«Джамп» значит «Прыгай!» - Виктор Галданов

– Как же мне не бояться? Разумеется боюсь. Меня уже и избивали, и стреляли, и бомбу подкладывали.

– Тогда на кой хрен тебе все это надо?

Егор Пузиков постучал его по плечу и сказал:

– Спроси у себя, дружище. Тебе-то должно быть гораздо страшнее, чем мне. Меня он просто пужает, а тебя, если он узнает, что ты под него копаешь, он точно прикончит.

Барский отпил еще кофе и выпустил из ноздрей две струи дыма.

– Если откровенно, то мне кажется, что у меня уже сложилось какое-то личное отношение к этому предмету. Мне кажется, что этому подонку давно пора перекрыть кислород.

– Вот-вот и у меня в точности такое же мнение, – засмеялся Пузиков. – Вообще у всех у нас должно быть такое же личное отношение к господам-политикам, и тогда мы не будем терпеть у власти каждую сволочь.

В этот момент рядом с ним зазвонил телефон, Егор взял трубку, и тут же включил диктофон, приложив его к трубке.

– Когда нашли? Где? Кто еще был в машине? Алкоголь? – Затем он быстро дал отбой, набрал три цифры и пролаял в трубку: – Живо мне некролог на Викентия Солержицкого, нашего выдающегося стилиста и визажиста. Что значит – нет? Кто у нас заведует светской жизнью? Что значит еще не проспался после презентации? Он что туда, водку глушить ходит? Отлейте его водой и пусть к двум часам состряпает мне некролог в лучшем виде. И чтоб с фоточкой и двумя десятками подписей нашей богемы. Блин, вишь, что в мире деется! – сказал он Барскому. – Тоже, кстати, муромский. И вроде бы тесно знаком с нашим с тобой подзащитным.

В отдел вбежал взъерошенный и еще не совсем трезвый мальчик лет двадцати и сразу кинулся к Егору:

– Ты что с ума сбрендил? Как так Вика мог помереть, если я вчера его видел на презентации этого нового альбома?

– Прямой звонок от дежурного по городу. Запомни, Санёк, не за то я подкармливаю нашу доблестную милицию, чтобы она меня так подъ…бывала! Ладно, скажу тебе по секрету: поутру найден в своей машине, свалившись с набережной в состоянии крайнего подпития.

Санёк замотал головой и пробормотал:

– Оч-чень странная история…

– Не понимаю, что тут странного, – спросил его Барский, – пол-Москвы так ездит.

– Странно то, что пьяным встретить Вику было столь же невозможно, как в постели с женщиной?

– Почему?

– Ну, во-первых, у него был порок сердца, и одной рюмашки бы ему вполне хватило, чтобы отправиться на тот свет. А во-вторых, у него была очень богемная ориентация.

– Итак, ну я еду на место происшествия, а затем в ментовку – ты со мной или как? – осведомился Пузиков.

Набережная была запружена машинами, милиция уже поставила ограждения и пускала поток автомобилей кружным путем. Здоровенный желтого цвета кран «бумар» уже извлек из воды автомобиль «форд-мустанг» красного цвета, который, судя по повреждениям, свое уже отбегал.

Пока Егор одолевал представителей власти, Барский приоткрыл капот и вновь закрыл его, а затем как-то бочком-бочком оказался возле санитарной машины, в которой лежал длинный предмет, затянутый простыней, и сел рядышком на скамеечке.

Спустя минуту дверцы машины захлопнулись и она покатила по улицам. Тогда Барский откинул простыню и осмотрел тело, принадлежавшее молодому человеку лет двадцати пяти-семи. Это был не первый труп, который Барский увидел в своей жизни. Можно было бы даже сказать, что он навидался их больше, чем среднестатистический горожанин мог увидеть за свою жизнь. Они сопровождали его жизненный путь довольно часто. Вначале ему трудно было привыкнуть к виду мертвого человеческого тела. Но затем он сказал себе, что человек остается человеком до той поры, пока в нем сохраняется душа и мысли, когда же оные покидают своё бренное тело (в результате твоих действий либо чужих), оно превращается лишь в бесчувственную оболочку – body, corpus, тушу – которая не должна вызывать иных чувств, кроме чувства брезгливости и сожаления. Но это тело не вызвало в нем этих чувств – оно казалось молодым, полным сил и жизни, очень стройным и красивым. Могло бы показаться, что этот молодой человек спит мирным сном.

Вскоре машина съехала по пандусу в подвальное помещение больницы, двери открылись и Барскому во второй раз за день удалось очутиться в том же морге. Осмотревшись он неторопливо прошел в помещение с табличкой «Вход воспрещен. Только для персонала».

– Ну нет, – воскликнул небритый палологоанатом, – дважды в день видеть вас – это слишком.

– А я так вообще бы обошелся без ваших трупов, – ободряюще улыбнулся Барский,

От стоящей в отдалении группы людей отлепился молодой лейтенант и, подойдя к Барскому, буркнул:

– Черт побери, опять вы здесь. Неужели вы будете обнюхивать каждый труп на нашем участке?

– Молодой человек, я надеюсь, что с моим появлением количество висяков на вашем участке поуменьшится. Дайте мне осмотреть тело и почитать медицинское заключение, и вы увидите, насколько для вас все прояснится.

Ему пришлось прождать добрый час, пока врачи закончили вскрытие. Затем ему разрешили осмотреть тело. Если бы не шов, проходящий от гортани до лобка, зашитый суровыми черными нитками, можно было подумать, что в этом теле еще теплится жизнь.

– Не скажешь, что он три часа провел в воде, не так ли? – подойдя к Барскому спросил Кубарев.

– А вы уверены, что он провел там три часа?

– Ну конечно. Правда свидетелей было мало, дорога была перекрыта автоинспекцией.

– Из-за чего?

– Кажется, какие-то дорожные работы.

– Хорошо бы уточнить какие. А насчет сохранности тела… Есть специалисты, которые могут прочесть вам целую лекцию о том, как сохранять мертвое тело. Для этого служит ряд химических соединений, которые вводятся внутримышечно, – сказал Барский. – Видите следы уколов?

– Давайте дождемся результатов экспертизы.

– Давайте дождемся, – согласился Барский, – хотя я не ошибусь, если предположу, что в состав этих веществ входили формалиновые соединения.

Так и оказалось.

Валерий набрал номер телефона, который ему под огромным секретом дал Егор Пузиков. Ответил мужчина.

– Мне, пожалуйста, Бэллу Аветисовну, – сказал Барский.

– Кто вы и по какому вопросу?

– Следователь прокуратуры по поводу того человека, с которым она встречалась вчера вечером.

Через некоторое время трубку взял еще один мужчина. Голос его звучал гораздо солиднее. Повыспросив имя-отчество и должность Барского, он поинтересовался:

– Так в чем же собственно, там дело?

– Дело в том, что нынче под утро было выловлено в реке тело некоего Викентия Солержицкого. Вам это имя что-либо говорит?

– Нет.

– Тогда нам и говорить не о чем.

– Хотя подождите. Это не тот ли, кого еще называют Викой?

– Он самый. В некоторых кругах его иначе и не называют. Вот на эту тему я бы и хотел побеседовать с вашей… Уж не знаю, кем она вам приходится.

– Хозяйкой. А я глава ее службы безопасности – Клементьев. Ну что ж, я тут не вижу абсолютно никаких оснований для того, чтобы отвлекать Бэллу Аветисовну. Мало ли с кем она видится. Вы сами должны понимать, какой у нее общественный статус.

– И вы должны понимать, – отрезал Барский, – что этот статус станет весьма нестатичным, если мы пустим в газеты информацию, что Великая Бэлла отказалась встречаться со следователями без объяснения причин. Жадная до сенсаций публика поймет это только так, что у нее таковые причины есть. Сколько денег тогда ей придется угрохать на восстановление своего подмоченного имиджа?

– Черт с вами, – неожиданно сказал в трубке женский голос, – приходите, но не раньше четырех часов. Я еще сплю.

Заехав во двор дома, адрес которого ему указали в редакции, Барский припарковал машину среди толпы иномарок и обратил внимание на то, что во дворе довольно оживленно. Правда это оживление было порождено не стайками играющих детей и не пенсионерами. То тут то там стояли в подъездах и сидели на лавочках, занимали детские песочницы и качалки, прислонялись к деревьям или автомобилям мужчины и женщины разных возрастных категорий. Они бдительно следили за подъездом номер четыре. Среди них были люди средних лет и пожилые, хотя встречались и совсем молоденькие.

Но все они казались одной большой толпой родственников, собравшихся на какое-то очень важное событие. На лице каждого было написано нечто их объединявшее, но не скорбь, а страсть, приведшая их сюда. Глаза каждого блестели, руки каждого сжимали какой-либо предмет: букет ли цветов, открытку ли с зажатой наготове авторучкой, какие-то завернутые в бумагу свертки. Здесь же развернулась бойкая торговля. Несколько юнцов продавали фотографии Бэллы Аветисовны с ее залихватским росчерком. Другие расставили рядками полированные деревянные плашки с теми же портретами, залитыми лаком. Какой-то бородатый мужичок выставил на продажу свои картины, где Великая Певица была изображена в стиле «русского примитивизма» (очевидно, иным стилем художник просто не владел). Тут же продавались ее записи, сборник стихов, отпечатанных на ксероксе и дурно переплетенных. Однако все это было преходящее, наносное, извечным же был подъезд номер четыре здоровенного семиэтажного дома сталинской постройки. У стальных дверей этого подъезда, снабженных верхними телекамерами, стояли двое секьюрити, задачей которых было создание максимального количества препятствий для каждого пожелавшего войти в подъезд. В данный момент они выдерживали атаку двух старушек, которые собрались к какой-то Ивановне и не могли толком назвать ни ее фамилии, ни адреса, ни номера квартиры.