Слуги Зла - Далин Андреевич

На Паука пленник смотрел настороженно, презрительно и оценивающе. Паук в ответ задумчиво рассматривал его, машинально завязывая узелки на кожаной шнуровке панциря.

– Теперь приколешь его? – спросил Пырей.

Паук мотнул головой.

– Нет пока. Стоило тащить его наверх, чтобы приколоть. Охота кое-что проверить, понимаешь?

Клык протянул руку. Эльф шарахнулся, Клык поймал его за плечо и свободной рукой дотронулся до его лица и шеи, имея в виду, вероятно, кожу, не прикрытую одеждой. Эльфа передернуло от омерзения, он сглотнул и отодвинулся, а Клык отпустил его и озадаченно отступил на шаг.

– Надо же, – сказал удивленно. – Говорят, эльфы очень противные на ощупь, а этот… не то, чтобы, конечно, приятный, но, похоже, не ядовитый.

Шпилька тут же тоже попробовала – эльф с заметным трудом подавил приступ тошноты, когда она провела пальцем по его щеке.

– Как же так? – спросил Ястреб. – Столько разговоров, что до этих тварей и дотронуться нельзя…

– И все врут! – радостно сообщила Шпилька. – Так, страшные солдатские рассказки… – понюхала собственный палец, обтерла его об штаны и заключила, – не ядовитый, только воняет гнусно.

Вокруг усмехались. Молодой арш из здешних беззлобно ткнул эльфа в плечо, тот дернулся так, будто до него дотронулись горящим факелом.

– Похоже, скорее мы для него ядовитые, – хмыкнул Клык.

– Вообще-то не в этом дело, – сказал Паук и все на него посмотрели. – Вы не думайте, это правда. И про яд, и про чары. Просто этот… он, понимаете, не эльф.

Бойцы удивились.

– Ну вот, – разочарованно протянула Шпилька. – А кто? Вчера-то мы такого стрелой убили…

– И тот был не эльф, – сказал Паук. – То есть, они правда эльфийские рыцари, правда служат гадине из леса, все такое – только они не эльфы. Настоящие эльфы не воюют. А эти – это… ну, изуродованные люди. Рабы эльфов, понимаете?

Удивление достигло точки кипения. Кто-то присвистнул.

– Точно? – спросил Клык.

– Клык, – сказал Паук, – помнишь, я еще хотел рассказать, как видел эльфийскую королеву? Эльфы не похожи на людей. Совсем. Люди… ну они не вполне, но… как сказать… они нормальные живые существа. А эльфы – они нежить, Клык. Они – совсем другое дело. Я потому и не хочу этого убивать. Мне… ну интересно, что ли, станет ли он опять человеком или теперь уже все…

– Забавно, – сказал Ястреб. – Ты с фантазией, парень.

– Мне его жалко, – сказал Паук. – Если ему совсем хана, я его потом убью. А если нет – то может быть и не убью. Посмотрю.

– Ты мне потом расскажи эту историю про эльфов, – сказал Клык. – А то я не все понял.

– Я расскажу, – Паук оттащил пленника от стены и связал его руки впереди, своим любимым шнурком – довольно символически. – Только потом. Когда больше времени будет.

Мелкого от эльфа оттаскивали Пырей и Шпилька вдвоем. Его руки от шеи пленника отодрал Паук – на шее остались кровавые следы когтей, окруженные шикарными синяками. Кожа эльфа была будто специально создана так, чтобы любая пустяковая рана на ней выглядела смертельной или вроде того.

Потом Мелкий орал: "Да что ж это, такая мразь будет жить, когда Красавчика убили! Я ему все равно сверну башку, чтоб не зарился на чужое, тварь! Да его на ленточки порезать надо, чтоб знал!" – а эльф смотрел на него с видом оскорбленного величия, брезгливо и зло. Паук двинул ему по затылку, просто, чтобы стереть с его лица это выражение, провоцирующее Мелкого – эльф прикусил язык, сглотнул и стал смотреть в небо.

А Шпилька сидела на мосту рядом с телом Красавчика и слизывала кровь с его лица. Клык мрачно смотрел на нее и думал, что, пожалуй, Шпилька больше любила Красавчика, чем хотела показать.

– Говорил я ему, – пробормотал Клык почти про себя. – Надо было ему приказать остаться. Левый глаз ему выбили – и вот ударили слева, он не видел…

– Он бы не остался, – сказал Мелкий, шмыгнув носом. – Я ему сам яму выкопаю. Он должен не в камне, а в земле лежать. Он был такой настоящий… Он меня прикрыл, Клык.

– А этого маленького парня, который был с тобой, Клык, тоже убили? – спросил Нетопырь, подходя.

– Он был герой, Нетопырь, – сказал Клык, прихватив клыками верхнюю губу. – Его звали Хорек. Он умер за Теплые Камни, а ты его назвал недомерком.

Нетопырь отвел взгляд.

– Мои бойцы найдут его тело, – сказал он виновато. – И мы оставим его череп в Последнем Приюте.

– Надеешься, что он тебя простит? – горько усмехнулся Клык. – Да он и при жизни-то на тебя зла не держал. Его тень будет защищать твой клан, Нетопырь. У тебя большие потери?

– Четырнадцать плюс раненые, – сказал Нетопырь. – Могло быть больше, знаешь, гораздо больше.

– Могло, – согласился Клык. – Повезло.

– Ага, – Нетопырь снова принялся выдирать мох, теперь из перил моста. – Повезло, что вы пришли вовремя. Так что…

– Оставим все эти политесы на потом, – сказал Клык. – Надо убрать трупы.

И пока швыряли в пропасть тела людей, а своих закапывали в землю на склоне, пока собирали оружие и зализывали раны, пока закладывали под мост взрывчатку – эльф сидел у скальной стены, положив связанные руки на колени, не пытался бежать, а пристально наблюдал со странной миной. Выражение оскорбленного величия исчезло, смененное напряженным болезненным вниманием. Скользнув по неподвижной фигуре эльфа беглым взглядом, Клык подумал, что это существо, возможно, несколько умнее, чем кажется с первого взгляда. Поэтому и не стал возражать, когда Паук поднял эльфа за шиворот и подтолкнул вперед, чтобы вместе с ним спуститься под гору…

Часть вторая.

…Нас обрекли на медленную жизнь -

Мы к ней для верности прикованы цепями.

И кое-кто поверил второпях,

Поверил без оглядки, бестолково -

Но разве это жизнь, когда в цепях,

И разве это выбор, если скован?…

Самым сильным чувством, которое никак не оставляло Инглориона с того самого момента, как он принял помощь орка, было удивление, чувство для эльфа странное и неприятное в высшей степени. Всю свою прежнюю жизнь – о, весьма долгую жизнь! – Инглорион считал, что не умеет или почти не умеет удивляться. Ведь мир гармоничен, а гармония – предсказуема. Непредсказуемость, как известно – признак хаоса, дурной признак, в конечном счете – зло. Инглорион всегда был совершенно уверен в собственной готовности ко всему, и вдруг эта спокойная правильность расплылась, как отражение в воде, потекла и пропала.

Всем давно ведомо, что хаос – худшее из сущего. Хаоса – вокруг ли, в мыслях ли, в душе ли – быть не должно. Но в этой битве и после нее все пошло настолько неправильно, что не хватало сил создать из этого дурного смятения хоть условное подобие порядка.