Средневековая андалусская проза - Абу Мухаммед Али Ибн Хазм

От меня отвернулись близкие Абу Исхака Ибрахима ибн Исы ас-Сакафи, поэта, — да помилует его Аллах! — так как один из моих друзей передал ему обо мне, шутя, ложное, а этот поэт был очень склонен к подозрению, и рассердился, и поверил ему. И тот и другой были моими друзьями, и передававший не принадлежал к людям, имеющим свойство лгать, но он был шутником и любил забавляться. И я написал Абу Исхаку (а он говорил об этой истории) стихи, среди которых есть такие:

Уподобляешься напрасно доверчивому сумасброду,Не различая лжи и правды досужим вымыслам в угоду,

Как тот, кто, маревом прельстившись, в пустыне жаркой и безводнойОт жажды вскоре погибает, пролив спасительную воду.

А тому, кто донес обо мне, я написал стихотворение, где есть такие строки:

Насущным не надо шутить. Зачем подражать зубоскалам,Пытающимся изгонять отраву отравленным жалом?

О тех, кто зловредную ложь преследует худшею ложью,У нас говорят неспроста: дрофа защищается калом[33].

Был у меня однажды друг, и участились происки между нами, так что наконец это его уязвило, и сделалось это видно по его лицу и по взглядам. И я стал медлить и выжидать, и старался, как мог, помириться, и нашел, принижаясь, путь к возвращению дружбы. И тогда я написал ему стихотворение, где есть такие строки:

Предо мной такие цели обнаруживает страсть,Что великому Вахризу в них, пожалуй, не попасть.

Вот что говорю я, обращаясь к Убайдаллаху ибн Яхье аль-Джазири, который хранит в памяти красноречивые послания своего дяди (а стремление ко лжи взяло над ним власть и одолело его разум, и он погряз во лжи, как погружается душа в надежду, и подкреплял свои сплетни и ложь крепкими клятвами, громогласно их произнося. Он был более лжив, чем марево, и страстно предавался лганью, увлекаясь им, и постоянно разговаривал с теми, о ком наверное знал, что они ему не верят, и не препятствовало ему это говорить ложь):

Вера твоя — наваждение. Нет ни малейшего чудаВ том, что тебя раскусили мы, выяснив, что и откуда.

Из обстоятельств различнейших истина проистекает,Так что вне брака беременность — лишь подтверждение блуда.

Я скажу о нем отрывок, где есть такие стихи:

Увиденное искажает он, словно зеркало кривое;Безжалостней мечей индийских он рассекает все живое.

Не у него ли смерть и время, губители приязни нашей,Решились перенять навеки свое искусство роковое?

О нем же скажу я такие стихи из длинной поэмы:

Он более лжив и обманчив, чем доброе мненье о людях;Он хуже того, кто взимает с лихвою долги и налоги.

Он даже Аллаху не внемлет, и жаловаться бесполезно:Нигде не находишь защиты, не сыщешь законной подмоги.

Обманщик — позор воплощенный, и как ни кляни лиходея,Для мерзких его преступлений слова недостаточно строги.

Он тягостнее порицаний, с которыми мы не согласны,Студеней, чем город Салима[34], где мерзнут усталые ноги.

Он всяких невзгод ненавистней, он горше тоски безнадежной,Которой страдают скитальцы, не видя в пустыне дороги.

Но тот, кто предупреждает беспечного, или дает советы другу, или предостерегает мусульманина, или говорит о развратнике, или рассказывает о враге, — пока он не лжет и не уличен во лжи и не старается вызвать ненависть, — не доносчик, и разве не оттого погибли слабые и пали не имеющие разума, потому что плохо отличали советчика от доносящего? Это два качества, близкие по внешности, расходящиеся по внутренней сущности; одно из них — болезнь, другое — лекарство, и от того, кто остер по природе, не будет сокрыто это дело. Доносчик — тот, чьи доносы не одобряются истинной верой, и кто желает разлучить ими друзей, разбить связь между братьями, натравить их друг на друга, и разжечь их вражду, и расписать ложное. А если кто боится, что, следуя по пути добрых советов, он попадет на пути клеветы, и не доверяет остроте своей зоркости и проницательности в своих предположениях о делах, происходящих в земной жизни и в общении с людьми своего времени, — тот пусть сделает веру для себя проводником и светильником, которым будет он освещаться, и, куда поведет его вера, пусть идет он туда, а если она его остановит, ручаясь за верный взгляд, обеспечивая правильность догадки и служа порукой за спасение, то установивший закон, пославший посланника — мир над ним! — и утвердивший веления и запрещения лучше знает путь истины и более сведущ в последствиях, приводящих к сохранению, и исходах, ведущих к спасению, чем всякий, кто утверждает, что видит все сам, и думает, что поступает по собственному разумению.

ГЛАВА О ЕДИНЕНИИ

Одно из величайших благ любви — единение. Это высокий удел, и великая степень, и возвышенная ступень, и счастливое предзнаменование! Это и обновленное бытие, и вечная радость, и великая милость Аллаха! И если бы не была земная жизнь обителью преходящей, полной испытаний и смут, а рай — обителью воздаяния и безопасности от дел порицаемых, — право, сказали бы мы, что единение с любимой и есть чистое блаженство, ничем не замутненное, и радость без примеси, с которой нет печали, и завершение мечтаний, и предел надежд. Я испытал наслаждения с их изменчивостью и познал счастье во всем его разнообразии, но ни милости у султана, ни близость к нему, ни деньги, доставшиеся в прибыль, ни находка после потери, ни возвращение после долгого отсутствия, ни безопасность после страха не западают так в душу, как единение; в особенности после долгих отказов, когда наступила разлука и разгорелось из-за нее волнение и вспыхнуло пламя тоски и запылал огонь надежды. Ни растения, распускающиеся, когда выпадет роса, ни цветы, расцветающие, когда прорвутся облака в час предрассветный, ни журчание воды, что течет ко всевозможным цветам, ни великолепие белых дворцов, окруженных зелеными садами, — ничто из этого не более прекрасно, чем сближение с любимой, качества которой угодны Аллаху, свойства которой достохвальны, черты которой соответствуют прекрасной красоте. Поистине, делает это слабым язык речистых и бессильно тут красноречие умеющих говорить; восхищается этим разум и восторгаются умы. Я говорю об этом:

Говорил мне собеседник, вопрошавший беспристрастно:«Сколько прожил ты на свете? Ведь седеют не напрасно!»

Я сказал: «Одно мгновенье, лишь мгновение, не больше,И стареющее сердце в этом с разумом согласно».

Он воскликнул: «Что я слышу? Объяснись без промедленья!Я своим ушам не верю! То, что ты сказал, ужасно!»

Я в ответ: «Поцеловал я госпожу мою однажды,Нарушая все запреты; это было так опасно!

Я прошу тебя: поверь мне! Хоть с тех пор я прожил годы,Жил я только в то мгновенье, и оно одно прекрасно!»

Одно из сладостных предвкушений близости — обещания, и поистине, обещание, исполнения которого ждешь, заполняет полностью сердце! Первое из них — обещание любимой посетить любящего. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:

Разговаривать с луною — прихотливая наука,Если рядом нет любимой, без которой гложет скука.

Без нее луна не светит, но безумствует надежда:Если радуется близость, пусть печалится разлука!

А второе — когда любящий посетит любимую.

Поистине, начало близости и первые признаки согласия проникают в душу, как ничто другое. Я хорошо знаю человека, который был испытан любовью, долгое время не зная ничего, кроме взгляда и беседы, будь то ночью, если захочет он, или днем. И наконец помогла ему судьба согласием любимой и позволила овладеть ее благоволением после того, как отчаялся он из-за долгого срока. И хорошо помню я, как он чуть не помешался от радости и едва мог связывать слова от счастья. И я сказал об этом:

Клянусь моею молитвой! Когда бы, верен святыне,Я так молился Аллаху, безгрешен был бы я ныне.

Не опасался бы путник внезапного нападенья,Когда бы я так взмолился к свирепейшим львам в пустыне.

Когда меня поцелуем она в ответ наградила,Печаль моя всколыхнулась, и я не рад благостыне.

Так жаждущий захлебнулся, воды наконец дождавшись;Убит он глотком желанным, и нет бедняги в помине.

И еще сказал: