Надрез - Марк Раабе

– Люком. Скайуокером.

– Из «Звездных войн»?

Дэвид кивает.

– Мы очень любили эти фильмы, особенно первый. Вся комната была обклеена постерами.

– У него шизофрения? Поэтому он лечился?

– Психиатр в «Конрадсхее» говорил о более или менее сильно выраженных шизоидных эпизодах и мании преследования. Когда начинался приступ, его накачивали галоперидолом, это сильный нейролептик. Тогда Габриэль становился похожим на робота и некоторое время вел себя спокойно. – Он пожимает плечами. – Правда, иногда у меня складывалось впечатление, что он притворяется, просто чтобы его не трогали.

Шона перехватила печальный взгляд Дэвида.

– Ну что тут скажешь… Твой брат был в хорошей компании, ведь миллионы детей хотели быть Люком.

– Но проблема в том, что ведет он себя не как Люк, а как Энакин Скайуокер.

Шона чувствует, как мурашки побежали по коже. Встряхнувшись, она отводит взгляд.

– А что сейчас? Эти приступы продолжаются?

Дэвид шумно вздыхает.

– Понимаешь, у меня складывается впечатление, что у него прямо сейчас обострение. – Он опускает взгляд на столешницу.

Где-то неподалеку слышится приглушенный звон телефона.

– Это твой? – спрашивает Дэвид.

Шона качает головой, оглядываясь.

– По-моему, – тихо говорит она, – телефон звонит в конверте.

Дэвид удивленно смотрит на коричневый пакет с красными каракулями, вибрирующий в такт звонку.

Глава 19

В начале Лиз слышит какой-то звук, доносящийся точно издалека, с той стороны этих затянутых ватой небес. Кто-то поворачивает ключ в замке. И стены – стены, которые она не видит, не может увидеть, – вдруг начинают двигаться, приближаются, пытаются поймать этот звук в ловушку, запереть в этой крошечной комнатке, ее комнатке в больнице. «Я сплю, – думает она. – Никто не станет запирать комнату в больнице». Слышится шуршание, потом кто-то входит в палату. Лиз хочет открыть глаза, но это так же сложно, как и в прошлый раз. «Ну, еще минуточку, – думает Лиз. – Еще немножечко отдохну».

Она чувствует, как кто-то подходит к кровати. «Пусть это будет Габриэль, ну пожалуйста!» Кто-то приподнимает покрывало, прохладный влажный воздух касается ее тела.

«Врач», – разочарованно думает Лиз.

Ей не хочется открывать глаза. И все же она знает, что нужно это сделать. Только если она будет в сознании, когда врач осматривает ее, ей удастся избавиться от трубки в горле. Только если у врача сложится впечатление, что она пошла на поправку, он выпишет ее из больницы.

Лиз открывает глаза, и вновь все кажется ей невероятно ярким. Медсестра отошла к стене, она почему-то очень напряжена. Справа у кровати стоит высокий худощавый мужчина в белом халате.

Лиз смотрит на его лицо – и ее охватывает ужас.

На мгновение она думает, что очутилась в пространстве кошмара – или ее сознание затуманивают какие-то препараты. Врач улыбается. Ему лет пятьдесят, но его лицо выглядит безукоризненно, лицо ангела, почти нет морщин, и даже они не портят его красоту, не мешают ему выглядеть моложаво. Перед ней стоит мужчина с ликом греческого полубога – если бы не вторая половина его лица.

Эта вторая, правая половина лица выглядит так, будто с нее содрали кожу, потом приложили обратно и заштопали на скорую руку, оставив уродливые шрамы. Глаз немного опущен вниз, на нем нет ресниц, нет одной брови, и от этого взгляд кажется холодным и жестоким. Врач смотрит на ее живот.

Лиз вдруг понимает, что совершенно беззащитна перед ним. Ей хочется вскочить, бежать, но не хватило бы сил даже на то, чтобы подняться.

«Соберись, дура! Этот мужчина – твой врач, и он не виноват в том, как выглядит!»

Врач улыбается, не сводя взгляда с ее живота. Правой рукой он приподнимает край тонкого больничного халата и задирает его до груди, так что Лиз теперь обнажена.

Когда он выпускает халат, его пальцы издают странное поскрипывание, и Лиз замирает. Это не рука из плоти и крови. Это протез. В ужасе она смотрит на гладкую искусственную руку, выскальзывающую из-под края халата. И вдруг все кусочки головоломки становятся на свои места.

«Металлическая рука!»

Перед ней стоит тот самый мужчина из парка. Ухмылка вспарывает изуродованную часть лица, превращая ее в ужасную маску. Левая, здоровая рука скользит по внутренней стороне бедра Лиз. Медсестра закрывает глаза, прижимаясь к стене. Указательный палец мужчины касается лобковых волос Лиз и проводит по ее животу невидимую прямую линию к точке между сосков.

Лиз начинает бить дрожь.

– Поздравляю, Лиз, – ледяным тоном произносит мужчина. Голос у него не звонкий, но и не глухой. – Мы отпразднуем потом, в один очень-очень особенный день. Но вначале мне нужно дозвониться до нашего гостя. – Его ухмылка сменяется мечтательной улыбкой. – Он должен взять трубку. Ты даже представить не можешь, как долго я этого ждал. И как мне не терпится узнать, что же он скажет.

Грудь мужчины поднимается и опускается, он явно возбужден. Его дыхание касается обнаженного живота Лиз. Женщине хочется отодвинуться, чтобы не ощущать этого, но она не контролирует свое тело. «Гостя? – в отчаянии думает она. – Какого еще гостя?»

– И я подобрал тебе подходящее к случаю платье, – шепчет мужчина. – Когда время наступит, все будет так, как полагается. Все будет идеально. И он будет страдать, когда увидит тебя. Ему покажется, словно кожа… – он наклоняется, и дыхание касается груди Лиз, – словно его кожа объята пламенем.

Онемение, усталость, слабость – Лиз больше не ощущает их. Адреналин пульсирует в ее венах. Теперь она осознает ужас ситуации. Ей хочется кричать, но трубка в горле давит на голосовые связки. И вдруг ей отчаянно хочется вновь потерять сознание. Дыхание сбивается, ей кажется, что она делает вдох и выдох одновременно, и от этого задыхается. Ей хочется вернуться на дно того озера или очутиться в каком-то другом месте, где не будет страха. Где не будет отчаяния.

И ее желание исполняется пугающе быстро.

Мужчина в белом халате вводит какую-то прозрачную жидкость в резервуар капельницы и повышает скорость внутривенного вливания.

– Будем надеяться, ему не потребуется много времени, чтобы найти телефон, – шепчет мужчина. – Иначе мне придется послать ему кое-что другое, принадлежащее тебе. – Его взгляд скользит по ее рукам и ногам.

Дрожь постепенно становится слабее.

«Габриэль! Где же ты? Забери меня отсюда!» – еще успевает подумать Лиз, прежде чем препарат уносит ее в далекие манящие просторы, где ей не придется чувствовать все это.

Глава 20

Габриэль изо всех сил дергает за рукоять, но световой меч застрял. «Вытащи его, Люк, скорее, ну же, не медли! Она умрет, и это твоя вина». Но его руки… они такие маленькие. И меч светится красным, красным, как…

Но почему красным? У него ведь синий световой меч. Меч Люка всегда был синим.

Габриэль смотрит вниз и видит свои ноги. Маленькие пальцы, детские пальцы, а между ними – что-то рыхлое. И оно воняет рвотой. В руках у него видеокамера, и он смотрит на свое тело сквозь нее. В видоискателе все кажется каким-то далеким, и даже запах становится слабее.

– Нам нужно уходить, – шепчет ему на ухо Дэвид.

Габриэль смотрит на брата и потрясенно замирает. Почему Дэвид такой большой? Словно взрослый. На Дэвиде ослепительно белый врачебный халат и очки в никелированной оправе. Волосы почему-то уложены набок. Дэвид улыбается, зубы у него тоже белоснежные. И вдруг он достает шприц.

Видеокамера начинает пищать – мерный, как биение сердца, звук. В видоискателе мигает значок заряда батареи. Аккумулятор разрядился. И вдруг камера вспыхивает, изображение рвется, и все вокруг объято тьмой, и из этой непроглядной темноты доносится голос, голос его отца, точно глас Божий:

– Подъем на завтрак!

И эти слова повторяются, повторяются…

– Подъем на завтрак!

И Габриэль больше не может выносить этот голос, он тянется за пистолетом.

Такими крошечными пальцами орудовать неудобно, Габриэлю едва удается спустить курок. Раздается звук выстрела – или это чья-то ладонь хлопает по металлической поверхности?

Но отец все не умирает, он кричит:

– Подъем!

И следующий выстрел звучит так громко, что Габриэль открывает глаза. Сон лопается, как пузырь с ядом.

– Эй, просыпайтесь, дружище. – Морж хлопает ладонью по двери камеры. – Завтрак.

Габриэль вскидывается в холодном поту, дрожит, точно больной старик.

– Ладно, ладно, – бормочет он и подходит к двери.

Полицейский передает ему жестяную тарелку и тонкий пластиковый стаканчик.

Кофе горячий, и стакан жжет Габриэлю пальцы. Булочка на вкус как поролон, но в нее хотя бы положили сыр и салями.

Полчаса спустя засов со скрежетом отодвигается в сторону и дверь открывается.