Искусство игры в дочки-матери - Элеанор Рэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она направилась к кофейному фургону, решив полакомиться булочкой с горячим кофе на солнышке, прежде чем возвращаться домой. Возможно, булочкой она даже поделилась бы с утками.
Но не по таким ценам, подумала она, доставая из кармана влажную от пота десятифунтовую банкноту в обмен на черничный маффин, латте и пару монет. Обратно к озеру она побрела уже медленным шагом, всем телом начиная ощущать последствия физической нагрузки. Присев на скамейку, она отпила кофе, надкусила маффин и попыталась поймать то чувство умиротворения, которое ненадолго обрела во время бега.
– Амелия? – Она прищурилась, глядя на мужчину, обращавшегося к ней. – Так и знал, что это ты! Так носилась вокруг озера, что мне за тобой было не угнаться в мои-то почтенные годы!
Патрик. Амелия поздоровалась со старым другом своего отца, изумленно глядя на его гладкую лысину, которая буквально искрилась в лучах отраженного солнечного света.
– Пришла покормить уток? Вы с папой никогда не давали им похудеть, когда ты сама была ростом примерно с эту скамейку. Самые откормленные утки в Кенте, я всегда это утверждал. Держу пари, они и сами были отменно вкусными.
– Не сегодня, – сказала Амелия, стараясь не выпускать воспоминания из-под замка. – Я на время поселилась у своей мамы, – призналась она. – Вместе с Шарлоттой. А здесь я просто отдыхаю после пробежки.
– Славно, славно, – прокряхтел Патрик, со скрипом усаживаясь рядом с ней. – А утки эти в наши дни на диете, как и весь остальной мир. Виноград и овес, понимаешь ли. Ну, и ил из пруда, я полагаю. Бедные старички. Кстати, о старичках, как поживает мама?
Амелия не смогла удержаться от тихого предательского смешка, услышав такую характеристику своей матери.
– У нее все хорошо, – сказала она. Патрик продолжал выжидающе смотреть на нее, и, к своему стыду, Амелия поняла, что ей больше нечего сказать о том, как поживает ее мама. Потому что она у нее не спрашивала. – Встречается сегодня с друзьями, – добавила она, чтобы заполнить тишину.
– Рад за нее, – кивнул Патрик. – Ах, как она была разбита после смерти твоего папы. Есть такие потери, от которых до конца не оправляются.
– Нам всем его не хватает, – сказала Амелия, чувствуя, что именно она тоскует по отцу больше всех. Ее мать даже не потрудилась сохранить его старое кресло. На мгновение она позволила себе пофантазировать, как бы это было, если бы ее отец был здесь, прямо сейчас. Он бы подшучивал над Патриком из-за рождественских носков не по сезону, которые выглядывали у него из-под брюк. Грел руки об ее стаканчик кофе по завышенной стоимости, но отказался бы, если бы она попыталась его угостить. Он пил только чай, и то никогда не покупал его вне дома, не видя в этом смысла, когда у него самого дома имелся отличный чайник. Но он бы настоял на том, чтобы часть ее маффина досталась уткам, несмотря ни на какие цены и диеты.
Не в силах сдержать свой порыв, она отломила немного маффина и бросила его в воду, где тот некоторое время плавал, пока не привлек внимание уток. Самка клюнула и промахнулась, а селезень бесцеремонно загреб угощение клювом и проглотил, громко крякая и требуя добавки.
– Уверен, она рада, что ты дома.
Амелия так завороженно следила за утиной драмой, что не сразу поняла, кого он имеет в виду.
– Кто, мама? Да, – признала она и добавила: – Ей нравится проводить время с Шарлоттой.
– Не сомневаюсь, – согласился он. – В нашем возрасте, когда вдруг остаешься один… Ну что греха таить, бывает одиноко, – добавил он.
Амелия почувствовала новый укол вины. Селезень выбрался из пруда и требовательно направлялся к ней, а самка следовала за ним по пятам.
– Мне было трудно сюда вернуться, – призналась она. – Дом, когда в нем нет папы… Куда ни глянь, я вижу места, где он должен быть, а его нет. Это как… – Она замолчала, не в силах озвучить свою мысль.
– Я знаю, – сказал Патрик. Она почувствовала, как его узловатая, на удивление теплая рука на секунду накрыла ее ладонь. – И она тоже знает.
Амелия кивнула, но она сомневалась, что ее мама знала. Откуда ей было знать? Они никогда ни о чем не разговаривали. Уже много, много лет. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
Но это была вина ее матери, твердила она себе, а не ее. Она была ребенком, ее мать – взрослой. Слава богу, что у нее был папа. С ним она могла говорить о чем угодно.
– Я думаю, тебе придется побыстрее доесть этот маффин, – сказал Патрик, указывая на настойчивых уток, – если хочешь сохранить свои пальчики.
Амелия напоследок еще раз откусила от маффина и бросила остатки самке, которая проглотила все одним глотком и благодарно крякнула. Селезень возмущенно уставился прямо на Амелию.
– Твой папа был бы рад твоему возвращению, – сказал Патрик. – Рад за твою маму. – Он усмехнулся. – И за уток.
Амелия улыбнулась ему в ответ.
– Вы живете там же, где и раньше? – спросила она. Он кивнул. – Я как-нибудь приведу Шарлотту к вам в гости, если хотите?
– Буду счастлив, – ответил он. – Маму тоже с собой бери. Сто лет ее не видел.
Амелия кивнула, не сводя взгляда с уток, которые наконец поняли, что еда у нее закончилась. Они вразвалочку вернулись к озеру и привычно скользнули в воду.
Грейс сидела в ресторане, делая вид, что меню ее не смущает. Много воды утекло со времени ее последнего похода в ресторан. Миниатюрный овощной магазин, над которым она сейчас работала, был завернут в пузырчатый полиэтилен и надежно спрятан в сумке, которую она положила себе на колени. Она особенно гордилась выставленными у входа в магазин ящиками малюсеньких яблочек, сделанных из полимерной глины и покрытых блестящим
