Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

Немецкие орлы на наших «удостоверениях» немедленно оказали свое действие на этого старосту. Он разместил нас на ночлег к местным жителям. Мы с радостью убедились в том, что наши «документы» оказывают сильное воздействие на немецких прислужников.

Утром мы снова побреди дальше, в направлении Кропоткина. Теперь нам с Андреем идти было еще труднее, чем вчера, так как за ночь наши больные ноги сильно отекли и давали себя знать. Перед нами стояла трудная задача как перейти реку Кубань. В Гулькевичах от местных жителей мы узнали, что в Кропоткине немцы навели временный понтонный мост через нее и тщательно его охраняют. Поэтому мы очень боялись идти на этот мост, страшась, что там нас могут задержать немецкие солдаты и отправить в лагерь военнопленных.

С опаской мы подходили к Кропоткину. Этот город частично был закрыт от нас небольшой горой, которая стояла слева от дороги, по которой мы шли. Как только мы вышли из-за горы и перед нами открылся вид на город, то неожиданно столкнулись с солдатами, одетыми в немецкую форму. Они занимались строевой подготовкой на лугу у реки. Увидев этих солдат, мы сразу в нерешительности остановились, не зная, что нам делать. Нашу растерянность обнаружил один из солдат, который находился неподалеку от нас. Он подошел и неожиданно обратился к нам на довольно чистом русском языке:

— Вы что тут делаете, хлопцы?

Слова обращения к нам на русском языке нас как-то подбодрили, и я спросил солдата:

— Скажите, как нам пройти в Кропоткин?

— Да очень просто, по понтонному мосту, — ответил этот солдат, но, чувствуя, видимо, наше замешательство в том, что разговаривает с нами по-русски, он объяснил:

— Да вы, хлопцы, не думайте, что я немец. Нет, мы добровольцы и поступили служить в немецкую армию. Здесь, в Кропоткине, формируется наша часть из кабардинцев и черкесов. Когда вы пойдете после моста через городской сад, то вы увидите там нашу часть. Германская армия нас снабдила оружием и боеприпасами, — с каким-то особым умилением и подобострастием в заключение сказал он.

Нам горько было слышать эти слова от бывшего гражданина Советского Союза, но делать было нечего. «Предателей достаточно среди нас», — думал я. Мы благополучно прошли по мосту через Кубань, миновали городской сад, в котором действительно формировалась часть из так называемых добровольцев, о которых он нам рассказал. Не пытаясь пройти к центру, мы еще на окраине спросили у местных жителей, как лучше идти на Ростов. Один из мужчин сказал:

— Лучше всего вам идти по нефтепроводу. Дорога там торная, хорошая, да и немцев вы меньше встретите, и безопаснее. Вам будут встречаться только станицы и хутора, а дорога прямая.

Этим советом мы воспользовались и пошли в степь по нефтепроводу. В сторону Ростова мы не пошли, а отправились на Старочеркасск и особых затруднений не встретили. К вечеру каждого дня мы останавливались на ночлег где-нибудь в станице или в ближайшем хуторе. Питались в пути всем тем, чем нас оделяли местные жители. С каждым днем наши раны все больше и больше подживали.

Однажды в одной из станиц, это было в воскресенье 20 сентября, я неожиданно среди играющих на улице в карты мужчин увидел бывшего своего командира взвода, который дезертировал от нас из парашютно-десантного батальона. Встреча со мной была для него неприятной неожиданностью. Он как-то смутился, узнав меня.

— Ну как, играешь? — спросил я его.

— Да, вот играю. А вы откуда идете?

— Мы-то идем со стороны фронта. Все трое раненые. А вы как тут поживаете? Празднуете, а там наши солдаты гибнут за Родину…

— Ну и идите своей дорогой! — грубо ответил он мне.

Когда мы с друзьями вышли из этой станицы, они спросили меня:

— Это что за человек, с которым ты разговаривал сейчас? Что-то у вас с ним не очень приятный был разговор.

— Да, это мой бывший командир взвода. Он дезертировал во время эвакуации нашего батальона из Краснодара.

— А, вон оно что. Да плюнул бы ты ему в харю. Вон какую морду отрастил, сидя у бабьей юбки. Тут люди жизни своей не щадят, а он за чужой спиной хочет прожить. Есть же такие гады.

Долго еще с возмущением обсуждали этого человека мои друзья, поглядывая в сторону станицы, из которой мы только что ушли.

Перед Старочеркасском мы разузнали, что недалеко есть через реку Дон лодочная переправа, и довольно быстро разыскали ее. Денег у нас, конечно, не было, и лодочник переправил бесплатно. Кроме нас, в лодке сидели еще местные жители, и среди них была женщина средних лет. Разговор ее был для нас очень неприятен, и вот почему. Под действием гитлеровской пропаганды некоторые донские и кубанские казаки почувствовали себя обманутыми. Гитлеровцы обещали им особые преимущества и привилегии перед другими жителями этих областей и так называемыми иногородними. Так вот, эта женщина с каким-то особым умилением тараторила в лодке, в которой мы переправлялись через реку.

— А вы знаете, какие немцы благородные люди, — говорила она соседу, сидящему рядом с ней. — Они на днях приезжали к нам в станицу, и один большой по званию немецкий офицер объявил всему казачеству приказ немецкого командования об особых привилегиях, которые оно нам дает после освобождения от коммунистов. Все наши казаки воспрянули духом, надели казачью форму и ходят только в ней. Мы все теперь свободно вздохнули без этих коммунистов…

Слушая болтовню этой женщины, я не выдержал и спросил ее:

— А вас что же, притесняли здесь до прихода немцев? Или у вас не было, как у казачества, каких-то прав? Чем вы были недовольны, когда здесь не было немцев? Чем же вас так обрадовали немцы?

Я был не рад, что задал такие вопросы этой женщине. С ее стороны посыпался град оскорблений в мою сторону:

— Сразу видно, что вы не казак. А может даже, вы коммунист? Всех таких, как вы, нужно вешать! — закричала истерично эта женщина.

Переубеждать ее было совершенно бесполезно. Хорошо, что уже приближался берег. Мы молчком, с испорченным настроением, соскочили на берег и пошли своей дорогой к Новочеркасску.

Долго еще нам вслед разносился по берегу реки ее истошный вопль, оскорбляющий наше достоинство. Возможно, эта женщина жива и уже поняла, как была жестоко обманута гитлеровской пропагандой, на собственном опыте убедившись, как она была неправа. Ну, да бог с ней, как говорили в старину наши отцы и деды.

После реки мы шли в сторону Новочеркасска мелкими кустарниками заливного луга и по сильно разбитым автомашинами большим дорогам, которые остались здесь от прошедшей по ним военной техники. То там то здесь мы видели лежащие вдоль дороги разбитые пушки, повозки, автомашины и другую военную технику, оставленную на ней. По всей видимости, месяца два назад здесь шли сильные бои против наступающих гитлеровских войск.