Пропаганда войны в кинематографе Третьего Рейха - Арина Полякова

Нацистская пропаганда довольно часто использовала бессознательный восторг людей, который был связан с «мирной» успешной внешней политикой Германии, для того, чтобы постепенно подвести их и к тому, что даже война может быть не такой ужасной, кровавой и беспощадной. Она восхваляла также и самые небольшие успехи внешней политики как нечто потрясающее, что заставляло людей верить в силу нацистской власти, ее международного влияния и создавало иллюзию надежности.

Память людей об ужасах Первой Мировой войны и страх перед возможной новой войной довольно сильно ограничивали возможности нацистов. Поэтому они старались действовать на волне эйфории, которая вызывалась теми или иными успехами Третьего Рейха на международной арене. Таким образом, бдительность и беспокойство людей постепенно усыплялись. Также к этому прибавлялось и то, что нацисты всячески пытались укрепить в нации желание ревизии Версальского договора, вселяли в умы людей идею несправедливости положения немецкого народа в международной системе отношений после войны, необходимость «отомстить» обидчикам и доказать всему миру, что немцы – сильная нация.

Опираясь на подобные тезисы и складывался образ Адольфа Гитлера как национального политика, фюрера Германии, фанатичного национал-социалиста, борца за справедливость, за величие немецкого народа, за возвращение престижа Германии на международном уровне, но, что очень важно, не военным путем, а мирным, что делало Гитлера еще и пацифистом в глазах немцев[227].

Людей убеждали в том, что сильный Вермахт необходим Третьему Рейху только для того, чтобы находиться на одном уровне с бывшими странами-противницами по Первой мировой войне, и что, если того потребует ситуация, Германия могла защитить свой народ. Все, что ни делалось нацистами, делалось для мира и спокойствия нации, ради ее блага. И аппарат пропаганды ежедневно транслировал это в народ со страниц нацистских газет, из радиоприемников и с экранов нацистских кинотеатров.

Уже в первые годы после прихода Адольфа Гитлера к власти (с 1933 года до морского соглашения с Великобританией в 1935 году) нацисты начали убеждать население в своем миротворчестве. Тон этой политики был задан еще в 1933 году речью фюрера от 17 мая, где он говорил о том, что единственной его важнейшей задачей и задачей немцев является сохранение мира во всем мире[228]. А также, как фюрер впоследствии часто повторял, главной задачей восстановления доблести и чести немецкого народа является то, что это необходимо было достичь мирным путем, с глубоким уважением к правам других народов, и глубочайшей верой в мир и содружество[229]. Почти то же Гитлер говорил и двумя годами позже – «нацистская Германия несет мир, и хочет мира во всем мире!»[230].

В 1935 году произошло возвращение Германии Саарской области, а в следующем году односторонняя ремилитаризация Рейнской области, и все было также реализовано мирным путем. Эти события еще больше заставили людей верить в величие и миротворчество фюрера. Несмотря на то, что обстановка в то время и была напряженной, и западные державы проявляли свое недовольство, однако, в военное столкновение в итоге это так и не вылилось, что послужило поводом для новой волны народной эйфории. Хотя именно в это время у небольшого количества людей начали появляться первые сомнения в политике Гитлера[231]. Они начали считать, что именно такой фанатичный пацифист и может стать виновником развязывания новой страшной войны, и именно подобное поведение на международной арене уже является прологом будущей войны. Но подобной дальновидностью обладала далеко не самая большая часть населения. Остальные так и продолжали слепо верить в непогрешимость фюрера, как в мессию, и расценивали его политику в отношении Рейнской области и Саара, как освобождение.

Нацистский пропагандистский пароль «один народ, один Рейх, один фюрер» (Ein Volk, ein Reich, ein Führer), который можно было увидеть почти во всех печатных изданиях, на транспарантах, услышать по радио, или в кинотеатрах, показывал представление национал-социалистов о мнении народа, его голосе. 10 апреля 1938 года, через месяц после ввода немецких войск на территорию Австрии (12 марта 1938 года), был проведен референдум по вопросу присоединения Австрии к Третьему Рейху. И только после того, как 98 % населения проголосовало «за» аншлюс (против были лишь церковные союзы, а также иные мелкие организации)[232], было дано разрешение на официальное присоединение Австрии к Третьему Рейху и переименование ее в Остмарк. И когда это было сделано также мирным путем, это был большой триумф Гитлера в глазах народа. Фюрер исполнил великую немецкую мечту об объединении «обеих немецких земель» в одной империи и без кровопролития[233]. Это был грандиозный успех нацистов даже с пропагандистской точки зрения. Они смогли убедить население в том, что войны не будет, что все внешнеполитические цели могут быть достигнуты мирным путем.

Однако аншлюс Австрии был последним большим внешнеполитическим успехом национал-социалистов, которого они смогли достичь без внешнеполитических вмешательств западных держав и прямых военных столкновений. А также важным являлся и тот факт, что до 1938 года вся внешняя политика Гитлера была построена на внезапности действия, поэтому люди «не успевали» испугаться. Но летом 1938 года, во время Судетского кризиса, ситуация кардинально изменилась. Поскольку решение внешнеполитического вопроса заняло более продолжительное время, чем все предыдущие, в народе стало появляться напряжение, которое также подпитывалось газетными статьями и программами на радио о возможной военной конфронтации, которая может перетечь в войну. Особенно сильные опасения и страх возникали у старшего поколения, которое пережило Первую мировую войну. Впервые в Третьем Рейхе начали появляться сомнения в политике нацистов[234]. Но все равно, даже в таком случае грамотно созданная репутация фюрера работала в его пользу, – большая часть населения продолжала верить в то, что их фюрер сможет и вопрос о Судетской области решить мирным путем без войны, и без кровопролития. Так оно и произошло, – Мюнхенское соглашение было подписано 30 сентября 1938 года.

Большинство судетских немцев расценили присоединение к Третьему Рейху как освобождение, что оказало большое влияние и на основное население Рейха. Теперь и все остальные немцы стали считать, что Германия была права в решении судетского вопроса, даже несмотря на то, что уже существовала реальная угроза войны[235]. Как считал фюрер, так и они считали, – все немцы должны быть объединены на одной территории, что и произошло. Германия лишь вернула себе свои исторические земли. Но все же авторитет Гитлера, впервые за все его время пребывания у власти, пошатнулся. Не все до конца верили, что войны вновь удастся избежать. И на этот раз эйфория людей была безгранична, она была разрядкой, поскольку ей предшествовало сильное напряжение[236]. Подобная политика риска и победы заставила поверить в непобедимость империи даже самых скептически настроенных людей[237]. Границ триумфу Адольфа Гитлера не было. На протяжении всего этого времени он смог доказать всем безошибочность своей политики, создать неоспоримый образ мощи нацистской империи и сделать Третий Рейх в глазах немецкого народа и западных государств непобедимой державой.

Новые внешнеполитические события и очередные успехи Гитлера в марте 1939 года, а именно, вступление в Прагу 15 марта и присоединение Мемеля (совр. город Клайпеда) 22 марта после вышеупомянутых событий уже не вызывали сомнения у населения в гении фюрера. Это вызвало лишь еще одно удивление и шок, что и это Гитлеру удалось сделать без пролития крови[238]. Адольфу Гитлеру удавалось достичь всего, чего он желал. Поэтому, когда возник вопрос Данцига (совр. город Гданьск) и данцигского коридора, мало кто задумывался о возможной войне. Летом 1939 года на собрании ландрата Верхней Франконии (Бавария) были подведены итоги опроса общественного мнения о насущном внешнеполитическом вопросе, который звучал так: «Ответом на вопрос Данциг или коридор, в нашем обществе является следующее: Присоединение к Рейху? – Да! Путем войны? – Нет»[239]. Война была старательно отодвинута на задний план в мнении народа о политике нацистов. Несмотря на национал-социалистическую агрессивность, до сих пор им удавалось решать все вопросы мирным путем.

Поэтому 1 сентября 1939 года, когда начались первые боевые действия на территории Польши, немецкое общество испытало сильнейший шок[240]. Происходило, по их мнению, невозможное. И, в отличие от 1914 года, на этот раз война не вызывала особого воодушевления.

Но, так или иначе, война началась, и самое удивительное в том, что особых протестов она так и не вызвала в обществе. Народ, который так часто и так открыто демонстрировал свой страх перед войной, так же просто позволил фюреру развязать новую войну. Нацистская пропаганда и миф о фюрере сделали свое дело, «обрабатывая» умы населения на протяжении всего довоенного времени, что теперь не возникало и малейшего желания протестовать. Вероятно, не последнюю роль в этом вопросе сыграла и пропаганда против Польши, развернутая летом 1939 года (см. 2 главу о враге в кинематографе). Большинство немецкого населения было убеждено, что военные действия в Польше ведутся во имя притесняемых польских немцев и ради их освобождения. Поэтому это и не вызывало разногласий.