По дуге большого круга - Станислав Гагарин

Я подумал: отчего Волков вспомнил про это? Он никогда не был ехидным, ничего не делал исподтишка, не думаю, чтобы на этот раз Волков изменил себе. А все-таки зачем он спросил меня об этом?

— Помню, — сказал я, и все надолго замолчали.

Оркестранты отдыхали. Над столами вился серый дымок, стучали вилки, сновали официантки, порой прорывался из общего мерного шума громкий разговор, словно плеск крупной волны, на высокой стене белокурая красавица протягивала в ладонях янтарь, будто предлагала некую плату, я зацепился за эту мысль и увидел, что Волков тоже смотрит на стену, а Галка комкает пальцами салфетку.

«Плата, — подумал я. — За все надо платить…»

…Собственно, на что ты надеялся, дружок? Ведь знал: рано или поздно придется глянуть Игорю Волкову в глаза. Хорошо хоть, молчит он сейчас, будто не произошло ничего. А по счету надо платить, ты ведь из порядочной честной семьи, Станислав Решевский. А счет большой, порядком ты должен Волкову.

— В молчанку играем, — сказал Волков.

— Куда думаешь пойти работать? — спросила Галка.

— Так уж сразу и на работу… Я два года без отпуска. Вот отдохну, подзубрю науки, потом попрошу какой ни есть пароход.

— В Тралфлоте? — спросил я.

— Пока там. Родная все же контора. Затем погляжу. Слушай, Стас, а может, к тебе на лекции походить? Ты как? Все равно мне к переаттестации готовиться… Так лучше тебя послушать. Согласен, профессор?

— Издеваешься? — спросил я.

— Как можно, — серьезно сказал Волков. — Ты ведь мой друг детства, Стас.

Когда он сказал это, меня словно ошпарило. Я пригляделся к нему. Нет, не видно и следа иронии…

…Мы завязались с ним особенно близко в сорок четвертом году. Значит, дружба тянется двадцать с лишним лет. Я прикинул эту цифру и подумал: а кем мы станем теперь — друзьями или врагами?

В детстве Игорю приходилось туго. Помню его худым и взъерошенным волчонком, он постоянно был голоден, только никогда не говорил об этом. Мне не довелось испытывать голод. Нет, не такой, когда не успел пообедать, а постоянное желание заглушить подавляющее разум чувство. «Сытый голодного не разумеет». Но я понял это уже потом, когда стал старше. Тогда, впрочем, и у Волковых жизнь сладилась получше…

От систематического недоедания оставался Игорь малорослым и хилым. По настоянию отца я-то с детства занимался физкультурой и был сильнее Волкова, но вместе с тем ни за что не стал бы с ним драться. Сам Игорь никогда ни к кому не привязывался, драчунов сторонился и старался пойти на мировую. Но стоило задеть его по-серьезному — Волков преображался. Глаза его загорались бешенством, Игорь в ярости бросался на обидчика. Потом, в училище, Волков занялся гимнастикой. Получив второй разряд, перешел к боксу и выступал на первенстве города от нашей мореходки. С годами он подтянулся, но все же выше среднего роста не взял. А отец у него был высокий, я фотографии видел. С отцом со своим Игорь не общался и говорить о нем не любил.

Мать моя Волкова не жаловала и боялась пускать в дом. Кроме того, она считала, будто он дурно влияет на меня. Мне стыдно, что плохо защищал друга: уж что-что, а честен был Волков во всем до мелочей. А влиять на меня… Что ж, это было. Только учился я у Игоря такому, что потом поддерживало меня всю жизнь.

Еще до возвращения Игоря я не раз и не два пытался представить сцену будущей встречи, но мне и в голову не приходило, что все произойдет именно так. Пытаясь разобраться в истории наших отношений с Галкой, все чаще задавался вопросом, что было главным стимулом моих поступков?

…Меня постоянно поражала некая внутренняя сила Волкова, сила его духа, особая жизнестойкость. Игорь сам выбрал дорогу, и, должен признаться, меня он тоже повел за собой.

Я иногда даже чуточку, нет, вру, вовсе не чуточку, а по большому счету завидовал ему. И сейчас, вот здесь, за столом, он — прежний Игорь Волков, смотри как держится, собака, мне бы так не суметь, полез бы в драку или расплакался, а он ничего, сидит… Будто и не было катастрофы, необитаемого острова и долгих месяцев заключения… Побелел только весь, но опять-таки выиграл — женщины любят рано поседевших мужчин, опять Волков на коне, а ты был и останешься Решевским…

«Постой, — сказал я себе, — ведь ты сам виноват, что все сложилось именно так… Помнишь спор в кубрике после танцев? Ведь ты приметил ее, эту девушку, и отступил перед Волковым… Почему отступил и всех троих сделал несчастными? Тебе казалось, что Волков не любит Галку, а Галка не любит его. Пусть так, только они были уже вместе… Ты же любил эту женщину всю жизнь и оставался в тени, а потом нашел ее или она тебя — это неважно — и потерял друга. Ты бы на месте Волкова мог простить такое?..»

— Дай-ка спички, Стас, — сказал Волков.

Я протянул ему спички и вытащил из пачки сигарету.

— Много курите, мальчики, — сказала Галка.

Это ее «мальчики», произнесенное материнским тоном и равно обращенное к нам обоим, покоробило меня, нечто похожее на ревность шевельнулось в душе.

Мне всегда казалось, что я искренне любил ее. И только сейчас пришло в голову: не из чувства ли зависти возникла эта страсть, сжигавшая меня долгие годы? А если б женой Волкова была другая?..

До того вечера мы изредка виделись с нею. Приходя из рейса, я часто звонил Галке в школу, иногда забегал к ней на чашку чаю, два или три раза были мы в кино.

Она позвонила мне сама:

— Ты свободен сегодня, Стас?

— Конечно.

— Приезжай ко мне.

Я только вернулся из порта, быстро побрился, переоделся в гражданский костюм и отправился на Северную улицу.

Когда Галка открыла мне дверь, я отступил назад. Она всегда казалась мне красивой, но теперь в новом платье, с высокой прической, лучащимися глазами, Галка была до безумия хороша.

— Испугался? — сказала она. — Заходи…

В комнате она остановилась у трюмо, поправила прическу и, следя в зеркало за мной, сказала:

— Знаешь, с утра не оставляет хорошее настроение: Игорю свидание разрешили. Послезавтра выезжаю. Целых три дня будем вместе в гостинице. У них там есть специальная, для родных. Он мне обо всем написал.

— А что мы будем делать сегодня? — спросил я.

— Порадуемся за Игоря вместе. Ведь радость какая… И для Волкова, и для меня.

Признаться, я действительно порадовался за Игоря и за Галку. Беду Волкова переживал как собственную, считал, что такое могло случиться и со мной.

Я предложил сходить в магазин — по части бутылок, мол, похлопочу. Но Галка сказала:

— Все готово, Стас, обо всем позаботилась сама. Мой руки и садись за стол. Буду кормить тебя ужином.

Мы пили коньяк и шампанское, пили за Игоря Волкова, за его возвращение, и весь вечер мы говорили о нем, об Игоре, весь вечер он был с нами за столом… Галка заставляла меня рассказывать про Игоря «все-все», я говорил про наше детство, про жизнь в училище, а Галка все пыталась выяснить, что же хорошего мы находим в море и почему нас так тянет туда.

Как мог, я пытался отвечать на эти вопросы, даже на самые трудные пытался ответить.

Галка слушала, пристально глядя на меня. Иногда только ставила пластинку — что-нибудь медленное, мы танцевали и молчали.

Было уже поздно, когда я поднялся из-за стола.

— Провожу тебя, Стас, — сказала Галка.

Ночь была теплой, уютной. С освещенной улицы мы свернули в сквер и оказались одни.

Звезды Ориона были чуть выше линии горизонта.

Я вел Галку под руку, но в центре сквера она вдруг высвободилась и ухватила меня за локоть.

— У меня к тебе просьба, Стас, — сказала она.

Я засмеялся:

— Давай выкладывай.

— Едем к морю! Прямо сейчас поедем. Сейчас!

Она крепко взяла меня под руку и потащила в сторону площади, на стоянку такси.

Меня не смутило желание Галки, мне не раз самому приходилось так вот срываться и лететь сквозь ночь в Зеленоградск или Отрадное, только на Галку такое было непохоже, ведь знал я ее не один день, и не раз мне приходилось слышать от нее издевки по поводу рыбацкого гусарства.

Тридцать километров до Зеленоградска мы промолчали.

Шофер подвел машину к пустынному пляжу, днем туда заезжать запрещалось, а сейчас его упросил. Я вылез из машины и помог выбраться Галке.

— Вот и море, Галка, — сказал я. — Бери его от меня в подарок.

Мне хотелось как-то разрядить обстановку, снять некую неловкость, она возникла в дороге, и ее нужно было убрать, и эту фразу сказал бесшабашным, удалым тоном и даже руки простер в сторону невидимого моря.

По каменным ступеням набережной Галка сошла на песок пляжа и, оступаясь, подошла к воде. Я шел следом.

У самой воды она постояла, потом носком ударила мелкую волну, приластившуюся к ее ногам.

— И ради этого вы жертвуете всем: здоровьем, жизнью, и даже любовь готовы отдать за него? — сказала Галка. — А ведь это просто много соленой воды…