Дорога надежды - Серж Голон

Она неожиданно узнала их по красной букве А, вышитой на корсаже, когда две женщины в белых капюшонах, наводившие такой ужас на миссис Кранмер, поклонились ей с ангельскими улыбками, подойдя к ее кровати, чтобы поухаживать за ней и перестелить постель.

– Где же ваши волосы? – воскликнула она.

– Под капюшонами, – ответили они со смехом. – Было поздно, миссис Кранмер металась в отчаянии. Мы уже легли в постель, когда пришли за нами, чтобы мы помогли ребенку. Мы только и успели, что накинуть одинаковые платья, и, простоволосые, последовали за ним. Все эти два дня мы не отходили от вашей кровати и от колыбели младенцев.

– Кто пришел за вами?

– Черный Человек!

У Анжелики вновь закружилась голова… Черный Человек! Иезуит! Опять этот таинственный образ из предсказания! Потом она вспомнила, что они находились в Новой Англии, и если в Новой Франции обращенные индейцы часто называли членов «Общества Иисуса» «Черными Сутанами"» то было маловероятно, во-первых, чтобы он появился в окрестностях Салема, где к иезуитам относились хуже, чем к выходцам из Преисподней, а во-вторых, пуритане могли назвать Черным Человеком самого Дьявола. Об этом говорил ей Шаплей в тот раз, когда она впервые встретила его в остроконечной шляпе в лесу. И сам собой напрашивался вывод, что это суеверие, накрепко засевшее в умах и подтвержденное многочисленными ссылками теологов, возникло из того страха, который испытывали первые иммигранты, заброшенные на враждебный и незнакомый берег, поросший непроходимым и бескрайним лесом, кишащим зверями и язычниками и начинавшимся в двух шагах от их жилищ. Этих поселенцев можно было понять.

Ибо враждебнее моря мрака, которое им удалось преодолеть, был для них лес, противопоставлявший их упорству пионеров, одержимых желанием обрабатывать землю-кормилицу, сплоченные ряды деревьев, уступавших малую часть плодородной земли лишь ценою их неимоверных усилий. Отступая вместе со своими демонами, этот лес по-прежнему оставался бескрайним. Итак, считалось, что Черный Человек скрывался в этом первобытном лесу, объединяя под своей властью вверившихся ему язычников. Стоило только одинокому страннику, приплывшему со Старого Света, повстречаться с ним, как Черное Привидение протягивало ему толстую тяжелую книгу с ржавой застежкой и металлическую ручку с пером.

– Напиши свое имя, – приказывал Сатана.

– Какими чернилами?

– Своей кровью.

– А если я не захочу?

Дьявол ухмылялся, обнажал грудь своего собеседника и запечатлевал на ней колдовским способом красную отметину. А потом приказывал:

– Можешь подписывать! Ад так или иначе пометил тебя.

И вот сотни, тысячи запоздалых путников или авантюристов, не уважавших строгие религиозные законы своей общины, были помечены Сатаной, и особенно много было их поначалу, так как позднее осведомленные верующие вели себя осмотрительнее. В напоминание об этом вероломном самоуправстве Сатаны, неустанно подкарауливающего вероотступника или горячую голову, добродетельные пуритане установили обычай, в соответствии с которым виновный в предосудительном поступке, но не заслуживающий смертной казни, на которую были обречены лишь убийцы и колдуны, приговаривался к ношению алой буквы.

– Так кто же, говорите вы, обратился к вам с просьбой помочь ребенку? вновь спросила она после долгого размышления, во время которого две квакерши на редкость проворно сняли с нее ночную рубашку, омыли с ног до головы душистой водой, перевязали, облачили в свежее белье, поменяли простыни и наволочки.

И вот теперь, когда они были так близко и она ясно видела чистоту их гладкой и свежей кожи, красоту молодых лиц, она понимала, почему не сразу узнала их в тех двух женщинах, которые терроризировали миссис Кранмер и которых она приняла за ангелов. Ведь это были очень молодые женщины: одна, высокая и стройная, на вид лет двадцати пяти, другая, казалось, недавно вышла из подросткового возраста.

В ответ на ее вопрос они обменялись лукавым взглядом проказниц, после чего старшая взяла слово:

– Прости нас, сестра, что мы осмелились назвать его Черным Человеком. Мы знаем, что в нем нет ничего дьявольского. Просто мы так называем его между собой с тех пор, как он появился в Салеме: одетый в черное, с черными глазами и волосами, он внушал нам страх. Однако со временем мы узнали его как человека и, когда он приехал за нами, безропотно последовали за ним.

– Так о ком же вы говорите? – взмолилась Анжелика, напуганная тем, что опять не понимает, повредилась в рассудке или утратила память.

Да он же, французский пират из Голдсборо.

Надо ли это было понимать так, что они говорили о Жоффрее?

И означало ли это, что Жоффрей по-прежнему оставался в глазах Массачусетса французским пиратом? А если да, надо ли думать, что не кто иной, как Жоффрей, привез… ангелов?

Она внезапно впала в глубокий сон, пробудившись от которого, не могла поверить, что стоял все тот же день и она проспала не более часа.

Миссис Кранмер вновь находилась в ее спальне со второй найденной серьгой, и Анжелика, отдохнувшая, не только узнала хозяйку дома, но и обрадовалась ее появлению, ибо в дальнейшем именно ей стала обязанной наиболее связным представлениям о событиях дней, проведенных ею в беспамятстве. Миссис Кранмер то появлялась, то исчезала, однако у Анжелики сложилось впечатление, что она непрерывно пребывала на посту то у изножия кровати, то в проходе между альковом и стеной. Так оно отчасти и были в действительности, ибо бедная миссис Кранмер, потрясенная всем происшедшим в ее доме, понимая, что бессильна что-либо изменить и никто ей не подчиняется, находила приют у Анжелики, видя в ней, несмотря на ее слабость, благодарную слушательницу. Эта англичанка питала слабую надежду на то, что, войдя в курс известных событий, графиня де Пейрак при случае замолвит за нее словечко.

Поэтому прежде всего благодаря ей получила Анжелика кое-какие сведения о тех, кого она про себя еще называла ангелами. Этот рассказ растянулся на три встречи, но такой длинной и странной оказалась история, что Анжелике почудилось, будто она слушала какую-то нескончаемую восточную сказку наподобие тех, что целыми-днями рассказывают в исламских городах нищие.

Миссис Кранмер начала слишком издалека, вспомнив небольшую группу «квакеров», явившихся лет десять назад искать убежища в Салеме после того, как большинство из них подверглось в Бостоне тюремному заключению и наказанию плетьми.

Их приняли не столько из-за терпимого отношения к членам неизвестной секты, почитаемой массачусетскими теологами одной из наиболее опасных, сколько из-за желания досадить бостонскому губернатору Уинтропу. Впрочем, они были немногочисленны, обещали вести себя скромно, уважать гражданские законы и воздерживаться от обращения новых адептов в свою сомнительную веру. Среди них находилась очень молодая вдова по имени Рут Саммер. Так вот, ока сразу же попросила принять ее в число салемских пуритан, сетуя на то, что была сбита квакерскими наставниками с праведного пути. Истина, единая и неделимая, которая, как это было со всей очевидностью установлено, вышла очищенной и возрожденной из Реформации, религиозного уважения, возглавленного вдохновенным немецким монахом Мартином Лютером, подхваченного просвещенным французским священником Жаном Кальвином, освободившись от ошибок галликанства, благодаря самоотверженной борьбе великого шотландского философа Джона Кнокса, ярого поборника пуританства, нашла свое законченное выражение, проложив себе дорогу среди dissidentes note 6 или гонимых «нонконформистов». По прошествии века, отделившись от колеблющегося пресвитерианства, она смогла стать purissinia religio, чистой и незапятнанной религией, черты которой, намеченные вслед за израильскими пророками в Послании апостола Якова и во всем Новом Завете, воплотились затем в «конгрегационализме», легшем в основу Массачусетской хартии, узаконенной ныне в Салеме.