Прощай, Лубянка! - Олег Калугин

Ежедневно посещая занятия, выступая в качестве репортера в паре с кем-либо из американцев с выездами «на практику», включавшую авиакатастрофу, городские происшествия, я вписался в студенческий коллектив, что привело к избранию меня в студенческий совет — событие неординарное для университетской корпорации.

Весной 1959 года в Нью-Йорк прибыла балетная труппа Большого театра СССР, и мне поручили написать репортаж по этому поводу. Вместе с фоторепортером, тоже студентом, я направился в «Метрополитен-опера», намереваясь получить интервью у ведущих солистов балета. Через парадный подъезд нас не пустили, сославшись на занятость артистов в репетициях, и я предложил своему напарнику найти запасной или черный ход. После непродолжительных поисков мы обнаружили узкую темную лестницу, ведущую в репетиционный зал. Здесь мы и засняли всех знаменитостей, включая Галину Уланову, во время их черновой работы. Попытка поговорить с ними успеха не имела, хотя я и представился советским студентом. Меня облили холодным подозрением и с помощью подоспевшей полиции выдворили из театра. Через день я зашел в представительство, рассказал Кудашкину об этом эпизоде, а он мне в ответ показал уже написанное кем-то из солистов донесение, в котором я фигурировал как провокатор, пытавшийся выдать себя за советского гражданина.

Учебный год быстро шел к концу. Я уже освоился с некоторыми особенностями американской журналистики — оперативностью реагирования на происходящее, творческим поиском новых тем, стремлением непредвзято, как бы дистанцированно освещать события, обязательным «разжевыванием» материала для той части читателей, которая слабо ориентируется в политике или берется за газету от случая к случаю. Если раньше в моем сознании присутствовал достаточно устойчивый стереотип «желтого писаки», находящегося на содержании денежного мешка и послушно исполняющего его волю, то теперь я убедился, что имею дело с весьма порядочными людьми, честно и добросовестно исполняющими свои обязанности перед обществом.

Незадолго до экзаменов нашу группу навестили из «Нью-Йорк таймс». Один из редакторов газеты, Гарри Шварц, провел с нами продолжительную беседу, а 11 мая газета опубликовала в колонке «Человек в новостях» материал, посвященный моей персоне, под заголовком «Популярный русский». На следующее утро я проснулся знаменитым. На улице меня останавливали люди, жали руки, желали всего доброго. От некоторых издательств, например «Додд, Мид и К», поступили предложения написать книгу, из Филадельфии звонили насчет устройства на работу в местном университете. Были и просто проникновенные послания от людей, когда-то и где-то встречавших меня. Автор одного из них, Рой Полог, приложив к письму свою свадебную фотографию с женой, писал: «Я тоже люблю свою страну. Я служил в ее вооруженных силах и получил звание сержанта в морской пехоте. В моей стране есть вызывающие тошноту вещи, но гораздо больше здесь того, чем я могу гордиться». Я не принадлежу к тем, кто ненавидит русских. Очень мало американцев кого-либо ненавидят. Я уверен, что мы можем жить в мире с вами. Наши страны шли вместе в войне против фашизма, и мы можем работать рука об руку и ради мира на земле. Когда улягутся пропагандистские страсти и воинственные настроения, руководители наших двух великих народов найдут дорогу к миру».

Буквально в эти же дни наш старший товарищ из ЦК КПСС Александр Яковлев делился своими впечатлениями с местной прессой о завершившейся стажировке: «Это был блестящий пример международного сотрудничества… У меня не хватало времени, чтобы оценить по достоинству красоту американских девушек, потому что я отдавал все время книгам, но одно я теперь знаю точно: американский и советский народы могут жить вместе в мире. Я не был убежден в этом до приезда сюда».

Через неделю мы отбыли в поездку по стране, организованную Межуниверситетским комитетом. Маршрут включал Филадельфию, Чикаго, Мэдисон, Берлингтон, Де-Мойн, Новый Орлеан, Вашингтон. Хозяева хотели, чтобы мы увидели Америку разную, и мы увидели ее: громады небоскребов вдоль озера Мичиган и скульптуры Родена в Пенсильвании, бескрайние степи Айовы и узенькие испанские улочки на Миссисипи. И везде мы встречали радушное гостеприимство, и везде, даже в самых отдаленных селениях, на фермах, мы видели достаток, городской комфорт, прекрасные дороги. Те же «кадиллаки» и «шевроле», те же консольные «Зениты» и «Мотороллеры», те же холодильники и посудомоечные машины. И повсюду в стандартного типа супермаркетах изобилие продуктов, не поддающееся описанию.

На одной ферме в Айове я застрял на пару дней. Доброжелательные молчаливые хозяева разбудили меня в шесть утра, дали пару яиц и кружку молока с хлебом, затем я переоделся в рабочий комбинезон и получил краткий инструктаж по вождению трактора. В течение почти всего дня с небольшим перерывом на обед я трудился за рулем, помогая сеять кукурузу.

В Нью-Йорк мы вернулись примерно через три недели в получили приглашение задержаться для работы на открывавшейся в огромных залах Колизея первой в Америке советской выставке достижений в области науки, техники и культуры. Очень хотелось побыстрее вернуться домой, но дополнительный заработок в валюте и новизна предполагаемого грандиозного зрелища побудили меня, как и многих других, наняться гидами-переводчиками. Я впервые попал на такую выставку, хотя однажды в Москве прогулялся по павильонам ВДНХ и имел некоторое представление о способностях наших администраторов строить «потемкинские деревни». Но здесь показуха была через край: роскошные лимузины, сверкающие хромом и никелем; скромные, но достойно выглядящие «Москвичи»; меха на любой вкус, модные одежды, обувь, бесконечные ряды радиоприемников, магнитофонов, фотоаппаратов. «Неужели все это сейчас в достатке дома? — подумал я, отметая заранее официальные «Чайки» и «ЗиЛы», доступные лишь высшему руководству. — Возможно ли, что за прошедший год мы сделали такой рывок в экономике и теперь можно смело выходить на мировые рынки?»

К счастью, мне не пришлось объяснять посетителям выставки, что многие экспонируемые товары производятся в единичных экземплярах, а на покупку «Москвича» потребуется годовой заработок. Меня направили гидом в отдел культуры, где среди книг и картин я провел почти месяц, рассказывая многочисленным посетителям о достоинствах и преимуществах социалистического реализма в искусстве.

В день открытия выставки ее посетили прибывший из Москвы член Политбюро Фрол Козлов и вице-президент США Ричард Никсон. Когда они поднялись на второй этаж, где располагался стенд с чудесами полиграфии и живописи, Козлов немного задержался со свитой, и Никсон шагнул в мой отдел в полном одиночестве. Я подлетел к вице-президенту и, представившись, начал заученный рассказ о советском искусстве. Через несколько секунд охрана и официальные лица заполнили зал и меня оттеснили в сторону. Потом хлынула толпа любопытных.