Всего три дня - Валерий Бирюков

Мотострелки уже взобрались на гребни барханов и скрылись за ними, следом проскочили их юркие приземистые машины. Капитан Сохань благодарно кивнул Викторову и бросился вниз к своему бронетранспортеру, чтобы догонять батальон. А Викторова точно молнией пронзило:

— Сохань, а переезд?

— Что? — остановился тот на бегу. — Какой еще переезд? Наш сейчас будет переезд!

— Ломать его надо, отрезать «южных»!

— Тю на меня! Совсем забыл! Спасибо! Круши его, капитан, только не взаправду. И догоняй!

— Отставить свертывание! — приказал Викторов. — Батарее, прицел… заряд… фугасным, три снаряда, беглым — огонь!

Позади громыхнуло несколько раз.

— Ай да молодцы! А теперь в колонну! И вперед! — приказал Викторов и побежал, сопровождаемый разведчиками и радистом, к бронетранспортеру.

— Все, капитан, отбой! — встретил их за переездом Сохань. — Приказано остановиться, занять оборону, ждать подхода главных сил. Перекурим, тачки смажем. — В наступающих сумерках лицо его казалось осунувшимся, усталым, но глаза довольно блестели. — Хорошо прошли! Честное слово, хорошо! И выручил ты нас сейчас просто здорово. Я уж, думал, хана моему батальону. Неплохое взаимодействие получилось, а? Да, а как там твои, отбились от танков?

— Отбились, — неохотно ответил Викторов и с наслаждением снял каску, ставшую вдруг необыкновенно тяжелой. Он подумал, что Сохань, в сущности, неплохой парень. Викторова всегда восхищала мастерская работа, если только она не делалась ради того, чтобы показать превосходство над кем-нибудь. Это качество не понравилось ему в майоре Антоненко: потому-то и разговаривал с ним сдержанно при знакомстве, что заметил, как свысока, с этакой снисходительностью смотрел новый командир на батю и на них, командиров батарей. Сохань тоже поначалу походил на майора, и только теперь, преобразившись, увлекшись «боем» по-настоящему, он стал симпатичен Викторову. Просто ему не хватает порой серьезности.

— Не обижайся, старина, — по-своему понял его нерасположенность к разговору капитан Сохань. — Я же и пострадал, не ты. Уж прости меня, грешника, так и быть.

— Ладно, ладно, — устало сказал Викторов, — и думать давно забыл об этом. Только ты больше ни мне, ни другому таких проверочек не устраивай. Учения тебе не игрушка. Кажется, еще Макаренко сказал, что хорошая игра похожа на хорошую работу? Этого правила придерживаюсь.

«Догадался, чертяка рыжий! — подумал с уважением Сохань. — Как бы полковник Кушнарев тоже не разгадал. Даст накачку — только держись. И комдив еще добавит за баловство. Пора тебе, Сохань, взрослеть. Пора!..»

Но на разборе об этом инциденте командир дивизии упомянул вскользь, сочтя «потери» батальона небольшими. Похвалил старание авангарда и особенно батарею гвардии капитана Викторова за умелые и решительные действия. Викторов уловил, что при этих словах подполковник Савельев прямо-таки расцвел и выразительно посмотрел на майора Антоненко. А тот чуть заметно наклонил голову в знак понимания. И Викторов удивился: однако батя зря времени не терял! Кажется, Савельев здорово преуспел в обращении нового командира, пока они с Соханем «воевали».

Викторов не знал, что в этом есть и его собственный вклад. Но ему и не нужно было знать — важно, что Антоненко изменился прямо на глазах: нет сейчас на его сухощавом лице надменного выражения, которое так не понравилось капитану тогда, на привале…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Аппетитный ноздреватый ломтик луны, похожий на кусок пошехонского сыра, не мог пробить своим тусклым светом густой мрак ночи. Зато это с успехом делали «люстры» — осветительные ракеты, которые время от времени пускали «южные». Мертвенно-бледный свет заливал всю округу — бугорки, холмы, жидкие заросли верблюжьей колючки. Однако наблюдатели обороняющихся вряд ли сумели бы обнаружить хоть какие-нибудь признаки того, что здесь, на краю пустыни, готовится к наступлению целый полк, хотя работы не приостановились. Света ракеты хватало только на нейтральную зону, а до места, где рылись окопы и укрытия для боевых машин, танков и орудийных тягачей, он не доставал. И сотни людей, не обращая внимания на него, бесшумно и быстро орудовали лопатами, торопясь спрятаться, слиться с местностью, чтобы к рассвету, когда должна начаться атака, пустыня выглядела такой же безжизненной, как и до их прихода сюда.

А вот разведчикам командно-наблюдательного пункта, выдвинутого почти к самой нейтральной полосе, «люстры» доставляли немало хлопот. Беззлобно чертыхаясь, солдаты ничком падали на землю раньше, чем успевала вспыхнуть ракета, и замирали неподвижно, пока она не гасла. И тогда они вновь принимались рыть траншею. На рассвете им предстояло начать поиск огневых точек «противника» — его пулеметных гнезд, дотов и дзотов, противотанковых батарей, зарытых в окопах танков, которые надо уничтожить при огневой подготовке, прежде чем рванутся к окопам «южных» наступающие батальоны.

Розовощекий крепыш, дальномерщик Прокофьев с непривычки натер мозоли на руках, но и виду не подавал, копал, яростно бросая землю на плащ-накидку, на которой ее уносили за обратный скат сопки. Рядом потел от усердия буссолист Серафим Машков, которого во взводе величали только по имени-отчеству — Серафим Устинович, потому что он был похож на хозяйственного, вечно чем-то озабоченного мужичка, хотя и никогда не жил в деревне. Помогал им обоим командир отделения разведки старший сержант Гилев, женатый парень, дослуживающий последние месяцы. Когда начало синеть небо, предвещая близкий рассвет, они достаточно углубили траншею, опоясавшую сопку чуть ниже ее вершины, и стали покрывать бруствер дерном с пожухлой травой. Потом растянули над КНП маскировочную сеть и сели передохнуть. На этом оборудование закончилось, можно было устанавливать приборы и приступать к разведке — своей главной работе.

— Серафим Устинович, — затянувшись сигаретой, спросил Машкова старший сержант, — скажи: у тебя что, родители верующие?

— Нет, а что? — не понял его буссолист.

— Имя у тебя какое-то церковное, не находишь?

— А, все вы со своими шуточками, товарищ гвардии старший сержант! — устало отмахнулся Машков.

— Нет, ты погоди, — не унимался Гилев, — я тут недавно стихи прочел, в них какой-то шестикрылый серафим упоминается, вот я и думал, что ты знаешь, что это такое. Ладно, — угомонился вдруг старший сержант, — с вами не пошутишь, квелые вы какие-то. Потороплю-ка Михайлова с завтраком. Подкрепимся — и за дело, верно? Без еды и у серафима крылья опадут.

Через полчаса разведчики уже стояли у своих приборов и, как обычно на тренировке, вели поиск. У каждого был свой сектор в полосе разведки. С помощью буссоли и дальномера, приближавших отдаленные расстоянием сопки, лощины и дороги, Машков и Прокофьев тщательно осматривали местность, цепляясь недоверчивым взглядом к каждому бугорку, выемке, камню, кустику — за ними могла прятаться мишень. Обнаруженные цели заносились в журнал, который вел Гилев. Он почти не вмешивался в работу подчиненных, которые засекали эти цели, определяли их координаты. За ефрейтора Машкова он не беспокоился — Серафим Устинович дело свое знал твердо, выполнял его, как всегда, обстоятельно. А вот Прокофьев всего четыре месяца назад пришел в отделение, эмоций много, торопыга. И время от времени, когда возникало сомнение, командир отделения сам становился к одному из приборов и проверял данные.

— Ну, глаза и уши артиллерии, докладывайте, что успели подсмотреть? — спросил, неслышно появившись в траншее, гвардии старший лейтенант Федоров. — А что, неплохо потрудились, — произнес он, посмотрев журнал. — Вы, оказывается, у меня и в самом деле глазастые! Как, Прокофьев, устали за ночь?

— Он тут у нас, как шагающий экскаватор, копал — Серафим Устинович за ним не успевал. А у него шесть крыльев.

— Какие еще крылья? — засмеялся Федоров.

Машков обернулся и умоляюще посмотрел на Гилева. Тот смилостивился:

— Да это я так… цитата из стихов. А Прокофьев сегодня везучий: батарею отыскал и группу пехоты «южных». И по мелочам кое-что.

— Ого! Однако способности есть. Так, Геннадий?

Прокофьев на минуту оторвался от резинового налобника дальномера, чтобы ответить на похвалу что-нибудь вроде «стараемся помаленьку», но неожиданно покраснел и промолчал. Старший лейтенант ободряюще улыбнулся и подмигнул: не робей, мол, держи хвост пистолетом!

— Ну, трудитесь, хлопцы! А я пока НП батарей обзвоню — что у них новенького обнаружилось? Пора на карту все сводить.

Федоров точно подзарядил своей похвалой Прокофьева, который и в самом деле устал после бессонной ночи. Ведь для него такие учения были еще в новинку. Теперь ему хотелось доказать, что офицер не зря его отметил.