Осторожно: TERRA! - Юрий Новиков

Как видим, патент на соху выдать стоило бы. Давайте остановимся подробнее на ее конструкции и работе.

Конструкция не сложна, но и не слишком-то проста. Сразу и не разберешься.

Запрягалась соха одной лошадью, которую заводили между оглоблями. Задний конец этих жердей зажимался между тремя деталями: рассохой, рукоятками и вальком. Узел крепления стягивался веревками. Помимо этого, на некотором расстоянии от конца оглобли соединялись перекладиной, от которой вниз к рассохе тянулась толстая бечевка. Последняя наматывалась на круглый стержень — стужень — с насаженной на него лопаткой. Это полица. Нижним концом она устанавливалась между двумя сошниками, надетыми на раздвоенный конец рассохи. Сошники ставились под углом друг к другу так, что если посмотреть на них спереди, то они образовывали желоб. Подобие желоба поэтому получалось и в земле, которую рыхлили эти сошники. Отсюда-то и проистекает использование сохи как мелиоративного орудия — для поделки водоотводных борозд и пропашки (окучивания) и, наоборот, выкапывания грядковых растений (картофеля, например).

При работе соха опирается на землю только кончиками сошников — у нее нет длинного горизонтального полоза средиземноморского плуга. Поэтому орудие это неустойчиво в ходу — его все время следует держать на весу. Работать не очень удобно. Правда, при достаточном навыке получается совсем неплохо: помещики частенько жаловались, что крестьяне прекрасно обрабатывают сохой свое и плохо — барское поле, хотя внешне различий вовсе нет.

Неустойчивость сохи объяснялась и рядом других факторов. Если в чистом поле не было ни пней, ни кочек и галопировать по ним не приходилось, то камней на русском севере было достаточно. Кроме того, в нечерноземной полосе, где особенно была распространена соха, почва хотя и не слишком плотная, но из-за влажности климата вязкая, липнущая. И чем больше площадь соприкосновения с ней орудия, тем сильнее оно залипает, тем тяжелее работать. А лошаденка-то в хозяйстве чаще была одна, да и та дохлая, некормленая. Так что сохе надо было быть орудием легким; лишнее же трение горизонтального полоза о землю увеличило бы ее сопротивление. Поэтому, рассуждал мужик, лучше уж дать нагрузку на собственные руки — они все выдюжат!

И наконец, полица. Обычно плуг отбрасывает пласт в одну сторону. «Ушки» римского плуга — в обе. Но последнее не всегда хорошо: засыпается и обработанная и необработанная земля. Современный плуг имеет отвал, отваливающий почву только в одну сторону. Получающаяся при этом борозда и видна отчетливо, и отчетливо отделена от непропаханного поля. Но при работе такого плуга получается одна неприятность.

Поле, как правило, начинают пахать с середины. Провели первую борозду — откинули пласт направо. Доехали до конца, развернулись, едем назад. Снова отбрасываем пласт направо. В середине поля два пласта земли валятся навстречу друг другу. Получается свальный гребень. В другом варианте получают разъемную борозду.

Об этих-то неприятных образованиях и упоминает Шиндлер. Если поле узко, а крестьянские наделы именно такими лоскутными и были, то после вспашки оно приобретает выпуклый или вогнутый профиль. И то, и другое плохо, так как приводит либо к застаиванию воды на поверхности, либо к стеканию ее. Ухудшается водный, а следовательно, и воздушный режим почвы, снижается урожай, развивается эрозия.

Проблема эта не снята и по сей день, хотя для так называемой гладкой вспашки уже давно используют оборотные плуги. К сожалению, конструкция их сложновата, да и дорогие они еще. А вот соха со всем этим справлялась шутя. Полица в ней служит как раз для отбрасывания пласта, поднимающегося вверх от сошников. Едет «дед Иван» по полю «туда» — полица отбрасывает направо. Доехал до края поля, развернулся, приостановился и повернул «стужень» с полицей в другую сторону. Теперь полица будет отбрасывать землю налево. Поле станет ровным.

В общем-то соха пахала мелко — сантиметров на двенадцать, не больше. А подзолы как раз и отличаются мелким плодородным горизонтом, под которым — мертвая подпочва. Вывернуть ее на поверхность — значит получить пустые закрома. Полица оборачивала лишь небольшой поверхностный слой, а глубже только рыхлила. Эту операцию сейчас тоже выполняют специальные плуги с вырезными корпусами.

Таким образом, соха — орудие в основном рыхлящее, для переворачивания пласта приспособленное плохо. Однако в некоторых районах России она постепенно трансформировалась в орудие отвальное.

Как известно, основной поток русских переселенцев шел на юг и восток. Переходя на новые земли, тащили они с собой в совершенно иные условия и старые сохи, и старый уклад жизни. Потом вынуждались изменять и то и другое.

С перемещением к востоку, на более плодородные земли, сходные по свойствам с черноземами, отпадала необходимость в перекладной полице. К тому же земель было поболее и наделы стали не столь узкими. Соха трансформируется в косулю. Это орудие имело неподвижный, правильно изогнутый отвал и нож для отрезания пласта по вертикальному направлению. Так соха становится похожей немного на современный плуг.

Что касается переселенцев в привольные степи, то им пришлось сразу же выбросить соху на свалку: плотные, проросшие многолетними травами черноземы что сохой ковырять, что иголкой. Здесь было нужно совсем иное…

Начиная с середины прошлого столетия, и в особенности после раскрепощения крестьян, начался процесс быстрого освоения степной целины на юге России. Наступали новые времена, и помещики с большим вниманием стали посматривать на передовую Европу. Немедленно возникла мода на «улучшенные» землепашные орудия, из-за рубежа пошел поток немецких, английских, бельгийских плугов. И, как писал один из корреспондентов «Земледельческой газеты», «через год почти всюду, за самым ничтожным исключением, все хитрые изобретения английской индустрии уже валялись под сараями и у кузниц в самом жалком и искалеченном виде».

Конечно, подобное обращение с дорогой техникой частично объяснялось малограмотностью, однако только частично.

В описываемую эпоху тоже устраивались «состязания плугов и пахарей». На состязания выставлялись и иностранные, и собственные «улучшенные» образцы. Вместе со стальными своими собратьями в дело обычно пускался и старинный народный, так называемый малороссийский, плуг, частенько также называемый «сабан». И вот что интересно: сабан этот, как правило, оставлял позади все самые современные «аглицкие» образцы. Об одном таком конкурсе писал известный знаток русской степи М. В. Неручев. «Преобладающий в степи плуг есть плуг, имя изобретателя которого теряется в глубине весьма отдаленных времен; как народная песня не имеет автора — автор ее народ, — так не имеет изобретателя и русский, распространенный в степной местности плуг, с тою только разницею, что построение его находится… в руках особенных талантов, которые без расчета и без мерки умеют попадать в меру. Строители этих плугов, исключительно деревянных, с деревянным отвалом, состоящим из прямой доски, основываются на каких-то, для них самих темных, соображениях; они дают грядилю ту, а не иную кривизну, ставят подошву под некоторым острым углом к общему стану плуга, приколачивают то там, то здесь деревянную планку, и в результате выходит то странное, ни на плуг и ни на что другое не похожее, но землю пашущее орудие, которое называется „малороссийским плугом“. Это орудие, — вызывающее удивление незнакомых с ним хозяев, а думающих механиков способное поставить в совершеннейший тупик, устроенное наперекор всякому понятию о теории плуга, — пашет, да еще как пашет! Удивительно! Мы видели весьма большое пространство, взметанное этим плугом… и если бы нам не сказали, что здесь пахал русский загадочный плуг, мы готовы были бы предположить, что пахота произведена одним из лучших английских орудий: пласт на протяжении сотен сажен лежал к пласту лентою, нигде не был оборван… Мы посмотрели на пахоту — полюбовались, посмотрели на плуг — подивились: отчего он пашет, когда в нем нет ничего обусловливающего сколько-нибудь сносную работу? Пашет — да и делу конец!.. Дело в том, что при специфичности полевых условий у нас положительно нет такого плуга, который мог бы заменить плуг теперешний».

Сабан с полным успехом сопротивлялся натиску своих молодых стальных собратьев. Уступил он им только тогда, когда предприимчивый выходец из немецких колонистов (на радость профессору Браунгарту — все же немец!) кузнец Иоганн Ген принялся за модернизацию «хохлацкого плуга» и построил на его основе свой первый заводской образец. Основанный Геном в Одессе завод (теперь имени Октябрьской революции) до сих пор является крупнейшим плугостроительным предприятием в стране. Плуги же Гена, а затем и других русских заводчиков к концу XIX столетия не только существенно потеснили сабан, но и прервали поток плугов из-за границы.