Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи - Гульельмо Ферреро

Он приготовился отправить новую армию под начальством Дорилая, чтобы напасть на Беотию и снова завоевать Грецию. Но самым важным следствием херонейской победы явилась возможность того, что представлялось столь же трудным, сколько и необходимым, — мира между Суллой и демократической партией. Флакк, оказавшийся человеком рассудительным, немедленно после своей высадки в Эпире понял, что было бы чистым безумием начинать междоусобную войну в то время, как Митридат готовится двинуть на Грецию новую армию, и оспаривать честь быть его единственным победителем, когда, может быть, и их соединенных сил будет недостаточно для победы над Митридатом. Сулла, со своей стороны, не был ослеплен успехом или политической ненавистью; он понимал, что было бы слишком смело сражаться одновременно и с понтийским царем, и с армией демократической партии. К несчастью, Флакк не решался соединить обе армии ввиду осуждения, тяготевшего над Суллой, и последний должен был удовольствоваться тайной сделкой, которая, не делая публичным их соглашение, позволяла армиям действовать сообща в войне против Митридата. Флакк, который в качестве консула мог потребовать у византийцев их флот, перенес войну в Азию. Сулла остался в Греции, ожидая там Дорилая, который приближался, захватив на свои корабли на Эвбее десять тысяч солдат, спасенных Архелаем после херонейской битвы. Это мудрое соглашение имело хорошие результаты для Рима, армии которого имели значительный успех еще до конца 86 г.; Сулла напал и уничтожил армию Дорилая при Орхомене; потом он удалился в Фессалию, чтобы расположиться там на зимние квартиры.[247] Флакк захватил Македонию, отбросил в Азию последние остатки понтийской армии и перешел через Босфор при помощи византийского флота. Все планы Митридата были уничтожены: до конца 86 г. он не отомстил за поражение при Херонее и окончательно потерял свои европейские завоевания.

Партийная борьба в Италии

Армия низложенного проконсула и армия законного консула сообща добились этого результата; заслуга Суллы была даже больше заслуги Флакка. Если бы демократическая партия в Италии была расположена последовать мудрой политике Флакка, уничтожить осуждение Суллы и принять его услуги на разумных основаниях, то ужасный кризис, который угрожал империи, быстро бы окончился. Но политическое положение Италии делало невозможным это счастливое разрешение вопроса. Консервативная оппозиция почти совершенно была разрушена революцией; большое количество знатных и богатых было убито; другие спаслись к Сулле или в отдаленные провинции; страх парализовал оставшихся в Риме; что касается всадников, то эта финансовая и торговая буржуазия колебалась между страхом перед консервативной реакцией, которая уничтожила бы ее привилегии, и страхом перед социальной революцией, основой которой могла быть кассация долгов, признанная в 86 г. Демократическая партия, поддерживаемая средним классом, чувствовала себя слишком уверенной во власти для того, что бы вступать в соглашение с Суллой, которого она ненавидела за его происхождение, связи, прошлое и дружественный прием, оказанный им стольким осужденным или эмигрировавшим консерватором.

Фимбрия сменяет Флакка

Политика Флакка так мало нравилась демократам, что зимой 86–85 гг. Фимбрии, одному из его легатов, принадлежавшему к народной партии и заподозрившему тайное расположение своего генерала к Сулле, удалось возмутить солдат, заставить убить консула и провозгласить себя главнокомандующим, разрушая этой военной революцией всякую надежду на соглашение. Сулла снова оказался в критическом положении. Он не мог предоставить Фимбрии окончить завоевание Азии, потому что после такого успеха демократическая партия, уже и теперь так мало склонная к миру, не отказалась бы с помощью войны разделаться с ним и его армией. С другой стороны, было опасно и напасть на Фимбрию, ибо Митридат, могущество которого быстро падало после поражения при Херонее и Орхомене, ободрился бы, если бы междоусобная война разразилась у него на глазах. При таких обстоятельствах этот гигант эгоизма, поставивший собственное благосостояние высшей целью жизни, принял чрезвычайно трудное и дерзкое решение, которое должно было определить всю его дальнейшую карьеру и оказать страшное влияние на римскую историю в течение двадцати лет. Не будучи в состоянии одновременно сразиться с Фимбрией и Митридатом, ни вступить в соглашение с Фимбрией, он решился предложить Митридату заключить мир на разумных условиях.

Сулла вступает в переговоры с Митридатом

Момент был благоприятный, потому что долгая война и последние поражения истощили военные и финансовые средства понтийского царя; Греция была потеряна, а Азия почти вся охвачена восстанием. Предлагая ему земли и деньги, давая ему обещания, Сулла подкупил Архелая, побудил немедленно передать ему свой флот и убедил предложить Митридату от его имени условия мира, восстанавливая status quo 89 г.: Митридат сохраняет все прежнее понтийское царство, получает титул друга и союзника римского народа, уплачивает Сулле 2000 талантов и дает ему определенное количество военных судов; чтобы сделать свое отступление более легким и менее постыдным, Сулла принужден был даже согласиться на амнистию восставшим азиатским городам.[248]

Фимбрия берет Пергам

С точки зрения политических и военных традиций Рима этот мир был почти государственной изменой. Царь, убивший сто тысяч италиков и опустошивший самую лучшую провинцию империи, сохранял свое царство, получал титул друга и союзника, отделывался только небольшой контрибуцией! Но положение, созданное в Италии полустолетием политической и социальной борьбы, было так ужасно, что Сулла был принужден, наконец, искать своего спасения и спасения своей армии в этом союзе с убийцей италиков. Архелай перешел на сторону Суллы, отправился к Митридату и сумел убедить его… Митридат, понимавший, по каким побуждениям Сулла предлагал столь благоприятные условия, сначала попытался получить еще лучшие, угрожая заключить союз с Фимбрией. Но Фимбрия, которому нужно было оправдать свое возмущение крупными успехами, начал кампанию весной 85 г., захватил Азию, одержал блестящие успехи над армиями Митридата и овладел Пергамом.[249] В это время Лукулл, наконец, собравший флот, появился у азиатских берегов, возбуждая города к восстанию. Наконец, Митридат, видевший дезорганизацию своей армии и потерю Азии, убедился, что ему легче иметь дело с Суллой, чем с Фимбрией. Он имел свидание с римским полководцем в Дардане, принял условия мира, посадил на корабли остатки своей армии и вернулся в свое царство.[250] Избавившись этим соглашением от Митридата, Сулла двинулся в Лидию ранее Фимбрии и, воспользовавшись ненавистью, возбуждаемой преступлением и алчностью прежнего легата Флакка, подкупил его армию, которая при приближении Суллы разбежалась, чтобы присоединиться к победителю при Херонее и Орхомене.

Смерть Фимбрии

Фимбрия был принужден кончить жазинь самоубийством.[251] Сулла остался, таким образом, единственным господином Азии во главе многочисленного флота и значительной армии с казной, наполненной контрибуцией Митридата.

Сулла и демократическое правительство

В действительности это было только справделиво, потому что Сулла в самом деле разрушил могущество Митридата и отнял у понтийского царя его завоевания благодаря победам при Херонее и Орхомене. Без этих побед Фимбрия не мог бы ни захватить Пергама, ни даже вступить в Азию. Тем не менее на этой славе лежало пятно, причина слабости в этом могуществе: необходимости дарданского договора — этой пощады, оказанной новому Ганнибалу Востока, не смела признать ни одна партия, даже надеявшаяся извлечь из этого наибольшую пользу, пока Сулла не был абсолютным господином положения. Сулла понимал это, хотя в течение 85 и 84 гг. он заботился только о двух вещах: привязать к себе легионы и примириться с демократической партией, заключив соглашение, которое позволило бы ему мирно возвратиться в Италию, чтобы там пользоваться неизмеримыми богатствами, собранными во время войны. При условии утверждения всего, сделанного им на Востоке, и примирения с дарданским договором он готов был покинуть консервативную партию и знать, ничего не сделавших для него в опасный момент. Но всеобщее недоверие, так глубоко смущающее умы во время революционных кризисов и так ужасно запутывающее ожесточенную борьбу партий, сделало невозможным всякое соглашение. Многие знатные бежали к Сулле и побуждали его разрушить демократическое правительство. Во всей империи остатки консервативной партии воспрянули духом после великого торжества Суллы; в нем они ожидали найти своего защитника, который повторит против народной партии coup d'Etat, произведенный в 87 г. против революции Сульпиция. Были начаты интриги и заговоры; некоторые молодые люди, принадлежащие к богатым классам, стали действовать. Сулла был слишком умен, чтобы слепо служить злобе партии, заслужившей свои несчастья своей слабостью; но эти происки сильно вредили ему и его переговорам. Народное правительство, не доверявшее ему по его прошлому, встревожилось; средний класс подозревал его в намерении отнять у италиков права гражданства; демократическая партия боялась его мести за консервативную партию, желавшую присвоить себе всю заслугу азиатского завоевания, отвергая дарданский договор. Нет, она никогда не заключила бы такого позорного договора, никогда не допустила бы Рим испытать столь тяжелое унижение: победа над Митридатом, которой так хвалятся консерваторы, — ужасная измена!