидании вызванного теткой-секретаршей уполномоченного вести подобного рода переговоры специально обученного представителя.
Каковой представитель нарисовался в образе мышеподобного клерка в штатском…
– Виталий Саныч! – бойко отрапортовала тетка за конторкой. – Вот, к вам товарищ… хм… оттуда.
– Здра-авствуйте. Очень приятно, – клерк с преувеличенно радостной готовностью протянул Кудрявцеву пухлую, потную ладошку. – Виталий Александрович.
– Владимир Николаевич.
– Вы позволите… э-эээ… документик?
– Пожалуйста.
Кудрявцев продемонстрировал удостоверение.
– Благодарю. И чем мы можем помочь нашим доблестным органам?
– Меня интересует ваш… хм… постоялец. Алексеев Всеволод Юрьевич, 1895 года рождения. Его доставили к вам три дня назад.
– Вы хотели бы с ним?..
– Нет-нет. Мне всего лишь требуется, чтобы вы передали ему лекарства. Нам предстоит с ним долгая работа, а он человек болезненный. Потому не хотелось бы… Ну вы понимаете?
– Понимаю-понимаю. Анна Спиридоновна! Посмотрите, где у нас содержится Алексеев Всеволод Юрьевич. Статья, я так понимаю?..
– Да, – коротко кивнул Кудрявцев.
– Анна Спиридоновна, 58-я!
Канцелярская тетка достала из гигантского, дореволюционной работы, сейфа тяжеленный гроссбух, положила перед собой и зашелестела страницами.
– Может быть, распорядиться чайку? – угодливо предложил мышеподобный.
– Нет-нет, благодарю…
Опаздывающий на службу Кудрявцев принялся нервно расхаживать по кабинету. Ненароком мазнул взглядом по настенным часам.
– Анна Спиридоновна! Человек торопится!
– Виталий Саныч, вы не могли бы подойти?
– Ну что там еще?
Клерк подошел к конторке, и тетка принялась эмоционально что-то нашептывать ему на ухо, одновременно тыча пальцем в страницу гроссбуха.
– Хм… А когда это?.. Хм…
Кудрявцев интуитивно напрягся на их подозрительное шушуканье.
– Хм… Знаете, Владимир Николаевич, тут, оказывается, вот какое дело…
– Что?
– А этот ваш Алексеев, оказывается, того…
– Чего – того? – теряя терпение, рыкнул Кудрявцев.
– Умер. Скончался.
– Как скончался?!
– Вот, тут написано… секундочку… «Предварительная причина смерти – оборвавшийся тромб, приведший к…»
– КОГДА это случилось?!
– Прошлой ночью. Странно, что вам до сих пор не сообщили. Это не в мое дежурство случилось, поэтому я ничего и не… Обещаю, что разберусь и выясню, по какой причине вам…
Последние слова клерк произносил уже в спину Кудрявцеву.
* * *До купейного вагона «Красной стрелы» Барон добрел в тот момент, когда провожающие «уже освободили», а отъезжающие «уже заняли».
Забавно, но факт: лишь этой весной фирменный, во многом культовый пассажирский экспресс приобрел темно-красный вариант раскраски. Тогда как все предыдущие годы «Красная стрела» отчего-то была выкрашена в несоответствующую погонялову мутную, цвета балтийских вод, синеву…
