Средневековая андалусская проза - Абу Мухаммед Али Ибн Хазм

Рассказывала мне женщина, которой я доверяю, что она видела юношу и девушку, и оба они любили друг друга самой большой любовью. И сошлись они в одном месте для веселья, и был у юноши в руке нож, которым он резал плоды, и обрезал он себе слегка большой палец, так что показалась на нем кровь. А на девушке было дорогое платье с золотым шитьем, и она, не задумываясь, разорвала его и отдала кусок полотна, которым юноша завязал себе палец. Но такой поступок для любящих — малость в сравнении с тем, что они должны делать; это для них обязательное предписание и ниспосланный закон, ибо они пожертвовали собою и подарили друг другу свою душу!.. В чем же откажешь после этого?

Я застал в живых дочь Закарии, сына Яхьи ат-Тамими, прозванного Ибн Берталь; ее дядя, Мухаммад ибн Яхья, был судьей мусульманской общины в Кордове, и братом его был вазир-военачальник, которого убил Галиб в знаменитой стычке у границы, вместе с двумя своими военачальниками — Марваном ибн Ахмадом ибн Шахидом и Юсуфом ибн Саидом аль-Акки. Дочь Закарии была замужем за Яхьей ибн Мухаммадом, внуком вазира Яхьи ибн Исхака. Гибель поспешила поразить его, когда они жили счастливейшей жизнью, в самой светлой радости, и горе его жены дошло до того, что она проспала с ним под одной простыней ночь, когда он умер, и сделала это последней памятью о муже и о близости с ним. И потом не оставляло ее горе до времени ее смерти.

И поистине, сладостно проявление сближения украдкой, когда обманывают соглядатая и остерегаются присутствующих. То может быть и незаметная улыбка, и невольное прикосновение к телу, и пожатие руки, отчего на душе становится радостно. Я говорю об этом:

О, тайное сладострастие, когда в порыве несмеломМы, трепетные, сближаемся на миг душою и телом;

Запретная нега сдобрена обворожительным страхом,Как будто рыба соленая на хлебе подана белом.

Рассказывал мне человек, один из верных друзей моих, благородный, из знатного дома, что в юности привязался он к девушке, жившей в одном из домов его семьи. А ему не давали к ней доступа, и блуждал из-за нее его разум. «И однажды, — говорил он мне, — пошли мы гулять в одно из наших поместий на равнине, к западу от Кордовы, с несколькими братьями моего отца, и стали ходить по садам, и удалились от жилища, и развлекались мы у каналов, пока небо не покрылось облаками и не пошел дождь. А под рукой не было достаточно покрывал, и мой дядя, — говорил рассказчик, — приказал подать одно покрывало и накинул его на меня, и велел ей укрыться со мною, — и думай что хочешь о возможностях сближения на глазах людей, когда они этого не знали. О, как прекрасно собрание, подобное уединению, и многолюдство, сходное с одиночеством!.. И клянусь Аллахом, я никогда не забуду этого дня», — говорил он мне. И я хорошо помню, как он рассказывал эту историю, наслаждаясь воспоминаниями, и душа его трепетала от радости, несмотря на то, что с той встречи прошло длительное время.

Я скажу об этом стихотворение, где есть такие строки:

В небе облако плачет, сад смеется зеленый;Веселится любимый, и рыдает влюбленный.

Вот диковинное сближение, о котором рассказал мне как-то мой друг. В одном из домов, находившихся поблизости, была у него возлюбленная, и было в обоих домах место, с которого один из любящих видел другого. И девушка становилась на это место (а между ними было некоторое расстояние) и приветствовала юношу, и была рука ее обернута ее рубашкой. И юноша спросил ее об этом, и она отвечала: «Может быть, узнают о наших встречах, и встанет сюда кто-нибудь другой, и будет тебя приветствовать, и ты ответишь ему не разобравшись. А этот знак между мною и тобою, и если увидишь ты непокрытую руку, тебя приветствующую, знай, что это не моя рука, и ты не отвечай».

И нередко наслажденье близостью и согласие сердец таково, что появляется в сближении дерзость и не смотрят влюбленные на хулящих, не скрываются от наблюдающего и не думают о доносящем, — напротив, упреки тогда подзадоривают. Описывая сближение, я скажу стихи, среди которых есть такой:

Когда кружился ты вокруг, она крыло твое задела;И преуспел ты, мотылек: любовь тобою овладела.

На огонек во тьме ночной с надеждою шагает путник;Ищи же близости в любви, пока любовь не охладела!

Сближеньем с госпожой моей свои желанья утоляю,Как жажду бы я утолял, пока вода не оскудела.

Зачем обуздывать глаза, когда твои глаза не сытыИ в созерцанье красоты нет вожделенного предела!

Я скажу еще из одной моей поэмы:

Когда меня страсть беззаконно сразит,С кого за убитого взыщет родня?

Сулит ли разлука свидание с ней,Как ночь нам сулит возвращение дня?

О, диво! Плывущий от жажды сгорал:Не мог отличить я воды от огня.

Для взоров я, страждущий, неуязвим,Как будто меня облекает броня.

Незримого можно ли встретить в пути?Зачем любопытный седлает коня?

Меня врачевать надоело врачу,И даже завистник жалеет меня!

ГЛАВА О РАЗРЫВЕ

К величайшим бедствиям любви относится разрыв. Он бывает нескольких видов, и первый из них — разрыв, вызванный осторожностью из-за присутствующего соглядатая. Такой разрыв достойней всякого сближения, и если бы само это слово и законы его наименования не требовали включения его в эту главу, я, наверное, говорил бы о нем, почитая его слишком высоким, чтобы включать в эту главу. И видишь ты тогда, что любимая отворачивается от любящего, обращается с речью к другому и двусмысленно отвечает намекающему, чтобы не настигли его предположения и не опередили его подозрения. Ты видишь, что и любящий поступает так же, но природа увлекает его к возлюбленной и душа его к ней направляется вопреки ему, и видишь ты тогда, что, отворачиваясь, подобен он идущему навстречу и, молча, как бы говорит, и смотрит он на самого себя, глядя в другую сторону.

И когда человек, острый и догадливый, раскроет тайный смысл их речей, поймет он, что скрытое отличается от явного и высказанное громко не есть суть дела. Поистине, это зрелище, достойное восхищения мужеством влюбленных, в то же время вызывает жалость к ним и печаль об их участи. У меня есть стихи, и я приведу их, как мы условились, хотя в них и выражена другая мысль. Вот один из них:

Его бранит Абу-ль-Аббас, и мне становится досадно;Так рыба страуса бранит за то, что воду пьет он жадно.

И я порою льстил друзьям, известной цели достигая;Без этого на свете жить, пожалуй, было бы накладно,

Мы залучаем птиц в силки, отборных не жалея зерен,Чтобы приманкой нам самим прельщаться было неповадно.

Я скажу еще стихи из поэмы, заключающей различные изречения и всевозможные свойства природы.

Я сердце бы другу открыл, как зубы при всех обнажаюВ холодной улыбке подчас, навязчивого избегая,

Горчайшие снадобья пьем, страдая тяжелым недугом,Хотя золотящийся мед приятней, чем пища другая.

Какие невзгоды терпеть приходится в тягостной жизни,Себе самому вопреки возлюбленным пренебрегая!

Достанешь ли ты, не нырнув, жемчужину, скрытую в море,Когда бережет жемчуга ревниво пучина морская?

Желанного клада искать согласен я и в чужеродном,Врожденные свойства души усиленно превозмогая.

Аллах всеблагой изменил законы свои милосердно,Спасительный путь указав блуждающим в поисках рая.

Подобные свойствам других, найдутся в душе моей свойства,Однако в глубинах души цела справедливость благая.

Так в каждом сосуде вода окрашена цветом сосуда,И все же прозрачна вода, для жаждущего дорогая.

В моей беспокойной душе владыки любви воцарились,Сулят мне блаженную жизнь, безвременной смертью пугая.

Обманчива строгость моя, но мной завладеешь едва ли,Небрежной улыбкой к любви как будто бы располагая.

Бежать я хотел бы в душе от этой пленительной власти,А сам повторяю: «Привет!» назойливее попугая.

Сначала бывает игра, которая всех забавляет;Потом полыхает война, безгрешных и грешных сжигая.

Хоть с виду змея хороша в узорах своих разноцветных,Таит она все-таки яд, небрежных предостерегая.

Хоть меч закаленный красив, как молния в сумрачном небе,Грозит нам погибелью сталь, когда засверкает, нагая.

Как не был бы ты горделив, гордыня твоя торжествует,Когда унижаешься ты, желанных вершин достигая.

Кто кланяется до земли, тот счастлив бывает нередко;Во всех начинаньях ему сопутствует слава людская.

Для юноши лучше всегда позор, предвещающий славу,Чем слава, в которой позор; прилипчива слава такая.

За голодом следует пир, богатством сменяется бедность;Гнетущая скудость порой — предшественница урожая.

Не ценит величия тот, кому неизвестно смиренье;Для отдыха нужно устать, все силы свои напрягая.

Приятней напиться воды в безводной, бесплодной пустыне,Чем пить, когда перед тобой вода без конца и без края.

Различия тварей познав, мы брезгуем несовершенным;Хорошего в жизни проси, отравленное отвергая.

Прозрачную воду ищи, однако довольствуйся мутной,Уверившись, что на земле иссякла вода ключевая.

Не пейте соленой воды, она раздирает нам горло,Пусть хочется пить, но претит свободному влага дурная.

Бери все, что можешь ты взять; подарком дешевым не брезгуй;Довольствуйся малым в любви, на большее не посягая.

Нельзя доверяться любви; не свяжешь ее, не привяжешь;Порадует и ускользнет: она же тебе не родная!

Отчаиваться не спеши: победе способствует мудрость.Труднее труднейших задач бывает задача иная.

Не думай о мраке ночном: уже засияла денница.Не верь быстролетному дню: пора наступает ночная.

Скалу сокрушает волна, отхлынув и снова нахлынув;Готова скала подтвердить: податлива твердь вековая.

Усердствуешь, не торопясь, упорствуешь и побеждаешь;Не часто струятся дожди, а все-таки почва сырая.

Когда бы вкушали мы яд, как прочую пищу вкушаем,Отравою нынешней мы питались бы, не умирая.

Затем бывает разрыв, вызванный любовной надменностью. Он слаще многих сближений, и поэтому случается он только при уверенности каждого из влюбленных в другом, когда утвердится доказательство действительности его договора. Тогда-то и делает возлюбленная вид, что порвала, желая видеть стойкость любящего, и чтобы не была его жизнь вполне ясной и опечалился бы он от этого, если чрезмерна его любовь, но не из-за того, что случилось, а боясь, что дойдет это дело до чего-нибудь более значительного и будет разрыв причиною иного, — или же опасаясь, что наступит беда от случившегося пресыщения.