Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Фельштинский

10. По желанию России Германия готова в любой момент заключить перемирие с другими ведущими войну странами с целью подготовки к заключению всеобщего мира. Подписанными должным образом документами об этом договоре надлежит обменяться по возможности скорее, не позже чем через четыре недели, то есть 18 мая 1917 г. в Стокгольме.

Стокгольм, 20 апреля 1917 г.

Приложение № 3

Заявление об отношениях между Колышко и Стиннесом

В беседе от 19 апреля Колышко заявил самым определенным образом, что он несколько месяцев не видел Стиннеса-отца[181], не говорил с ним и не состоял с ним в переписке. Со Стиннесом-сыном, которому 19 лет и который много времени проводит в Стокгольме, он не ведет никаких политических разговоров, поскольку считает этого господина еще слишком незрелым. Посредником в этом вопросе был господин Д.[182], но он постоянно требовал аннексий, а это находится в вопиющем противоречии с убеждениями Колышко. После последнего пребывания Эрцбергера в Стокгольме в марте Стиннес-сын сказал Колышко, что Эрцбергер в Стокгольме и он хочет познакомить с ним Колышко. На это Колышко ответил, что уже говорил с Эрцбергером. Тогда Стиннес-сын спросил, что сказал Эрцбергер. Колышко ответил: Эрцбергер говорил очень мало, в основном он вытягивал из меня все, что мог, а когда он говорил, он очень решительно отстаивал свое мнение. Но у Колышко сложилось впечатление, что Эрцбергер стоит на других позициях, чем Стиннес-отец и сын. Больше он ничего не сказал. С тех пор он не говорил со Стиннесами, ни с отцом, ни с сыном, не входил с ними ни в какие соглашения, и если они утверждают обратное, то это неправда. А говорить, что он солидарен со Стиннесом в вопросах мира, – вопиющая ложь. Отныне он прерывает всякие отношения со Стиннесом. Стиннес вновь говорил ему о 15 миллионах марок, которые он хочет дать на создание газеты. Совершенно естественно, что отныне Колышко будет обсуждать все вопросы мира только с Эрцбергером и не будет ничего передавать Стиннесу. Колышко был крайне возмущен поведением Стиннеса.

Представитель МИД при ставке – в МИД Германии

Телеграмма № 592

Ставка, 25 апреля 1917 г., 22.05. Получено: 23.15

К телеграмме № 583

Генерал Людендорф[183] передает:

«Я получил по телеграфу из Бадена следующее сообщение о беседе офицера Верховного главнокомандования императорской армии с графом Чернином:

«Мероприятие социалистов со стокгольмской конференцией представляется довольно безнадежным[184]. Там будет пропагандироваться всеобщий мир, в котором мы совершенно не заинтересованы. Министр иностранных дел [Австро-Венгрии] согласен на переход через русский фронт, даже просит об этом и надеется в случае удачи повысить авторитет армии, что было бы чрезвычайно важно. На мой взгляд, для этого необходимы следующие условия:

а) прекращение всех ни к чему не обязывающих переговоров, замена их переговорами между полномочными высшими офицерами;

б) четкая формулировка условий;

в) быстрое достижение соглашения между Германией и монархией об этих условиях, причем следует иметь в виду, что при сепаратном мире с Россией возникают иные условия, чем при всеобщем мире. Министр должен выступить с готовой программой.

Было бы целесообразно, чтобы представители Верховного главнокомандования и министерств иностранных дел обеих сторон как можно скорее сговорились бы в Берлине по этим вопросам. Сегодня здесь состоится беседа между начальником генерального штаба и министром иностранных дел Австро-Венгерской империи.

Таким образом, нет никаких препятствий для соглашения в скором времени с Австрией о военных целях на востоке на основе совещаний в Крейцнахе от 23 апреля».

Позволю также заметить, что генерал Людендорф сегодня сказал мне, что он придает большое значение скорейшему заключению соглашения с Австрией[185].

Грюнау

Представитель МИД при ставке – в МИД Германии

Телеграмма № 599

Ставка, 27 апреля 1917 г., 9.35. Получено: 10.40

К телеграмме № 598

Конфиденциально!

Господину статс-секретарю иностранных дел, лично

Вследствие дела Эрцбергера сегодня по всей линии царит тяжелая грозовая атмосфера, с периодическими разрядами. Верховное главнокомандование, по-моему, недобросовестно настроило кайзера против шага по восстановлению статуса quo ante bellum в отношении границ и «исправления границ», сделав вид, будто речь идет действительно только об исправлении границ в обычном смысле, а не о завуалированном приобретении новых территорий. Кайзер пришел в ярость и зачитал членам кабинета и мне проект своей телеграммы господину рейхсканцлеру[186], которую мне надлежало отправить. О сколько-нибудь спокойном обсуждении вопроса сначала нечего было и думать. Сидя за столом возле кайзера, я попытался разъяснить ему, что означает термин исправление границ в применении к русским масштабам, и доказать, что речь ведь идет не о проекте, составленном Эрцбергером и Колышко, но лишь о констатации того, что Колышко считает подходящей предпосылкой для переговоров, благодаря которой он мог бы побудить своих друзей к дальнейшим действиям. Вследствие моих разъяснений отправку телеграммы удалось отложить до повторного разговора с Верховным главнокомандованием. Верховное главнокомандование в конце концов заявило о согласии счесть, что дело было решено телеграммой № 741 Вашего Высочества, но осталось при мнении, что шаг Эрцбергера вредит нашим интересам, однако оно готово не обнародовать его, ограничившись лишь тем, чтобы через меня поставить по поручению Его Величества Ваше Высочество в известность. После повторного доклада у Его Величества первая телеграмма не была отослана. Но кайзер настоял на том, чтобы телеграфировать в связи с предстоящей отправкой посредников и из-за «Норддойче альгемайне цайтунг», что и было сделано.

Что мне при этом пришлось выслушать – страшно сказать. Но у меня в конце концов сложилось впечатление, что кайзер возмущен не столько происшедшим, сколько тем фактом, что его опять втянули в споры между Верховным главнокомандованием и высшим политическим руководством, при этом «изнурив его душевно и физически». Он также указал на то, что он мог бы иначе воспринять доклад фельдмаршала, если бы его информировали точно и своевременно, а не оглушили бы неожиданным известием с противной стороны. Это относится не только к данному, но и к другим случаям.

Грюнау

Статс-секретарь иностранных дел – представителю МИД в ставке

Телеграмма № 758 Берлин, 27 апреля 1917 г.

На телеграмму № 598

Секретно!

Для доклада Его Величеству

Встреча Эрцбергера с Колышко была вызвана неоднократными, настоятельными просьбами последнего об организации беседы в самое скорое время. Как я уже указал в телеграмме № 741, я поручил Эрцбергеру только выслушать русского агента и сообщить мне об услышанном. Информационная поездка Эрцбергера к Колышко, который похваляется близкими отношениями с Керенским, давала возможность узнать ни к чему нас не обязывающим образом пожелания Керенского и удержать последнего от использования посредничества немецких социалистов, среди которых сильны тенденции к сближению с русскими социалистическими руководителями. В пользу Эрцбергера говорило то обстоятельство, что он противник социалистических устремлений и что Колышко, являясь католиком, относится к посланнику [германского социал-демократического] центра с особым доверием. Эрцбергер превысил свои полномочия, желая послужить тем самым кайзеру и рейху. На мои упреки в нарушении инструкций он тут же самым непосредственным образом попросил немедленно дезавуировать его и оставить на произвол судьбы, если это в интересах рейха. Я не думаю, что он нанес какой-либо урон нашим интересам, так как он, по его многократным заверениям, убедил Колышко, что у него нет никаких поручений и что он не обладает никакими полномочиями, а если Колышко вернется к этим вопросам, ничто не мешает нам просто опровергнуть все, что говорил Эрцбергер. Для меня Эрцбергер важен не как собиратель сведений, но как посредник. Если с вражеской стороны к нам поступят серьезные предложения или запросы, я, разумеется, немедленно пошлю сообщение Его Величеству и буду ждать высочайших приказов. Однако я почитаю своим долгом не доводить до сведения Его Величества все явно лживые, сомнительные и непроверенные сообщения.

Циммерман

Статс-секретарь иностранных дел – представителю МИД в ставке

Телеграмма № 771

Берлин, 28 апреля 1917 г.

На сегодняшнем заседании комитета рейхстага социал-демократическая сторона задала вопрос, получили ли представители радикального меньшинства разрешение на выезд для участия в стокгольмском совещании. Пока я дал уклончивый ответ. Но комитет по внутренним делам потребовал дать полный ответ к понедельнику, 30 апреля. Нет нужды перечислять причины, по которым не следует давать разрешение на выезд представителям меньшинства, я еще раз сказал о них на сегодняшнем заседании. Но есть веские политические причины, по которым все же полный отказ представляется неразумным. Социал-демократическое большинство справедливо выдвигает довод, что в случае отсутствия в Стокгольме представителей меньшинства их назовут инструментами немецкого правительства и они не смогут ничего сделать. От этого выиграют социалисты Англии, и резкие протесты меньшинства, которые, несомненно, еще раздадутся в немецком рейхстаге, еще больше повысят агитационную ценность дела Антанты. С точки зрения внутриполитической столь обостренная демократическая и радикальная борьба против нашего правительства тоже нам невыгодна. С другой стороны, если одному представителю меньшинства выдать разрешение на выезд, немецкие социал-демократы получат в руки козырь против стран Антанты, которые, скорее всего, выпустят лишь социал-демократов, преданных им.