Спящие боги - Дмитрий Щербинин

Царь кровожадно оскалился.

Творимира приволокли в холодный, темный подвал, приковали к стене – на некоторое время оставили. Цепи сжимали руки – страх давил сердце.

Жуткое выжидание никак не прекращалось, но, когда за ним пришли, он крупно задрожал, и ничего не мог с собой поделать. Над его трусостью потешались, пинали его, плевали в лицо, а он дрожал еще больше, и молил своих мучителей, чтобы сжалились.

Его привели в каменную зальцу, где было два стула, на одном, на подушках, сидел Царь. Второй стул был менее удобным: железный, с острыми шипами. Под стулом горел пламень и шипы нагрелись докрасна. С потолка свешивались цепи. Два массивных палача едва выделялись в полумраке – один осведомился:

– С чего начнем? На стул его усадим?

– Нет. – Царские скулы набухли, зубы заскрежетали. – Пусть стул добела прокалиться. Для начала наденем ему на голову Царский Шлем.

Палачи схватили трясущегося Творимира, приковали к железному столбу у стены – ошейником притянули шею; начали крепить на голове что–то тяжелое, давящее.

– Нет, не надо, пожалуйста! Смилуйтесь! Ну, пожалуйста! – жалко молил он.

Палачи отступили – на голове Творимира остался некий механизм. Что–то железное, острое коснулось мочки его правого уха, слегка надавило.

Царь усмехнулся, отпил из поднесенного кубка, молвил с притворным, хищным спокойствием:

– Дивлюсь я на изобретательность наших мастеров. Такую вещь как Царский Шлем просто не придумаешь. Это ж все рассчитать надо!.. Ты, пока еще слышать можешь, выслушай меня – шило в ухе чуешь?..

– Да… – не своим голосом простонал Творимир – по лицу его скатывались крупные капли холодного пота.

– Шило медленно движется. Разорвет ухо – дальше в голову пойдет. Ты думаешь – в мозг?.. Нет, так бы ты слишком быстро издох, собака. – царь еще отхлебнул. – Под мозгом пройдет. Не сразу, не сразу. Семь часов – и из другого уха выйдет. Ты подумай только – всего семь часиков. В постели с Жарой и не заметил бы, а тут по иному время пойдет. Поверь – минута вечностью станет. Тебя будут бить судороги, ты будешь орать, терять сознание, но каждый раз тебя будут отливать водой…

– Все что хотите сделаю. Все! Все! – истово вопил Творимир – ухо жгло болью.

Царь допил кубок – ему поднесли еще.

– А завтра его на стул усадим. – заявил палач.

– Нет. – отрезал Царь. – Стул решил напоследок. Завтра будем ноги пилить.

– О–ох, ваше величество. – зевнул палач. – Скукотища какая. Мы, конечно, вашу волю исполним. Но ведь тупыми пилами изволите, да?

– Да. Конечно. И все по уставу: сначала голень, затем – выше колен.

– Скука. Скука. – зевал палач. – Кровотечения надо прижигать, этого все время отливать. На один отпил – три часа. О–хх…

Царь жадно созерцал животный ужас Творимира:

– Стул напоследок. На каленых железных шипах сидеть удобно, но, для большего удобства оденем тебе на голову железный шлем. Вот беда – в шлеме темно, душно, ничего не видно. А еще у шлема ошейник с железными крючьями – крутится ошейник, крючья – сначала кожу сдирают…

Творимир уже потерял способность воспринимать речь. Отдельные кровавые слова били – усиливали ужас. Потекла из уха кровь…

Любой ценой остановить боль!

– Я знаю, как добыть одежды из Лунного Серебра!

Царь в очередной раз подносил к губам кубок, но тут его рука замерла:

– Что?

– Да! Да! Да! – зачастил смертно бледный Творимир – он и не думал еще выдавать Деву, а лишь так – разговором муку отдалить.

– Говори! – велел Царь.

Шило все сильнее вдавливалось в ухо Творимира – жгло, давило.

– Прекратите! – не помня себя, завопил Творимир. – Все расскажу, все – только прекратите!..

Царь замер – раздумывал. Прошло лишь несколько мгновений, но для Творимира они растянулись бесконечно. Жалкий, перепуганный – он весь трясся. Вот быстро, прерывисто заговорил:

– Это в старом заброшенном парке, на берегу озера. Вы только снимите это… О–ох, скорей снимите – тогда все расскажу!..

Он и сейчас надеялся, что удастся как–то не предать деву–птицу, разговором боль оттянуть.

Царь обратился к палачам:

– Шило остановите, но шлем не снимайте.

Один из палачей подошел, что–то нажал – шило остановилось.

– Нет, нет… – застонал Творимир. – Вы можете обмануть: я расскажу, а вы велите продолжать!

– А моего царского слова тебе мало?

– Да я и не смогу словами рассказать. Я ж там всего один раз был. Это показывать надо.

– Ну, хорошо–хорошо. – царь поднялся. – Освободите его от цепей. Э–эй, стража – глаз с него не пускать. Эту забаву… – царь кивнул на орудия пыток. – прибережем для кого–нибудь иного. Ежели правду говоришь – дарую тебе жизнь, но коль обмануть вздумал: ждут тебя мученья еще тягчайшие…

Творимира освободили, но, несмотря на то, что в подвале было и душно и жарко, он никак не мог унять сильной дрожи. И потом, когда его отвели в невыносимо маленькую, похожую на каменный мешок камеру, он все трясся…

– Ну, ничего–ничего. – приговаривал Творимир. – Все как–нибудь обойдется. Может, ночь сегодня будет безлунный. Может, целый месяц будет пасмурная погода. Может, дева–птица уже обо всем знает и не прилетит…

И много–много он выдумал таких «может», и, в конце концов уверился, что какое–нибудь из них непременно сбудется, и даже смог унять дрожь…

Ночь. Творимира вывели во двор. И царь, и воевода, и еще с полсотни воинов – все выжидающе глядели на него. На небе – ни облачка. Полная Луна сияла в небольших, оставшихся после ушедшего дождя лужицах.

Вдруг царь шагнул навстречу, и железной перчаткой сжал Творимиру горло.

– Ты помни: у тебя два пути либо кольчугу нам передать и жить припеваючи, либо – назад в подвал. Ты уж сам думай…

Замок остался позади – они шли сначала полем, затем – лесом. И теперь Творимир дрожал, волнуясь уже о том: удастся ли найти место встречи. Но вот дорожка древнего парка, вот древний, расщепленный молнией дуб – здесь надо поворачивать к озеру…

А он все надеялся, что каким–то образом дева–птица останется в живых: может, увидит их сверху… И, когда оказалось, что она уже среди арок тумана, в водах, а ее одеянье серебрится на берегу – он придумал еще «может» – может сейчас она волшебными чарами раскидает похитителей, и унесет его, Творимира…

Одеяние уже в алчных руках Царя. Он внимательно его разглядывал, ухмылялся:

– Действительно – Лунное серебро. – повернулся к Творимиру. – Ты будешь жить, и получишь сто золотых! Я могу быть щедрым!..

Вообще–то Царь был несказанно рад по двум причинам: во–первых, из–за этого одеяния, стоимость которого стократно превышала размеры его казны; и, во–вторых, из–за того, что Творимир убил его брата – князя Лесного, которого он давно ненавидел, и собирался подослать к нему наемных убийц.