Нина «Золотоножка» - Юрий Комарницкий

ОПЯТЬ КРОВЬ

Поезд Москва—Акмола отправлялся с казахского вокзала. Приобретенное Василием оружие вынуждало к путешествию по железке.

Константин внутренне злился, но чувствовал, что Василий поступил правильно. Бывшие страны Союза теперь являли собой плацдармы, где действовали как вооруженные банды националистов, так и группировки обыкновенных бандитов.

Дорога была дальней. До Кустаная в обшарпанном вагоне пришлось провести почти трое суток.

Василий часами валялся на верхней полке и о чем-то размышлял. Харасанов перечитывал подшивки газет, купленных на перронах многочисленных вокзалов.

Баха Семенов небезуспешно убалтывал заспанных проводниц, проводя массу времени в служебных купе.

Российская и казахская таможни принесли Харасанову давно забытые чувства. Нервы напряглись до предела. Оружие обеспечивало большие неприятности.

Чувствуя состояние Харасанова, Василий его успокаивал:

— Брось психовать, Костя!.. Пистолеты я закурковал в подушке. Даже если найдут, можно будет отказаться.

Пограничники делали свой бизнес. Их интересовали больше громоздкие вещи, за которые вчерашние спекулянты, а ныне бизнесмены рассчитывались зеленой наличкой.

Толстая проводница мозолила глаза. Измотанный Баха отчаянно пытался провести последние часы на своей полке.

Василий прибегнул к старому приему.

— Я вижу вам понравился наш больной, — удивил проводницу загадочными словами. — Ну и как, у него еще не было приступа?

— Какого приступа? — она удивленно вскинула рыжие ресницы, блеснув голубизной поросячьих глаз. — Ваш Борис здоров как бык!

— Правильно, девушка. Я понимаю, что вы имеет ввиду. По этому поводу даже есть поговорка: “Ученых считают по головам, а дураков по х…”. Но вам необходимо знать: ваш и наш Баха болен маниакальной шизофренией. Везем его с больницы закрытого типа в обычную психушку.

От Златоуста до Кустаная проводница в купе не появилась. Все это время Баха крепко спал.

Пыльный город дремал в красных лучах восходящего солнца. Толстобрюхие аксакалы в железнодорожной форме важно разгуливали по перрону.

— Давай, давай, граждане, прахади, не задерживайся, — распоряжался начальник вокзала, явно путая вокзал с колонией общего режима.

Баха, который был в Казахстане впервые, ликовал:

— Мужики, да здесь полно красавиц. Говорят, японки признаны самыми красивыми в мире.

— Какие японки, придурок? — рассмеялся Василий. — Это казашки. В городе они еще живут ниче, а у себя в аулах — мухи, вонь, болезни.

Баха удивился:

— По ним не видно, одеты классно.

— Сними с нее шмотки, там пуд грязи.

— А что, я бы снял. Никогда с азиатками не трахался.

Василий охладил его пыл словами:

— Запомни, Баха, казашки — мусульманки. Даже самая задрипанная из них с тобой в постель не ляжет. Другое дело кореянки — их тут полным-полно, и у них совершенно другой менталитет.

Баха поскреб голову.

— Кореянку так кореянку. Я согласен, только давай сначала разыщем сынишку Пашки Космакова.

Знание языка и основных черт философии казахов, первейшей из которых является любопытство, спасало их от многочисленных зевак. Но одежда явно подводила. Изысканная фирма отличалась от попугайных секондхендовских шмоток, в которые поголовно одет народ бывшего Союза.

Они остановились в гостинице “Турист”. Баха тут же принялся насиловать телефон.

Наконец абонент ответил. Баха театрально отбросил назад голову, затем приложил палец к губам.

— Да, да, из Санкт-Петербурга. Старый друг твоего отца, приехал купить что-то новенькое.

Разговор длился не больше минуты. Лицо Бахи сияло. Эти два обстоятельства Константина насторожили.

— Дело в шляпе! — сказал Баха. — Через полчаса к нам в номер привалит сынишка Пашки Космакова Булатик.

— Еще один Булат, — процедил Харасанов. — Казахстан без Булатов, что Россия без Иванов.

— Ну это понятно, — улыбнулся Баха. — Но почему еще один?

— У нашего общего с Василием знакомого Жарылгапова был братец, кажется, Булатом звали.

Василий настороженно блеснул глазом.

— А может это он?

— Не может. Космаков русский, а у Жарылгапова предки — казахи, в придачу с аристократического Джуза[15].

— И все же этот пыльный городишко мне не нравится. Все пялятся друг на друга, какой-то тихушный быт, — сказал Василий, и вытащил из сумки пистолеты.

Баха, который впервые увидел у них оружие, вытаращил глаза.

— Ну, мужики, вы даете! Не хватало мне париться в Карлаге. Да у вас денег море, зачем вам стволы? Действуйте бабками.

— Заткнись, Баха, — рявкнул Василий. — В душе ты барыга. Есть вещи покруче, где бабки не проконают.

— Какие вещи?

— Кровная месть, например.

— Вообще-то, да, я не подумал.

— В дальнейшем думай, и не пори косяков.

Мокрый, с полотенцем в руках, Харасанов вышел из душа.

— Не номер, а собачья буда — все слышно. Давай, мужики, перестрахуемся. Васек, бери ствол и спрячься в клоповник[16].

Маленький, серенький человечек кошачьей походкой прошел в номер, за ним ввалились еще трое. Без приглашения они уселись на диван, наступило тягостное молчание.

Такой прыти от визитеров они не ожидали. В этой сцене было что-то чисто гангстерское, густо наполнявшее кровь адреналином.

Интеллектуал по натуре, имевший в Штатах дело с людьми дипломатического склада, Харасанов чувствовал как его внутренности вновь заполняет угасший вулкан злобы.

— Кто из вас Булат Космаков? — мрачно спросил Харасанов.

— Ну я, пахан, — маленький человечек забросил ногу на ногу. — А чего так мрачно, не отдохнули с дороги?

— Вообще-то у нас должен был состояться разговор один — на — один. Зачем вы привели с собой людей?

— Эти ребята мои деловые партнеры. У меня от них секретов нет.

На партнеров троица не походила. У мордоворотов явно были весьма своеобразные обязанности.

— Не тяни, пахан, гавари сразу, что хочешь купить и покажи бабки.

Картина вырисовывалась все больше. В первый же день они наткнулись на местную банду.

Десять тысяч долларов у Харасанова бьли в наличных, остальные он поместил на международную банковскую карту.

— А что ты мне можешь показать? Привез что-нибудь?

— Ну ты, пахан, даешь… Сначала ты засвети бабки.

Константин все понял. Скорее всего, это был не сын Космакова. Видимо, телефон Космакова прослушивался. В гостиницу приехали ребята, не имеющие понятия о полотнах.

Небрежным жестом Харасанов вытащил из кармана халата пачку долларов и показал пришельцам. Лица вспыхнули, глаза алчно заблестели.

— А теперь показывай, что привез? — улыбнулся Харасанов. — Где твой товар?

Маленький человечек паралитически дернул шеей и под белым воротничком мелькнул фрагмент профессиональной татуировки.

— Мы, пахан, не привыкли прадавать! Этот город наш, сгружай бабки и чеши в свой Питер.

Один из троих наставил на Баху 16-й калибр двухствольного обреза. В руках у двоих были “макары” с набалдашниками на стволах.

— Может, передумаете, мужики? — улыбнулся Харасанов. — Где ваше мусульманское гостеприимство? Мы ведь у вас в гостях.

— Заткнись, козел питерский!.. Выкладывай остальные бабки, иначе опедерастим и отрежим бошки.

Крови Харасанов не хотел. Мелькнула мысль: “Преступника тянет на место преступления. Так оно и есть, опять Казахстан, опять смерти”.

— Эй, орелики, быстро поднять ручки, — раздался за спиной компании голос. — Стволы можете бросить на пол. Горничная еще в номере не убирала.

Все произошло мгновенно. Один из троих повернулся и выстрелил наугад. Пуля пробила фанеру полки для головных уборов.

Раздались два сухих щелчка. Тот, что стрелял, и верзила с обрезом повалились на пол. Баха совершил тигринный прыжок, но перестарался. Хилая шейка лжебулата хрустнула, глаза закатились. Третьего из налетчиков Харасанов оглушил ударом кулака в ухо. Единственный живой валялся на полу без сознания. Харасанов не хотел уходить, не получив хоть какую-то информацию.

— Выстрелов никто не слышал. У нас в запасе максимум двадцать минут. Ребят явно ожидают в холле, но, если учитывать, что нас могут пытать, — улыбнулся Харасанов, — пока не сунутся.

“Бультерьер” явно любил водные процедуры. После шестого погружения сознание возвратилось.

— Хочешь жить — отвечай, — сразу же приступил к делу Василий. — Куда подевался Булат Космаков?.. Он живой?..

Толстяк оказался крепким только внешне. Подбородок запрыгал:

— Жив-живой… У него в городе три магазина. Мы его контролируем.

Харасанов продолжил:

— Он знает о нашем приезде?

— Нет, мы прослушиваем его телефон. Космакова не было дома.