Дорога надежды - Серж Голон

Сомнительное, вызывающее неутихающие споры установление!

Послание апостола Павла, в котором проглядывало его библейское женоненавистничество – уж не был ли он до своего обращения членом секты фарисеев? – весьма усложняло решение этого вопроса для пресвитерианцев и конгрегационалистов, вышедших из кальвинизма.

К настоящему времени одно из серьезнейших возражений, выдвигавшихся против квакеров, сводилось, в частности, к тому, что женщинам дозволялось во время службы участвовать в Святом Таинстве Причастия.

Итак, Анжелика имела дело с двумя умными и образованными женщинами, речь которых отличалась самобытностью, умелыми и решительными в поведении, милосердными, веселыми и доброжелательными, хотя и скорыми на возражения.

Их экзальтация – или то, что она определила для себя как экзальтация во время первой встречи, – служила им средством самозащиты. Чтобы оставаться теми, кем они являлись по своей сути, объектом преследований, но в то же время уверенными в своем исконном праве на жизнь, им приходилось поминутно утверждать это право или, во всяком случае, напоминать о нем в полный голос и при любых обстоятельствах, особенно тогда, когда обыватели, на какое-то время усмиренные, успокоенные и как бы подкупленные их «чудесами», провоцировали новый кризис и старались направить их. Нет, не на стезю общепринятой добродетели – время для этого ушло безвозвратно, – но в сумрачные дебри колдовства и распутства, откуда их надлежало извлечь лишь для того, чтобы осудить и повесить.

И вот организовывались шествия. Раздавались требования, чтобы судьи и школьные учителя развернули пергаменты, надели судейские шапочки, после чего все с воплями устремлялись к хижине на опушке леса. Кто-то из одержимых готовил веревки, другие – с охапками хвороста и факелами рвались первыми поднести огонь к соломенной крыше этой дьявольской хижины, но вдруг, как по команде, останавливались перед выложенным из камней кругом.

Ибо заранее страшились того, что увидят на пороге двух женщин, таких красивых, которые, ткнув в них указательным пальцем, призовут разойтись по домам. Но еще больше боялись, что не увидят их, что силою своих колдовских чар они, дабы избежать возмездия, вылетят через дымоход.

– Им удалось приговорить нас к ношению на груди заглавной буквы А, первой буквы слова adulteru note 7.

Из красных порочащих метин в уголовном кодексе Массачусетса сохранилась к тому времени лишь буква А, клеймящая женщин, виновных в прелюбодеянии, другие буквы, такие, как Б (богохульник) или Т (thief – вор), вышли из употребления.

– Я согласилась с приговором, – сказала Рут, – но он был несправедлив по отношению к Номи; она не обманула ни одного мужчину, потому что никогда не была замужем…

– А что Брайен Ньюмен, осмеянный супруг, стал ли он обжаловать приговор?

– Нет. Попытались было заставить его признать, что его жена, перебежчица из проклятой секты, вероломно проникла в Богом охраняемую общину, «наставила ему рога» и явилась для него источником бесконечных несчастий.

Но он сидел смирненько и все оставил как есть. Он продолжал жить, словно ничего не произошло: обрабатывал поля, доил коров, взбивал масло, стриг овец, регулярно посещал meeting house note 8, став лишь чуточку менее сдержанным и лишь чуточку более молчаливым, чем прежде.

«Я спокойна за Брайена Ньюмена, – говорила порой Рут, глядя на зеленые холмы, где находилась ферма, хозяйкой которой она была еще совсем недавно.

– Мужчины тяжелы на подъем и не торопятся приняться за поиски новых истин, отличных от тех, которые они пассивно усвоили и с которыми сжились по привычке, однако не утратили способности к их обретению и усвоению».

Она с уверенностью предсказывала эволюцию человека, которого не раз за годы их совместной жизни заставала за тайным и внимательным перечитыванием маленького томика, принимаемого ею поначалу за молитвенник; он никогда не расставался с ним – сборником сонетов и посланий английского поэта эпохи Возрождения Габриэля Гарвея, короля рифмы и гекзаметра, новатора в области английского стихосложения. И, как это всегда бывает со всяким берущим на себя смелость разрушить существующие теории и утвердить взамен них новые, он был обвинен в бунте против установленного порядка!

– Сколько бессмысленной жестокости, – сказала Анжелика, – я отказываюсь понимать. Вспоминаю, как во время плавания в заливе Каско на одной из стоянок на острове Лонго я впервые повстречалась с квакерами. Они совсем не показались мне опасными. Напротив. Была холодная ночь, и одна из женщин одолжила мне свое пальто.

– Мы бессильны перед страхом, – заметила Рут. – Добро вызывает страх. Добро всегда непонятнее зла, и потом люди прежде всего не приемлют того, что нарушает сложившиеся представления о приличии. Я убеждена, что Джордж Фокс опасен не столько тем, что отменил все церковные таинства, сколько своей проповедью равенства, призывами не снимать шляпы даже перед королем. Что касается меня, я возмутила умы даже не тем, что показалась им колдуньей, а тем, что оставила посреди дороги, совершенно забыв о них, предназначенные для продажи в городе товары.

Глава 7

С первых же часов возвращения Анжелики к жизни две ухаживавшие за ней женщины изо всех сил старались оградить ее от лишнего беспокойства, особенно после того, как появился ее муж, отец новорожденных, французский пират из Голдсборо. Благодаря их усилиям поубавился поток визитеров, и Анжелика получила возможность насладиться мгновениями семейной близости с Жоффреем де Пейраком, мгновениями, которых лишены даже только что ставшие матерями королевы.

Это были незабываемые минуты, когда Анжелика, сидя в своей большой постели, приникнув к нему, и он, поддерживая ее сильной рукой, – впервые могли упиваться счастьем, поглядывая на своих двойняшек. Две женщины (Анжелика еще не знала, что их звали Рут и Номи) принесли им их на большой кружевной подушке. Они положили подушку на колени Анжелике, убедившись, что это ее не слишком утомляет – ведь они были такими легкими! – и удалились, выставив у дверей охрану, несмотря на то, что их репутация колдуний куда больше смущала любопытных и уставших от ожидания нетерпеливых визитеров, чем стоявшие внизу на лестнице испанские часовые.

– Итак, вы решили остаться с нами, граф и графиня, – с нежностью спросил он, – каковы же ваши намерения?

Малыш и малышка, лежа на кружевной подушке, смотрели на них синеватыми глазенками, в которых разверзались бездонные глубины.

– Они впечатляют, – сказал Пейрак.

В его голосе слышались гордость и удивление. Анжелика, изумленная и все еще боящаяся поверить, убеждалась в реальности их существования. Минута знакомства. Четыре существа встретились на пороге совместной жизни, обещавшей быть долгой, безоблачной и счастливой, но чуть было не сметенной разразившимся ураганом.