Зеленая брама - Евгений Долматовский

«10 августа

Большевизм, как идея и мировоззрение, еще очень силен, и боевая сила советских войск еще такова, что в настоящий момент ее нельзя недооценивать. Мы еще не достигли цели. Придется еще вести суровую и кровавую борьбу, прежде чем Советский Союз будет разбит...»

«24 августа

Большевики защищаются с ужасным упорством, и пока не может быть и речи о прогулке в Москву».

Какая пропасть между этим разговором Геббельса с самим собой и победными реляциями фашистского ген­штаба!

Знакомясь с этими высказываниями, я вновь и вновь испытываю чувство гордости. Все-таки оборонительные бои Красной Армии 1941 года дорого обошлись и противнику, показали всю нашу непреклонность, сорвали планы гитле­ровцев, спасли промышленность Юга, ставшую грозной силой в глубине страны уже в конце 1941 года.

Легенда о комиссарах

Я получил бандероль из Германской Демократической Рес­публики. Научный сотрудник Института военной истории доктор Вилли Вольф, узнав, что я пишу о Подвысоком, прислал книгу «Горные егеря под Уманью». Автор — Ганс Штеец, видимо, не просто военный историк, но участник сражения в Зеленой браме. Уж не знаю, в каких он был чинах, но из текста видно, что Штеец — специалист в вопро­сах не только тактики, но и стратегии. Книга снабжена картами и схемами, выглядит как научное исследование. Она издана в Гейдельберге довольно давно — через десять лет после нашей Победы.

Битва, участником и жертвой которой был и я, описана по дням и по часам. Автор излагает материал жестким языком оперативных документов. Но, доведя свой отчет до 13 августа, Ганс Штеец срывается, переходит на язык политических эмоций, и мне кажется уместным эту часть его исследования назвать легендой, легендой о комиссарах:

«В восточной части Копенковатого и в окруженном лесу продолжали сражаться отдельные части фанатиков. Только тринадцатого августа могли быть наконец уничто­жены восточнее Копенковатого последние комиссарские части» (подчеркнуто мною.— Е. Д.).

Вот как нас называли, вот как нас величают!

Фанатики?

Что ж, быть фанатически преданными правому делу — высокая доблесть. Спасибо, господин Ганс Штеец, за ува­жительную характеристику!

Комиссарские части!

Вот за кого они приняли всех окруженных в Зеленой браме. Бойцы, потерявшие свои полки и дивизии, рядовые срочной службы довоенного призыва, участники арьергард­ных боев под Перемышлем и Радеховым, под Равой-Русской и Станиславом, под Бердичевом и Оратовом; артиллеристы без снарядов, экипажи давно устаревших и все же воевав­ших, пока не сгорели, стареньких учебных танков БТ, кавалеристы, выбитые из седла, врачи и медсестры, остав­шиеся при раненых, штабные работники всех категорий, двадцатилетние, в мае только выпущенные из училищ лей­тенанты и сорокалетние высшие военачальники, участники битв с Колчаком и Деникиным и добровольцы интернацио­нальных бригад в Испании!

Гордитесь!

Своим мужеством в окружении вы заслужили высшую аттестацию, в памяти значительно позже разгромленного противника вы запечатлелись и остались фанатиками, а наспех сколоченные в огневом окружении отряды и группу до сих пор кажутся ему комиссарскими частями.

Какая прекрасная легенда!

А таких частей в действительности никогда не было, противник (я не знаю современной позиции Ганса Штееца, но, наверное, могу назвать его тогдашним или бывшим противником), видимо, исходил из «установок», полученных еще перед тем, как вермахт начал осуществление «плана Барбаросса».

На заседании Международного военного трибунала, судившего главных военных преступников, советский обви­нитель Л. Н. Смирнов предъявил трибуналу «приложение к распоряжению главного штаба вооруженных сил» (доку­мент № 431). В этом документе говорится: «В первый раз в этой войне немецкий солдат встречается с противником, обученным не только в военном, но и в политическом отно­шении, идеалом которого является коммунизм и который видит в национал-социализме своего злейшего врага».

Совершенно справедливо оценивало советского воина высшее командование вермахта. Хочу все же внести очень скромную поправку к «приложению к распоряжению» — идеалам не обучают, идеалы и убеждения зреют в процессе бытия в человеческих душах и умах, и то, что советские люди утвердили для своего общества и для себя идеал, и помогло нам одолеть сильного и злобного врага. Совет­ской власти шел двадцать четвертый год — новый мир успел стать реальностью.

Комиссарские части... Эта высокая оценка наших войск дана не только в книге «Горные егеря под Уманью». Летом 1982 года я получил командировку Союза писателей СССР и отправился в Федеративную Республику Германии разы­скивать следы Зеленой брамы (некоторые материалы, собранные в этой командировке,— в предыдущей главе).

В городе Дортмунде, центре Рурской области, приветли­вые молодые люди из Общества дружбы с СССР привели меня в Институт газетной информации, где мне была предо­ставлена возможность ознакомиться с подшивками фашист­ских газет и журналов, и я, начав с 22 июня, прошелся по пожелтевшим и страшным, как труп, страницам до середины августа 1941 года.

В еженедельнике «Ди вермахт», выпускавшемся герман­ским верховным командованием, выражение «тяжелые бои» появились впервые 13 августа.

В номере органа штурмовых отрядов фашистской партии и имперского управления СС «Дас шварце корпс» от 28 августа 1941 года бросился в глаза заголовок на всю страницу: «Эсэсовцы против советской элиты». Интересно, кого военный обозреватель Пауль Курбьюн называет совет­ской элитой?

В первой же строке определяется место действия: «...на­ша рота получила приказ вновь взять Свердликово». Если вновь взять, значит, уже брали! Красноречивая подроб­ность!

Обозреватель рассказывает, что происходило в Свердли­ково: «...убитые советские солдаты лежат на улицах, в садах, в домах. Многие и мертвые сжимают в руках винтовки и автоматы, замахиваются гранатами...»

Итак, мы уже не просто «комиссарские части», но «со­ветская элита»! Читаю дальше: «Дивизии сталинской гвар­дии и сталинские курсанты из Москвы атаковали нас в тот день. Ночью дождь, а они опять атакуют... Им было все равно, они напились крепкого шнапса...»

Эсэсовский обозреватель полагает отвагу замешанной на шнапсе. Увы, у нас и воды-то не было, чтоб уто­лить жажду, разве что губами силились поймать каплю дождя... «

Кто же мы такие в их представлении?

Комиссарские части...

Советская элита...

Курсанты из Москвы... В 6-й и 12-й армиях москвичей раз-два и обчелся. Но это так, к слову...

Уж не провидцами ли были эти ошалевшие эсэсовцы? Ведь они назвали нас гвардейцами в номере своего человеко­ненавистнического журнала от 28 августа 1941 года, за двадцать дней до того, когда приказом Верховного Главно­командующего образцовые и особо отличившиеся в боях соединения Красной Армии были преобразованы в гвардей­ские. Некоторые из сражавшихся под Уманью и в Зеленой браме соединений много позже тоже стали гвардейскими — назовем хотя бы 99-ю стрелковую.

Чувство гордости охватило меня, и я склонился над старой подшивкой журналов, как победитель над побеж­денным.

А завершаются эти страницы, так же как и многие другие, сообщениями в траурных рамках: поминают группенфюрера и генерала Людвига фон Шредера (подписано самим Гиммлером), группенфюрера и генерала Мюльферштедта и еще бесконечных штурмбанфюреров, хауптгруппенфюреров, хауптштурмфюреров, хауптфюреров, группенфюреров, погибших за фюрера...

Мрачное изданьице, что и говорить!

Несколько оживляют картину злобные карикатуры. Особенно развеселила меня одна (в номере от 3 июля): пасквилянт нарисовал молодого человека в гимнастерке (разумеется, с кривым носом), что-то пишущего за столом. Женщина (разумеется, бочкообразная) кричит ему: «Кон­чай писать победные стихи для «Правды», не то мы опоздаем на владивостокский поезд!»

Значит, и про нашу поэтическую роту не забыли под­лецы!

Только на владивостокский поезд мы не опоздали, когда из поверженного Берлина надо было ехать в 1945 году добивать войну на Востоке!..

Что же касается комиссарских частей, не было их у нас. Конечно же Ганс Штеец и другие авторы, говоря о комис­сарских частях, воевавших в районе Подвысокого, не имели в виду партийную роту численностью в двести человек, не более: так не по-уставному называли резерв политотдела

   6 -й армии.

И все же я хочу сказать о той роте коммунистов...

Как она составилась? При нашем отходе — особенно в самые первые дни войны — партийные и советские работ­ники приграничных районов (как коммунисты Западной Украины, в 1939 году вышедшие из подполья, так и това­рищи, присланные из Киева, Харькова, Днепропетровска для укрепления партийных организаций и именовавшиеся «восточниками») вынуждены были присоединиться к армии. Многие из них не успели не только эвакуировать, но и просто повидать в последний раз семьи, застигнутые вражескими танками на периферии своих районов.