Сирийский эшафот - Александр Тамоников

Утром в каждое помещение боевики принесли по кувшину воды и по одной кукурузной лепешке. А затем начали уводить по одному пленному на допрос. Лейтенанта увели первым.

Допрашивали на залитом солнцем заднем дворе. На обширной площадке в тени платана был расстелен ковер, на котором восседали двое мужчин. Два боевика заставили Сайнака встать на колени в трех метрах от ковра.

— Назови свое имя, — потребовал один из мужчин.

— Мое имя тебе ничего не скажет, — ответил лейтенант и тут же получил удар палкой по спине. Скривившись от боли, он выдавил из себя: — Меня зовут Фарид Сайнак.

— Твое звание?

— Лейтенант.

— Ты командовал разведывательным взводом?

— Да.

— Для чего вас послали в Фадзин? Что вы там разнюхивали?

— Ничего. Хотели убедиться в отсутствии ваших подразделений.

— Убедились? — злорадно засмеялись мужчины.

Офицер промолчал.

— Из какого соединения твой взвод?

И на этот вопрос лейтенант отвечать не стал. Его имя действительно не имело никакого значения, а то, что касалось батальона и бригады, — уже составляло определенную тайну. Номера соединений, их специализация, а также фамилии и звания командования — всего этого боевикам из ИГИЛ знать не следовало.

Допрос Сайнака длился около часа. Точнее, не допрос, а избиение. После каждого вопроса следовало молчание. Один из сидевших на ковре мужчин кивал стоявшим позади пленника помощникам, и те начинали пятиминутную экзекуцию: избивали офицера либо палками, либо кулаками.

Окровавленного и обессиленного Сайнака приволокли в подвал и бросили в камеру. А на смену ему повели заместителя — сержанта Такаля…

Пробившись сквозь пробки, автомобиль полковника Подгорного прибыл на военный аэродром «Чкаловский». Почти все зарубежные командировки снайперских групп начинались именно отсюда.

Подчиненные Андреева ждали в курилке у штаба местной авиачасти. Сбоку от входа в курилку стоял ряд сумок и чехлов с оружием.

— Готовы? — с нарочитым оптимизмом спросил полковник, пожимая руки Сурову и Гриду.

Старлей промолчал, а прапорщик отшутился:

— Как пионеры.

— Я распорядился, чтобы вас накормили обедом перед вылетом. Давайте быстренько в летную столовую, а потом в самолет…

На часах было начало одиннадцатого — никто из группы проголодаться не успел. Но отказываться снайперы не стали. В армии ведь никто не знает, что случится через пятнадцать минут и когда в следующий раз предложат подкрепиться…

После столовой быстренько покурили, нагрузились пожитками и двинулись к небольшому самолету, раскрашенному, как обычный гражданский лайнер известной российской авиакомпании. У трапа попрощались с полковником.

— На сирийской авиабазе вас встретят и разместят, — напутствовал он. — Далее вы будете просто ждать команды. Как только станет известно о месте пленников — вас известят.

— Кого нам бояться на авиабазе? — в шутливой форме спросил капитан.

— Подчиняетесь только командиру авиабазы — генерал-майору Грубанову, начальнику штаба — полковнику Королеву и начальнику разведки — подполковнику Суслову.

— Ясно.

— Ну, желаю удачи!

— И вам того же…

Летный экипаж уже был на рабочих местах.

Снайперы поднялись по трапу, пристроили в небольшом багажном закутке шмотки и расселись по мягким креслам. Грохнул люк входной двери, поочередно завыли турбины двигателей. Вскоре тело самолета качнулось, и он весело побежал по рулежной дорожке к ВПП…

Павлу нравилось летать на самолетах, принадлежащих Министерству обороны. Ни тебе долгого ожидания регистрации и томления в накопителе перед посадкой, ни унизительных досмотров, сканеров, раздеваний. Здесь ты сам отвечаешь за свой багаж, в числе которого и оружие, и боеприпасы, и еще много чего запрещенного к провозу в гражданских авиакомпаниях.

Устроив затылок на подголовнике кресла, Андреев попытался заснуть. Ранний подъем не позволил нормально выспаться, полет обещал быть долгим — почему не воспользоваться моментом?

Однако через проход от него сидели давние друзья — Грид с Суровым. Не виделись они после рыбалки невероятно долго — ровно одну ночь, а потому обоим не терпелось поделиться накопившимися новостями.

— Вчера дочку учил уму-разуму, — рассказывал прапорщик.

— Чем же она провинилась? — вяло поинтересовался Женька. — Ты говорил, твоя Катюша — паинька.

— Познакомилась недавно с парнишкой. Показала фотку на телефоне — накачанный, шея как у племенного быка, бицепсы… Вот, говорит, видишь, папа, какой красавчик.

— Ну, а ты?

— Спрашиваю: а что он умеет, помимо танцев с железом в качалке? Не знаю, отвечает. То есть как не знаешь?! Образование у него есть? Где-нибудь работает?

— И что же твоя дочь?

— Промямлила, что паренек этот, вроде, окончил школу, «откосил» от армии и больше года подрабатывает в кафе официантом. Все остальное время тренирует свое тело.

— Умопомрачительная карьера, — хохотнул Суров.

— Вот и я о том же. Очень мягко попытался объяснить дочурке, что этот тип ей не пара.

— Как же ты ей это объяснил?

— Говорю: я, конечно, понимаю, что тебе все завидуют — такой роскошный качок. Но он же тупой — у него поперек узкого лба это написано. Катька начала хлюпать носом: ты, папа, всех мальчиков, которые мне нравятся, называешь тупыми и недалекими. Но выглядят они гораздо лучше наших «ботаников». Я же не могу с тощим очкариком идти на выпускной вечер!

— Серьезный довод. И чем же ты его парировал? — вопросительно посмотрел на друга Евгений.

— Парировал я его очень просто. Сказал: запомни, Катюша, сделать из хлипкого «ботаника» парня со спортивной фигурой — проще, чем сварить початок кукурузы. А вот из накачанного пустоголового дурака ты программиста, врача или известного финансиста не сделаешь. От слова «никогда». Ты просто должна своего очкарика грамотно мотивировать, и тогда ради тебя он станет кем угодно, но при этом будет с мозгами и качественным образованием. И самое главное: такой мужчина никогда не разлюбит и будет ценить тебя куда сильнее, чем любой качок. Ведь ты изменишь его в лучшую сторону. А вместо очков, кстати, есть линзы и лазерная коррекция.

— Охренеть! — восхищенно прошептал старший лейтенант. — Прямо так и сказал?

— Да. Почти слово в слово.

— И как же она отреагировала?

— Крепко задумалась. А потом пообещала получше приглядеться к этому официанту с бычьей шеей.

— Ну, ты, Валера, прям как Макаренко. Я даже предположить не мог, что ты такой продвинутый воспитатель.

— До Макаренко мне далековато. А дочь свою я люблю, поэтому и нахожу нужные слова…

Самолет давно произвел взлет и летел в южном направлении, набирая заданный эшелон. Краем уха Павел слышал рассказ Грида. И, сидя с закрытыми глазами, улыбался одними уголками губ.

Да, Валера был очень серьезным человеком. Несмотря на отсутствие «вышки» — начитанным, мудрым, без проблем общающимся с компьютерами и прочей современной техникой. И всегда с особенным вниманием и добротой относился к собственной семье.

Поздно вечером в двух подвальных камерах снова открылись двери — боевики принесли пленным поесть. По чашке фиников, по кувшину воды и по кукурузной лепешке.

Один из боевиков — тот, что ставил перед лейтенантом блюдо с финиками, внезапно сунул что-то в его руку и шепнул:

— Возьми. Это антибиотики и бинт…

Сайнак сжал в ладони пластиковый блистер с валиком бинта и сделал вид, что ничего не произошло.

Когда за боевиками грохнула металлическая дверь, он подполз к раненому заместителю и заставил его проглотить одну таблетку. Такаль был ранен осколком гранаты в голову, командир перебинтовал его рану, после чего нащупал лежащего рядом связиста Башара.

— Прими, — приказал он, вложив в его руку таблетку.

— Что это?

— Антибиотик.

— Откуда он у тебя?

— В кармане нашел, — не стал вдаваться в подробности офицер. — Пей…

Третью таблетку он съел сам. Затем остатками бинта замотал свою рану. Плечо по-прежнему кровоточило и не давало покоя — как бы не началось заражение.

В блистере оставалось еще девять таблеток — на три приема. Маловато, но что поделать?..

«Странно, — подумал он, возвращаясь на место. — Кто бы это мог быть — друг или провокатор?..»

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Сайнак лежал в углу подвального помещения и слушал, как во сне стонут его подчиненные. Не смыкая глаз, он смотрел в непроглядную черноту и вспоминал свою короткую жизнь, с которой, по-видимому, вскоре придется расстаться.

В комнате было прохладно и сухо. Он припомнил, что в старом сельском доме, где довелось жить в детстве, тоже было такое помещение. В нем семья хранила урожай овощей и зерновых посевов — для них данные условия были в самый раз. Правда, утром и вечером отцу приходилось открывать дверь и проветривать комнату…