Всегда со мной. О моем Учителе РАБАШе - Михаэль Семенович Лайтман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот что я понял, испытал на себе, прочувствовал явно.
Я помню, как поначалу искал возможность стать незаметным рядом с РАБАШем, мечтал войти к нему в «пещеру» и сидеть рядом с ним. А потом стало труднее, поскольку эгоизм постоянно рос. И отменяться становилось все труднее, потому что Учитель желал уже дать больше.
Когда приходит «ночь»
Сегодня, когда приходит «ночь»[52], я всегда вспоминаю, что РАБАШ был скалой. Скалой! И вызывая в себе ощущения принадлежности к этой скале, я получаю силы. Это он мне их дает! А если не силы, то, по крайней мере, терпение. И без этого я бы, конечно, не смог продолжать.
Я видел человека, который обменял всю свою жизнь на духовное постижение, который каждое мгновение жертвовал собой.
Не было такого, чтобы приходила какая-то проблема, внешняя, внутренняя, и он над ней сначала долго раздумывал, а потом как-то реагировал. У него была мгновенная внутренняя реакция при внешнем абсолютном спокойствии. Раз – и всё! И идет вперед. И никаких сомнений.
Он показывал мне, что такое настоящая работа. Быть колесиком, не раздумывая! Настолько исправить себя, чтобы двигаться в то же время, в том же направлении, так же, как вся система.
Это называется «раб Творца»[53]. Да, должен быть анализ, решение, принятие решения, но всё это происходит на таких частотах, в таком темпе, что начало и конец практически сливаются.
Таким был РАБАШ.
Ошибка
Мы видели его таким, хотели быть, как он, – вся наша группа.
Поэтому торопились и совершали ошибки.
Я вспоминаю, как несколько человек подбили группу начать создание коммуны.
Я сопротивлялся, считал это искусственным, преждевременным, понимал, что намерения благие, но был против.
Мне сказали: для чего же мы занимаемся каббалой, для чего изучаем статьи РАБАШа о любви к ближнему, для чего называемся товарищами, братьями?!.
Короче, решили начать с самого простого, так думали, – сложить все зарплаты в одну кассу и деньги разделить поровну.
Назавтра, после заседания товарищей, мы гуляли с РАБАШем, и я рассказал ему об этом, не мог сдержаться.
Я не ожидал такой реакции.
Он остановился посреди улицы, покраснел, переспросил:
– Что?!
Я повторил, заикаясь, я давно его таким не видел.
– Чтобы проявить любовь товарищей, – начал я.
– Кто вам дал право это делать?! – закричал он. И только тогда я понял, что произошло что-то ужасное. Пролепетал:
– Так что же делать? Все решили.
– Кто решил?!
– Все.
Он резко повернулся, зашагал прочь, вдруг остановился и бросил мне:
– Я в это не вмешиваюсь, расхлебывайте сами! Я тут же вернулся обратно к ребятам, тут же рассказал им о реакции РАБАШа. И мы все остановили.
Я потом думал, насколько же мы были слепы, как могли принять такое решение, хотя прекрасно знали, к чему приводят все эти революции. А особенно я. Я ведь все это прошел, испытал на своей шкуре, видел, что это значит, когда эгоисты решают жить в братской любви и в результате заливают кровью все вокруг. Потому что не осознали коварство эгоизма, не провели долгую и тщательную подготовку, не воспитали новое поколение. И провалили все.
И мы бы провалили. РАБАШ предвидел этот провал группы, в создание которой он вложил столько сил. Предвидел ненависть, которая обязательно разорвала бы нас. Он видел, что мы еще не готовы подняться над ней к любви. Мы испугались. Все остановили. И слава Богу. Так получилось, что зачинщики, те, кто продавливали нам это решение, через несколько недель вышли из группы сами. Их просто вытолкнуло сверху.
…Заканчивалась бурная неделя, и мы снова ехали в Тверию.
По дороге практически всегда заезжали в Мерон[54] на могилу РАШБИ.
Сила РАБАШа
Место захоронения РАШБИ[55] было для РАБАШа чем-то особенным. Я видел, он всегда был впечатлен тем, что может войти сюда, прикоснуться к камню, произнести про себя несколько слов.
Он никогда не говорил ничего вслух, не раскрывал, как все, Псалмы или молитвенник. Он всегда был сосредоточен в самой своей глубине и так стоял несколько минут, а я – рядом с ним.
Иногда он спрашивал: «Ну, ты что-то почувствовал? Что ты ощутил?» Я делился с ним своими впечатлениями и видел, как мне еще далеко до него.
Но однажды, там, на могиле РАШБИ я увидел другого РАБАШа. Это было в праздник Лаг ба-Омер[56].
С каждым годом у РАБАШа было все меньше желания приезжать сюда в праздник. Дело в том, что на Лаг ба-Омер сюда стали съезжаться сотни тысяч людей, раньше такого не было. Из этого места сделали культ. Исчезли внутренняя скромность и тишина пребывания на могиле РАШБИ, пришла внешняя крикливость, продажность, массы людей «катили» сюда, чтобы дотронуться до могилы, купить хамсу[57], мезузу[58], исправить жизнь.
Прорваться к могиле стало непросто, это требовало наглости и острых локтей.
В последний раз мы приехали сюда на праздник в 1984 году.
Помню, мы пробивались «с боями» к могиле РАШБИ. Просто брали ее штурмом. Я шел впереди РАБАШа, развернувшись к нему лицом, взяв его за руки, а спиной раздвигал толпу, пытаясь выдавить их. Какое-то время это получалось, но уже ближе к могиле я вынужден был остановиться. Я уперся в кого-то спиной, давил со всей силой, но чувствовал, что тот не сдвигается ни на миллиметр.
Я повернулся, это оказался коренастый мужик, который не хотел слышать никаких убеждений. Я попытался надавить, он с легкостью сдерживал меня, даже специально, с ухмылкой. И я понял: бесполезно, не прорвемся. И вдруг я слышу, РАБАШ говорит мне: «Отойди в сторону». Сам отодвигает меня в сторону, протягивает руку, берет этого мужика за плечо и разворачивает к себе.
Тот поворачивается, уже готовый к бою, и вдруг видит РАБАШа, видит и бледнеет.
У него глаза на лоб лезут. И он начинает орать от страха! «А-а! А-а!» – это было что-то дикое. Он даже заикался от страха, вдруг забил руками, чтобы отскочить от РАБАШа подальше. А ему не дают, тесно, все прижаты друг к другу. Он в панике, кричит, воет!..
И не то, чтобы РАБАШ сильно схватил его, я же видел, он до него просто дотронулся. Но что-то было такое
