К чему снится кровь - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как он оказался у ограды монастыря, зачем? Мишель никогда не ходил туда. Все эти вопросы, как ты сама понимаешь, остались без ответа.
Горе горем, а жить-то надо. Надо думать о детях, завтраках и обедах, о визитах и балах. Постепенно жизнь наладилась.
И тут новая неприятность. Николай проиграл в карты огромную сумму денег. Барин как услышал об этом, у него случился апоплексический удар. Доктора, сиделки, бессонные ночи… О проигрыше на короткое время забыли. Николай где-то пропадал целыми днями, а когда являлся домой, то ходил чернее тучи, а на ночь брал к себе в комнату графин с водкой и запирался. Похудел, лицо у него стало безумное, глаза горят, небрит, нечесан. Страшно смотреть! Молоденькая горничная ночью несла горячие грелки в комнату больного и столкнулась на лестнице с молодым барином, – крик подняла на весь дом, как будто привидение увидела.
Я, говорит, до смерти перепугалась. Чего это Николай Алексеевич бродят ночью в потемках? И не отзываются?
Обстановка в доме становится все тяжелее. Барыня то и дело плачет и хворает. Барину стало немного лучше, но речь и подвижность к нему так и не возвращаются. Денег нет. Кредиторы покоя не дают. Как будто черное крыло беды закрыло для нас солнце. Будет ли этому конец?..
Прости, дорогая Полина. Я знаю, что у тебя самой тяжело на сердце, но больше мне не с кем поделиться своими переживаниями.
Любящая тебя, Марго».
...«Дорогая моя Полина, стоит ли говорить, как я обрадовалась твоему письму и словам поддержки! Я и сама знаю, что нужно быть стойкой к любым невзгодам жизни. Так нас воспитывали, и это правильно.
В очередной раз описываю тебе нашу жизнь и то, что она нам преподносит.
Несколько дней назад две горничных явились к барыне и потребовали расчета. Вообрази себе, дорогая, – они заявили, что по дому бродят привидения, что они до смерти боятся и ни за что не останутся.
Они рассказали, что ночью часто готовят грелки и лекарства для барина, носят наверх по черной лестнице. И несколько раз натыкались там на кого-то, в темноте невидимого.
– Так, может, это Николай в потемках бродит? – предположила барыня. – Неспокойный он стал нынче.
– Нет, матушка. Как будто в монашеском одеянии кто-то, и капюшон на лицо надвинут низко. И будто ледяной холод все тело сковывает, так что ни пикнуть, ни с места стронуться.
Все события, происходящие в последнее время, мне очень не нравятся. А теперь еще история с привидениями! Раньше я никогда не приняла бы всерьез подобных вещей. Но сейчас мне кажется, что за всем этим кроется что-то страшное и опасное, существующее не только в воображении слуг…
Как мне хочется поболтать с тобой, дорогая Полина! Может быть, тогда мне стало бы легче.
Любящая тебя, Марго».
...«Дорогая Полина, надо ли говорить, как я скучаю по тебе! Как мне тебя не хватает! Как много мне надо тебе рассказать…
Не буду отвлекаться и начну сразу же с главного. Барин выздоравливает, но очень медленно. Знаешь, я так думаю, что хозяину повезло – да-да, не удивляйся. Он не двигается и плохо слышит, благодаря чему все ужасные события проходят мимо него. И это благо, иначе все усилия докторов оказались бы тщетны.
Впрочем, пора сообщить тебе, что я имею в виду.
В прошлом письме я поведала тебе о привидениях, якобы появившихся в нашем доме. Не знаю, что в этой истории правда, но все напуганы. Никто не хочет ходить в подвал. Горничные после долгих уговоров остались. Барыня велела сделать дополнительный запас свеч, чтобы не экономить и всюду зажигать свет. Однако напряжение и страх буквально висят в воздухе.
Моя комната расположена рядом с комнатой Елизаветы Андреевны. Я думала, что барыня давно почивает, но ее дверь оказалась открыта, из проема лился тусклый свет в коридор. Я сделала всего пару шагов, как жуткий крик заставил меня вздрогнуть и застыть на месте. Внизу, в людской, раздался шум: по-видимому, крик вызвал переполох среди прислуги. Не ожидая более ни минуты, я бросилась в комнату барыни.
Елизавета Андреевна, в атласном капоте и ночном чепце, сидела напротив большого зеркала, откинув голову назад и закатив глаза. Я схватила флакончик с нюхательной солью и попыталась привести ее в чувство. Это оказалось не трудно. Она сделала несколько вдохов, глаза ее приоткрылись, взгляд прояснился.
– Ты, Марго? Слава Богу! – она испуганно осмотрелась. – А где… оно?
– Что с вами, Елизавета Андреевна? Кто кричал?
– Да кто ж это мог кричать, по-твоему? Я, конечно! Ты, душенька, если б его увидела, еще не так завопила! – она перекрестилась, глядя на образа. – Я даже о святом кресте охранительном забыла: у меня весь волос дыбом встал, а руки и ноги отнялись напрочь. Что за напасть, скажи мне, происходит?
Оказалось, когда она ушла из гостиной, чтобы прилечь, то вдруг почувствовала себя как-то тревожно, нехорошо. Стало душно, в груди появилась тупая боль. Пришлось открыть дверь в коридор, чтобы впустить воздуху.
– Вообрази, милочка, села я к столику с лекарствами, только руку-то протянула… а там… оно. Или он… Уж я не знаю, как и говорить-то. Ах, душенька, как я не умерла на месте?!
– Где? Кто? – я никак не могла понять, о чем идет речь.
– Ну… оно, привидение… монах, то есть. Прямо в зеркале. Я как глянула… Тут мне и дурно стало. Верно, я закричала, но уже не помня себя от страха. Зеркало-то у меня прямо перед носом. Гляжу – а там он: зыбкий какой-то весь, ужасный, черный…
– Черный?
– Ах, я не знаю, право… Жуткий!
С трудом мне удалось ее успокоить. Пришлось сходить за постелью и лечь у барыни в комнате, на оттоманке [7] . Она ни в какую не желала оставаться одна. Однако уснуть удалось только под утро.
Дорогая Полина, я хочу у тебя спросить совета, как мне себя вести в подобных обстоятельствах? Что ты обо всем этом думаешь? С нетерпением буду ждать ответа.
Твоя Марго».
...«Душенька Полина!
Рада приветствовать тебя. Ты совершенно права, когда говоришь, что надобно сохранять спокойствие и выдержку. Однако же посуди сама: возможно ли это? Что за призрак бродит по дому? Может быть, это сам боярин Темный охраняет свои сокровища?
В один из дней мы сидели с барыней у натопленной печки. Она хворает, мерзнет. А тут еще непогода разыгралась. Дело-то движется к осени. В доме сырость.
– Елизавета Андреевна, матушка, пирожков отведать извольте! – кухарка вошла, неся большое блюдо, полное румяных пирожков с повидлом и яблоками.
– А где Николаша? Спроси его, может, он тоже покушает?
– Николай Алексеевич с утра встали и в кладовку изволили спуститься. С тех пор все там.
– В кладовку? – барыня несказанно удивилась. – Да зачем же это?
– Мне сие неведомо. Только он там что-то передвигает… Ящики с вином зачем-то от стены отсунул.
А у меня там ларь с мукой. Мне тесто ставить – а к муке не подступишься. Я и спроси, что он ищет? Он на меня как закричит! Не твое, мол, дело, старая! А у самого глаза безумные…
С тех пор Николай словно помешался. Днями и ночами пропадал в подвале. Степан, его слуга, вначале помогал, а потом отказался наотрез спускаться в подземелье и караулил снаружи, за дверью.
Однажды я застала Степана в кухне, – он забирал поднос с едой для молодого барина.
– Степан, а что твой хозяин делает в подвале? – спросила я.
– Да свихнулся он, госпожа Марго! – Степан махнул рукой с досады. – Решил отыскать сокровища боярина Темного, чтоб, значит, с долгами расплатиться. Ну прямо как помешанный стал! То по полу ползает, то стены простукивает. А сколько свеч перевел, не приведи Господь! Никак, его дьявол попутал.
Разговор со Степаном произвел на меня удручающее впечатление. Ночью я долго лежала без сна, слушала, как шумит ливень в саду… Непонятная тоска закралась в мое сердце.
Утром – переполох, гвалт, беготня. Что за оказия? Я наспех оделась, спустилась вниз. В гостиной барыня допрашивала Степана.
– Как ты, негодяй, мог барина одного ночью оставить?!
– Я его не оставлял. Я под дверью сидел, никуда не отходил. А вниз я больше не пойду, хоть убейте! Я и барину говорил, что не надобно… А он только бранился.
– Так ты не отходил от двери?
Елизавета Андреевна была вне себя от беспокойства, в руках она судорожно комкала кружевной платочек.
– Нет, вот вам крест!
Степан крестился и божился, что неотлучно находился при барине, только за дверью. А утром-де хотел барина кликнуть, а тут кухарка Порфирьевна ковыляет, ветчины, говорит, надобно к завтраку отрезать.
– Ну, я ей и поручил, чтоб она, значит, Николаю Алексеевичу доложила, что день белый уже, пора выходить.
– Идол бестолковый! – возмутилась кухарка, которая стояла тут же, призванная барыней для разбора дела. – Поручение он мне дал, черт вихрастый!
– Погоди, Порфирьевна, – вмешалась Елизавета Андреевна. – Ты спускалась за ветчиной?
– А как же, матушка! Вестимо, спускалась. Только молодого барина там не оказалось. Свечные огарки повсюду, темнотища. Я-то свою свечу запалила, гляжу – перевернуто все вверх ногами… а барина нет. Я звать, кричать!.. Никто не отзывается. Только у самой стены – золотой портсигар барина. Вот энтот самый.