Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки

Препод язвил и намеренно обращался к старосте почтительным тоном. Студенты тут же поймали волну и тихо, но дружно захихикали. Говоривший жестом погасил смех.

— Проходите, учащаяся, на свое место, и впредь узнавайте заранее об изменениях в расписании, уж если староста Касторский, — сделал он ударение на фамилии, вызвав смешки, — забывает об обязанностях. Беспокойтесь о себе самостоятельно.

Поднимаясь по рядам, я ловила веселые взгляды. Свободное место оказалось возле темноволосого парня, узнавшего мой секрет. "Не вздумай сесть" — сказал взгляд. Парень прошипел:

— Занято, — и развалился на столе, подперев голову рукой.

Пришлось забраться на самый верхний ряд, где обычно прячутся распоследние лентяи. Левее, двумя рядами ниже, в окружении свиты сидел блондинистый староста Касторкин-Касторский, с багровым лицом и гуляющими желваками. В один прекрасный момент он повернулся в мою сторону и выразительно провел большим пальцем по шее. Подразумевалось, что в будущем это будет моя шея.

Вот так влипла. Хотя листочек с расписанием от старосты я получила. Передали по рядам. И в качестве подарка к сложенной бумажке приняла веревку с мылом, лопнувшую иллюзорным облачком.

По какой-то причине принц промолчал, не рассказав об услышанном в ректорате. Ясно, что он преследовал определенную цель. Наверное, раздумывал, какую выгоду можно получить от неожиданно свалившейся сенсационной новости.

Я терроризировала взглядом темноволосую макушку и нервно грызла ногти. Парень активно общался с сокурсниками из своего круга, такими же уверенными ребятами, и заигрывал в столовой с симпатичными девчонками. За весь день он не взглянул в мою сторону, не говоря о том, чтобы окликнуть.

Подравняв маникюр на обеих руках, я успокоилась, смиряясь. Что ж, раньше смерти не стоит помирать. Изучим покамест схемы расположения чердачных мансард и библиотек как кладезей полезной информации.

Влипла я в тот же вечер, выйдя поздним вечером из библиотеки, где безуспешно боролась со сном и со справочником по популярным висорическим экспериментам.

Библиотека мне понравилась. Тихо, уютно, на окнах цветочки в аккуратных горшках. Библиотекарша — серая мышка как и я — фанатично предавалась своему делу. "Бабетта Самуиловна Чемондарь" — гласил значок на строгой академической блузке. С хранительницей очага знаний мы быстро поладили, и время пролетело плодотворно среди бесконечных стеллажей с книгами. Ну, или почти плодотворно.

За очередным поворотом одного из бесконечных коридоров я крайне неудачно натолкнулась на старосту Касторского с двумя мордастыми дружками из числа его свиты. Судя по довольным рожам, они не собирались разминуться со мной в полутемном коридоре, не пожав на сон грядущий руку.

— Кто тут у нас ходит? — пропел зловеще Касторский, наступая на меня. — Одна одинокая и глупая студенточка.

Я уперлась в стену, а они окружили меня, многозначительно посмеиваясь и разминая похрустывающие пальцы.

— А как мы проучиваем полоротых студентиков? — спросил староста и тут же озвучил ответ на вопрос: — Мы их воспитываем. А как мы воспитываем? Правильно, мы их дрессируем.

Компания заржала. Касторский сделал неуловимый жест пальцами, и в его руке из ниоткуда появилась сложенная несколькими витками веревка. Когда ее конец просвистел с характерным щелчком, оказалось, что это кнут из настоящей сыромятной кожи. И не скажешь навскидку, что перед носом мельтешит галлюцинация. Очень реалистичная иллюзия — со звуковыми, обонятельными и даже тактильными эффектами.

— Сейчас ты встанешь на колени, — рукоятка хлыста пребольно уткнулась в ямку под подбородком, заставив задрать голову, — и поползешь ко мне. Затем оближешь мои ботинки и скажешь: "Господин, я буду послушной", и тогда я подумаю, наказать ли тебя разочек или для профилактики устроить полноценную дрессуру.

Они не шутили. Их лица горели эйфорией от ощущения безнаказанности и вседозволенности, а я оцепенела. Мысли в панике разбежались, цокая копытцами. Что делать, что делать?

— Ай-яй-яй, Касторский, — раздался позади голос. Компания синхронно развернулась. За спинами парней, скрестив руки на груди, маячил темноволосый тип, подслушавший секрет в приемной проректора. — А ты знаешь, что нельзя портить чужое имущество?

— Чего тебе, Мелёшин? — пробурчал староста. Очевидно, новое действующее лицо обладало некоторым влиянием, поскольку на него не бросились сразу, чтобы избить. — Иди, куда шел.

Гость отклеился от стены и неторопливо приблизился. Один против троих — отметелят без проблем. Однако староста и его свита вели себя вполне миролюбиво, хотя и настороженно.

— Крохотное уточнение, Касторский. Калечить мое добро — против правил.

Мордовороты, растерялись и расступились, пропуская его.

— Чем докажешь, что имеешь право? — нахохлился староста.

— Тем, что начал дрессировать раньше, чем тебе взбрендило, — пояснил Мелёшин, подойдя ко мне вплотную. Мельком встретился глазами и отвел равнодушный взгляд. — И я придумываю наказания, а не ты.

— Врешь! — выдал неуверенно староста.

Вместо ответа Мелёшин, смотря на него с нехорошей улыбочкой, вцепился пальцами в мое плечо и надавил с невероятной силой, заставив опуститься на колени. Сказать, что я напугалась, значит, ничего не сказать. И самое главное, в голове — ни одной умной мысли, как выбраться из передряги. Сплошное отупение и липкий страх.

— Ладно, — согласился Касторский и гаденько улыбнулся. — Я не против. Как надоест — свистни.

— Ты ведь не берешь б/у! — удивился Мелёшин и двинул меня по макушке, заставляя опустить голову.

— Эту возьму, — осклабился Касторский. — Ну, бывай.

И испарился вместе со свитой. Я продолжала стоять на коленях с опущенной головой. Стыд жег щеки, в заслезившихся глазах плавали размытыми пятнами разноцветные плитки пола.

— Что стоишь? Вставай, — раздался откуда-то издалека насмешливый голос. — За тобой должок.

Мелёшин стоял у поворота, намереваясь удалиться со сцены.

Я не знала, то ли мне благодарить его, то ли начинать бояться, что попала в историю худшую, чем до сего момента. В общем-то, куда уж хуже? Моя душонка по уши погрязла в долгах и грязных тайнах, одну из которых теперь делила пополам с темноволосым принцем.

Мелёшин не двигался и изучал меня, словно ожидал ответной реакции.

— Спасибо, — неуверенно поблагодарила его, поднимаясь. Голос прозвучал хрипло и слабо.

Мой спаситель скривил губы в презрительной усмешке:

— Зря благодаришь. Еще наплачешься, — и повернулся, чтобы уйти.

— Насчет долга, — крикнула я вслед спине. — Как отдам?

На что та ответила, не обернувшись:

— Для начала переживи завтрашний день.

Отвлечение к прологу

Лейтмотив: дай психопату игрушку…

За сорок девять лет до описываемых событий

Прием при правительстве в честь Дня национальной независимости был образцовым.

Во-первых, чтобы показать, что к претензиям оппозиции прислушиваются, а во-вторых, чтобы показать, что оппозиции как таковой нет. Есть сомневающиеся в новом курсе правительства.

Кирилл прошелся, не торопясь, по зале, здороваясь с присутствующими, и, приняв у официанта бокал с вином, устроился в нише у окна.

Мероприятие оказалось многолюдным и оживленным. Сдержанность строгих мужских костюмов разбавлялась щедрыми вкраплениями вечерних дамских туалетов. В зале, оформленном в зелено-оранжевых национальных тонах, оборудовали изысканный фуршетный стол, и особо страждущие налегали на закуски.

В дверях появился опоздавший Волеровский. Высмотрел в толпе Кирилла и быстрым шагом направился в его сторону, на ходу здороваясь с гостями и пожимая им руки.

— У нас успехи, — не здороваясь, сказал Волеровский, подойдя со своим бокалом, который успел взять по пути. — Сегодня удалось заморозить живую материю. Лимон в кадке.