Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О чём ты?
«Ты уже понял. Вытаскивай. Чёрная метка, – вновь смешок. – От меня. Будет тебе так легче».
– О чём…
Юрий Новиков обнаружил, что его рука извлекла из кармана коробок спичек. Это были огромные спички, прозванные почему-то «Охотничьими». В числе прочих ими пользовались гиды, и они, правда, были очень удобными в лесу: на сильном ветру не гасли, только лучше разгорались.
– Зачем ты, а?!
«Это будет быстро. Чем быстрее покончим, тем лучше».
– Ладно, хорош, не дури. Я всё понял.
«Левая рука. В правой придётся научиться держать оружие».
Юрий с ужасом увидел, как против воли извлекает спичку с продолговатым набалдашником зажигательной смеси.
– Не надо, перестань…
Но руки не слушались. Всего напряжения воли хватило на то, чтобы чиркнуть спичкой чуть слабее.
«Не сопротивляйся. Будет не так больно».
– Пожалуйста. Я понял.
Спичка снова пошла о наждак зажигания. Осыпались первые искры, будто в замедленной съёмке, спичка занялась и вот дала яркую вспышку.
– Нет! – завизжал Юрий Новиков.
Коробок полетел на землю. Он увидел, как правая рука поднесла к раскрытой ладони левой горящую спичку. Голубой ободок пламени, и раскалённая плазма над ним. Боль оказалась невыносимой, а в голове словно вспыхнуло множество тёмных искр. Юрий вопил, но не отводил руки. Пузыри, расходясь концентрическими кругами, лопались на глазах, оставляя запёкшуюся кожу, и вот он уже поджаривал собственное мясо. В воздухе повис густой, отвратительно сладковатый запах, а спичка всё горела и никак не хотела гаснуть.
«Барбекю…» – деловито констатировал Шатун.
– Пожалуйста, хватит, – взмолился Юрий. – Пожалуйста…
Спичка погасла. Юрий Новиков об этом даже не знал, лишь повторял:
– Пожалуйста, умоляю, хватит… Я всё понял, пожалуйста…
«Справь на руку малую нужду».
– Умоляю, пожалуйста…
«Э-э, очнись. Ну-ка, приведи себя в порядок».
В глазах Юрия стояли слёзы.
«Это там, видишь? Отхожее место. Там найдёшь мою балерину».
Рука пылала и сделалась тяжёлой.
«Ступай. Сейчас освобожу тебя от боли».
Юрий всхлипнул. Множество толстых заноз застряло в мозге и в переносице.
«Давай, там такое место… Регенерация будет быстрой. Не как в сказке, конечно, ожог не исчезнет прямо на глазах, но к вечеру ничего не останется, – задумчивый смешок. – Забудешь, что был шашлычком. Так что можно было и правую…»
Боль, эти занозы шевелятся, распухают от боли в пылающей руке. Но вот там, за дверью туалета, спасение…
Шкатулка с балериной, танцующей блюз, валялась в темноте за отхожим местом. Как же хорошо, что её не нашли, о ней забыли. Потому что как только налившиеся тяжестью пальцы Юрия Новикова сомкнулись на ней, боль начала стихать. Сердце забилось ровно, сладостная милосердная прохлада высосала из ладони остатки боли. Юрий с благодарностью прижал шкатулку к груди. Тайная музыка была здесь, вокруг. Станция ожила. Он улыбнулся фигурке балерины, и нежный свет, исходящий от неё, словно стал ответной улыбкой.
Юрий прикрыл глаза. Спасибо, что больше нет боли. И за тайную музыку, что рушит любые преграды. Шатун должен знать, что Юрий Новиков благодарен за урок. А как же ещё? Этот урок показал, какая они вместе сила и как губительны сомнения. И сейчас, когда балерина, танцующая блюз, заговорила с ним, он всё понял. И, конечно же, тени должны ожить.
«Ну что, ронин, – лёгкая издёвка, – ты готов?»
Юрий Новиков засмеялся:
– А как ты считаешь, Громила? – ухмыльнулся, подождал, озираясь по сторонам, и весело добавил: – И пошёл ты, брат, буду тебя звать, как захочу!
Шатун расхохотался в ответ: «Смотрю, тебе понравилось быть шашлычком».
8
«Вчера там, внизу, прибыла ещё парочка гостей», – подумала Раз-Два-Сникерс, кисло глядя на канистру с испорченной водой. Под её колокольней, словно кавалеры под балконом возлюбленной, собирались странные ребята – «тени», а она без сил, и отсутствие воды лишь ухудшает её состояние. Решение, ей необходимо принять какое-то решение, пока это не сделали за неё, но от сильнейшего обезвоживания в голове плыл дурман, и стоило лишь на мгновение отпустить контроль за рассудком, возвращались грёзы. Грёзы о воде. Вспоминала, как приятно та булькала в канистре, когда она отмывала здесь следы рвоты, стремясь избежать этого мерзкого запаха, на который слетались мухи. Конечно, вода в канистре отравлена, но этот сладкий, ни с чем не сравнимый звук… И как она пьёт, припав губами к горлышку, пьёт вволю, и эта высохшая пустыня внутри начинает оживать, а ещё вода в родниках, куда можно окунуть голову и держать так, и пить губами, лицом, всем телом, пить…
Утром она проснулась с ощущением сильнейшей жажды. С трудом разлепила ссохшиеся губы, гортань, казалось, была изрезана бритвой. Вспомнила, что уже третьи сутки без воды, и сразу же подумала об этом неприятном новом соседстве. Ещё вечером она заметила, как тень выскользнула из бывшего магазина «Продукты», а далеко заполночь смогла различить своего нового поклонника. Теперь они стояли втроём, задрав головы, и создавалось впечатление – вели какой-то ненормально медлительный разговор. Хозяин поднял голову, указывая вновь прибывшему на звонницу, понадобилось не менее десяти минут, чтобы тот кивнул в ответ, и ещё столько же, чтобы обернулся и посмотрел на Раз-Два-Сникерс.
– Зачем ты их собираешь, лапочка? – хрипло произнесла она. И подумала, что не хотела бы знать ответ.
Спустя ещё полчаса новичок кивнул, будто соглашаясь с хозяином, и в подтверждение стал поднимать свою руку. Да так и застыл.
– Ну, ты и тормоз. – В её усмешке сквозило отчаяние. – Оставайся, пожалуйста, таким подольше.
Кавалеры, тени, словно пребывали в каком-то своём времени, и, вероятно, пока они такие «тормоза», угроза от них не столь велика. И даже ночью она смогла различить, что они бесплотны, – рука одного свободно, хоть и нестерпимо медленно, прошла сквозь плечо другого.
«Призраки не опасны, – учила её в детстве Лия, – могут лишь напугать. Сильно. И завести, куда не следует. Но если держать свой разум под контролем, все их ухищрения бесполезны». Были ли тени призраками? Она этого не знала. Вероятно, да, и тогда они собирались лишь поглазеть на неё. Но почему ни Лия, ни гиды, ни даже Шатун не рассказывали о тенях?
«Потому что на канале в плохих местах, таких, как Икша, всегда таится неведомая жуткая жизнь. И нужна лишь муха, чтоб попала в паутину. Муха бьёт крылышками, стремясь вырваться, и паучок пробуждается».
Раз-Два-Сникерс открыла глаза. Что это было? Она незаметно уснула, наблюдая за тенями, но… Чей это голос? Она никогда этого не слышала, ей никто этого не говорил. Теперь все три кавалера стояли, подняв руки, указывая на неё. И ещё ей показалось, что левее, у кладбищенской ограды, она различила в темноте силуэт. Тот нагнулся вперёд, словно катил перед собой что-то достаточно тяжёлое. Раз-Два-Сникерс пристально вглядывалась в ограду, пытаясь разобрать, что увидела, но начинался рассвет, и фигуры потускнели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
