Эльф из Преисподней (СИ) - "Lt Colonel"

Пораженческие мысли? Какая глупость! Я всё ещё оставался лучшим среди лучших, высшим демоном! Просто… просто подыгрывал.

Лютиэна вновь заговорила, но я не слушал. Даже в гневе и людской форме сестра оставалась красива, и я невольно залюбовался ей.

Когда эльфийка поняла, что её слова пропускают мимо ушей, в бок мне прилетел острый локоток, и я соизволил послушать её. Ради приличия даже поохал, почёсывая рёбра. Смерив меня усталым взглядом, Лютиэна начала сначала:

— Ты наговорил глупостей княжне, и она кипит от злости. Если бы ты провалил экзамены, то она бы точно приказала тебя отловить и выпороть, а может, и повесить где-нибудь в лесу. К счастью, хоть ты и дурак, но не идиот. Всё же влияние семьи сказывается, так что уж людские стандарты ты проходишь. На время обучения социальный статус ничего не значит, и разбираться с тобой она будет в стенах академии.

— Она всего лишь человек, — отмахнулся я, — что она может мне сделать? Натравить своих дуболомов, чтобы подстерегли в укромном местечке?

— Может быть, а может быть, что-нибудь похуже. Даже люди иногда способны вызвать головную боль.

Лютиэна легко постучала костяшками пальцев мне по лбу.

— Не будь таким беспечным. Ты хотел повидать Землю, а не настроить её против себя.

— Хорошо, что ты беспокоишься за меня.

И я не кривил душой: моя вещь заботилась обо мне, и это доставляло истинное удовольствие.

— Кому-то же из нас двоих нужно работать мозгами, — ухмыльнулась сестра. И вдруг её настроение рвануло вниз, — И уж будь уверен, я в курсе того, о чём ты с ней разговаривал. Слухи уже расползаются! Что я тебе говорила о том, чтобы таскаться за другими девушками? Да ещё за людьми?

Должно быть, последнее для эльфийки стало особенно сильным ударом по самолюбию. Рассчитывать на то, что найдётся человек, который может сравниться по красоте с остроухими, не приходилось.

Я положил сестре руки на плечи, доверительно наклонился.

— Если до тебя доходили слухи, то ты должна знать примерное содержание разговора. А раз так, ты, конечно, сообразила, что не так очаровывают девушек. Я просто веселился над ней. Ничего серьёзного, ничего долгоиграющего — просто она стояла такая самодовольная, что захотелось сбить с неё спесь.

И только договорив, я призадумался. А сколько в моей речи притаилось лжи? Собирался ли я действительно в ближайшее время организовать гарем? Если так, то я определённо делал что-то не так. Не подходил к вопросу серьёзно, для начала. Но… моя рука поднялась, палец скользнул по гладкой щеке Лютиэны. Я ни разу не делал вещью живое существо. Могло ли это повлиять на моё восприятие?

Могло ли естественное увлечение демона своей вещью со стороны восприниматься как любовь? Мы не были способны на любовь, она обжигала нас, вредила нашей сути, как, к примеру, сострадание или светлое счастье. Но, возможно, комбинация обстоятельств породила нечто, что невежественный ум назвал бы влюблённостью?

В таком случае любой демон был влюблён в свои вещи. Но это не имело ничего общего с тем, что под любовью подразумевали смертные. Нас приводила в восторг объективность, рождавшаяся из объектности, служила наркотиком для нашего восприятия. Не более.

Эльфийка отстранилась, сложила руки на груди. Где-то внутри, под слоями напускного, в ней горели те тёплые, воздушные чувства, что я никогда не сумею поглотить. Но впитать её ревность я мог.

— Хитрые оправдания, но ты просто не умеешь обращаться с женщинами. Если бы не я, сидел бы один, пока мхом бы не зарос.

— Раскаиваюсь, — солгал я, — к слову, выходит, что девушек пускают в мужские корпуса.

— Меняешь тему, — проворчала Лютиэна, но смилостивилась, — Да, а вот парням нечего делать у девушек. Женское общежитие даже забором обнесли. Поговаривают, что и псов по ночам выпускают, но не верится. Глупость какая-то.

— Учту, — мягко улыбнулся я и наклонился к ней, но она выскользнула из намечавшихся объятий. Показала язык.

— Устроил романтику на проходном дворе! И я всё ещё обижена. Продолжишь шутить — и я пошучу. А мои шутки тебе не понравятся.

— Будешь угрожать — отшлёпаю, как ребёнка, — сказал я.

И был при этом полностью серьёзен. Вредить вещи я не мог, но показательно унизить, приравняв её выходки к детским шалостям… почему нет?

На секунду в Лютиэне забурлил фонтан чувств, которые я не успел расшифровать. Затем внезапный всплеск пропал.

Громко хмыкнув, Лютиэна развернулась и затопала прочь, всем своим видом выражая крайне невысокое мнение обо мне.

Я вернулся в свою комнату. Стянул ботинки, улёгся на постель, заложив руки за голову. Пётр уже разложил вещи и, судя по виду, куда-то собирался.

— Простила?

— Женская душа — потёмки.

— Да, нелегко с сёстрами…

— У тебя есть?

Пётр отчего-то смутился.

— Нет, только Виктор, старший мой. Я так… разговор поддержать.

Врать бедолага совершенно не умел, и его нехитрое смущение позабавило меня. Вдаваться в подробности не стал — чутьё подсказало, что ничего интересного всё равно не откроется. Вместо этого затронул другую тему.

— Я думал, все дворяне относятся к черни как к грязи, но тебя моё происхождение, похоже, совсем не волнует.

— Так какие из нас дворяне? Отец еле-еле выскреб наследуемое, поместья нет и не предвидится. Хорошо, что в академию попали, а то б горбатиться на чиновничьих хлебах. А мне такого счастья даром не надо. Цифры эти… Путаюсь в них вечно.

Кто бы мог подумать! Оживший шкаф — и не больно-то умён. Но я снисходительно простил глуповатость Петра. Ходили по свету недостатки куда хуже.

— Пойду пройдусь до кухни, пригляжусь, чем потчевать нас будут, — в пустоту сказал он и прибавил, — Не присоединишься? До вступительной церемонии делать всё одно нечего.

За те дни, что я провёл в эльфийском теле, смириться с необходимостью поглощать пищу так и не удалось. Приятно, что хоть не приходилось её затем исторгать, но тем не менее ограничения смертной оболочки навевали тоску. Я отказался, попросив его принести кусочек сахара.

— Зачем? — удивился Пётр.

— Ублажить местных духов, конечно же.

Отнёсся к этой идее Белавин-младший крайне скептически, но согласился. Скрипнула дверь, выпуская соседа, и я остался один.

Теперь по вселенскому закону плотности происшествий стоило ждать посланцев от мстительной княжны. Но мерно тикали настенные часы, отсчитывая пустые, бестолковые промежутки. Устав ждать развлечений, я позволил телу скользнуть в объятия короткого полуденного сна.

Главный зал императорской академии был битком набит. Как-то так получилось, что мы с Лютиэной стали центром маленькой компании. Радостно помахав, к нам пробилась Кана, а чуть позже присоединились Пётр с Виктором, старательно делавшим вид, что он не с нами. От Белавина-старшего тянулась ниточка обиды на себя и злости на других — где-то он умудрился оплошать.

Периодически он вытаскивал из внутреннего кармана пиджака стопку засаленных карт, начинал перебирать их, всматриваясь в каждую отдельную суровым взглядом дознавателя, ищущего преступника. А сударь у нас картёжник, оказывается.

Дождались новоявленные студиозы цепочки преподавателей, которые выстроились на сцене позади ректора — молодого франта, отчаянно напускавшего на себя серьёзность. Получалось из рук вон плохо: то и дело он сверкал улыбкой, забывая о необходимости вести себя степенно. Одет он был во всё красное, и венчала его огненную натуру копна рыжих-прерыжих волос.

— За какие это заслуги его поставили главным? — тихо спросил я у Петра.

— Это же Аркарис. На всю империю таких, как он, магов девятого ранга по пальцам можно пересчитать.

Привычно подавив раздражение, поднимавшееся, едва речь заходила о рангах, я сказал:

— Он и правда такой молодой или продлевал себе жизнь?

Виктор с отчётливым презрением хмыкнул — как же, деревенская выскочка демонстрировала невежество. А вот Пётр объяснил: