Заложник - Фридрих Незнанский

Турецкий подумал, что злиться и портить себе настроение нет пока никакой нужды. Всему свое время. И вот тут, словно почувствовав на расстоянии настроение Александра Борисовича, ему и позвонил вернувшийся Меркулов.

— Саня, если есть свободная минутка, зайди, пожалуйста.

Недобрый знак, подумал сразу Турецкий. Когда Костя вот так ласков и предупредителен, значит, пойди помой голову и состриги волосы на макушке, чтоб не мешали показательной казни. Либо приготовься схлопотать на ту же собственную шею очередной «тухлый висяк».

И еще мысль мелькнула: не летчик ли тут? Нет, ну это уже слишком…

Костя был озабочен, но не более того. Значит, разгонов не предвидится. Турецкий усмехнулся и подумал, что, вероятно, вполне может выглядеть как нашкодивший школьник, хотя никаких грехов, достойных немедленного осуждения, за собой не чуял.

— Садись, Саня. Чайку? Кофе?

— Кофе мне уже собственный надоел… Вот довелось попробовать мне недавно…

— Да, ты рассказывал. Значит, чаю? — Меркулов наклонился к интеркому: — Клавдия Сергеевна, сделайте одолжение, парочку стаканчиков хорошего чайку. С лимончиком, пожалуйста.

— В горле пересохло? — участливо спросил Турецкий, понимая, что там, откуда только что возвратился Костя, чайку не шибко попьешь.

Это вот в старые времена, когда приглашали в большой дом на Старой площади, вежливый инструктор и чайком с крохотными пирожными угостит, и улыбнется ласково. Потом, правда, случалось, такое ляпнет, что хоть стой, хоть падай. Но, справедливости ради, дураков там тоже недолго держали и, соблюдая собственные правила игры, назначали таких деятелей на ответственные посты в разные конторы, издательства, например, где те из-за отсутствия хоть какого-либо таланта не могли здорово навредить. А по мелочам — сколько угодно, политической системе от этого ни холодно, ни жарко. И это — главное! Тоже до поры, до времени, конечно…

Торжественная Клавдия внесла поднос с чаем, сахаром и печеньем. Многозначительно посмотрела на Турецкого, и Александр вежливо ей кивнул: когда он сюда шел, секретарши не было в приемной, куда-то выходила.

Костя также кивком поблагодарил ее и сказал Турецкому:

— Давай пей и слушай, что скажу…

Мистика продолжала витать над головой Александра Борисовича. И даже понемногу сгущаться.

Речь в Администрации действительно шла о том трагическом случае, свидетелем которого Турецкий случайно оказался во время пикника в поселке Солнечный. Погиб во время испытаний нового самолета известный летчик Алексей Мазаев.

К сожалению, фамилия эта ничего не говорила Александру Борисовичу. Стариков, бывших испытателей, он помнил, а молодежь, по сути своих ровесников, откуда мог знать, если жизненные интересы лежали уже давно в другой плоскости?..

Коллеги летчика, тоже очень известные люди, вышли прямиком на Президента с просьбой о присвоении Мазаеву звания Героя России, обосновав ее тем, что человек ценой своей жизни спас жителей целого поселка, сумев в критической ситуации увести разваливающийся самолет в сторону.

Да, и это тоже видел, но оценил по-своему Александр Борисович. Тягостный, честно признался он себе, был момент…

А Мазаев этот, оказывается, был в кругах, связанных с авиацией, человеком знаменитым, с поистине героической биографией, военным летчиком, полковником и все такое прочее. Вроде бы, сказали Меркулову, никаких проблем, да и чисто по-человечески, какие могут быть возражения, если человек по всем понятиям совершил подвиг. Кого ж еще и награждать, как не таких вот, как он, да еще и посмертно? Ну и все, вопросов вроде бы нет. Но…

На месте гибели работает ведомственная комиссия, до окончательных выводов еще далеко. Но, похоже, что там все далеко не однозначно. Пилотов было двое, один сумел спастись, и никто как бы винить его не собирается, однако…

И этот факт был уже известен Турецкому. Он своими глазами видел раскрывшийся парашют, а потом, кажется, даже удивился, заметив, что несущаяся прямо на поселок «смерть» вдруг изменила направление и ушла в сторону, за лес.

Так в чем же смысл этого «однако»?

— А они там, у себя, сами не могут разобраться, — сердито сказал Меркулов, — кто является виновником трагедии. То ли это конструкторская недоработка, то ли ошибка при подготовке и проведении испытаний, то ли еще что-то… Как обычно, легче всего валить на пресловутый «человеческий фактор». Хотя и тут имеется своя логика. Словом, Александр Борисович, не мне тебя учить… — И Меркулов мрачно засопел, дуя на слишком горячий для него чай.

Турецкий с ходу отметил две нелогичности. Во-первых, чай был совсем не горячий, из чего можно было сделать вывод о том, что Костя просто не знает, о чем говорить дальше. А во-вторых, прозвучал опасный для Турецкого «звонок»: «Не мне тебя учить!» Из чего должен был последовать вывод: «Бери дело в свои руки и начинай, как обычно…» Но в том-то и суть, что никакого желания у Александра Борисовича заниматься этим делом не было. Он не специалист в области авиации, а там наверняка будут такие головоломки, что и профи себе башку сломает. А потом, ну почему обязательно ему?! Что, больше следователей нету? Перевелись? Так давайте тогда закрывать Генеральную прокуратуру к едреной фене! Опять же никто не в курсе, что Турецкий совершенно случайно стал свидетелем того трагического происшествия.

Он кинул на Костю взгляд, полный гнева, но тот не отрывал глаз от своего стакана, с шумом прихлебывая совершенно ненужный ему чаек. Теперь ясно, зачем он понадобился: это чтобы Александр Борисович малость расслабился, а тут ему и впендюрят… И ведь как изложил! Не Саня, а Александр Борисович! Мол, мы с полным уважением! А хотите — так даже и на «вы» согласны величать! У, иезуит!

— Я так понимаю, Константин Дмитриевич, что вопрос этот решался нынче на уровне самого Президента, никак не ниже? — Турецкий вложил в свой вопрос максимум сарказма.

— Можешь, если угодно, считать и так, — спокойно отразил удар Меркулов. — Ты, помню, однажды рассказывал, что в свое время «болел» авиацией. Вот, значит, тебе и карты в руки. Или у тебя имеются веские возражения? Я готов выслушать. Но когда там, — он ткнул указательным пальцем в потолок, — меня спросили, кто мог бы, не теряя времени, объективно разобраться в сложившейся ситуации, я подумал и назвал твою фамилию. А по какой причине, я уже пояснил тебе.

— Ага, — сарказм так и пер из Турецкого. — Тебя спросили, и ты тут же сел и подумал, так? — Он вдруг сообразил, что за сегодня уже несколько раз повторил эту фразу. Черт возьми, опять мистика, будь она неладна! А может, знак?..

— Вот именно, — кивнул Костя и поднял на Турецкого ухмыляющуюся физиономию, на которой не было даже намека на какое-либо извинение: мол, прости, Саня, ну, так уж вышло… Или что другое. Нет, никакого раскаяния в том, что подложил другу очередную свинью.

Странное дело, после скупой информации, выданной Клавдией, — кстати, надо будет обязательно выяснить у нее, откуда она поступила, — Александр Борисович, прокрутив в памяти то в высшей степени печальное событие, по привычке стал прикидывать: а в чем может быть причина гибели самолета и человека? Ну, если с летчиком еще понятно, то почему рухнула машина, да не бог весть какая, не трансконтинентальный лайнер, а что-то отдаленно напоминающее верных и безопасных «аннушек»? Здесь, видно, что-нибудь обязательно напортачили строители. Нынче ж в России как? Позавчера лайнеры строили, вчера деньги кончились и перешли на алюминиевые кастрюли, а сегодня малость деньжат раздобыли и снова взялись клепать. А что? Среднее, естественно, между лайнером и кастрюлей. Вот и результат. Так, приблизительно… Но если не приблизительно, а точно, тогда в просчетах конструкторов только спец и разберется. А куда уж обыкновенному следователю! Чушь Костя задумал. Или не сам придумал, а ему навязали. Он же, как человек ответственный и законопослушный, стал по стойке «смирно» и отрапортовал: «Бу сделано!» И с ходу перекинул бяку — что же еще? — на лучшего друга Саню. Вот и дружи после этого с ним…

Все, что думал, Турецкий и высказал заместителю Генерального прокурора. Ну, не теми словами, которыми думал, помягче, есть же все-таки определенная субординация, помогающая иной раз избежать экзекуции. Есть и третье слово из этого ряда — «экзерциция», но, кажется, оно означает военные упражнения и в данном контексте абсолютно лишнее. Шутка, едрена вошь! Вот и остается разве что шутить…

— Костя, вот ты говоришь: сел и подумал. Вопрос: а о чем, собственно, ты думал?

— Честно хочешь знать? — хитро сощурился Меркулов. — Скажу, раз ты такой любопытный.

— Не любопытный, а любознательный.

— Один хрен, как выражается твой друг Вячеслав Грязнов. Так вот, о чем я подумал, сидя у заместителя главы Администрации. Ты ведь знаешь Михаила Александровича?