Смоленское направление. Кн. 3 - Алексей Борисов

— Копай яму Лаак.

— Это ещё зачем? — Испуганно спросил пленник.

— Клад искать будешь, — усмехнулся Витовт, — вот, в этом месте копай, у муравейника.

Когда яма достигла аршинной глубины, литвин приказал её расширить, усомнившись в правильности выбранного места.

— Нет тут никакого клада! — Запричитал Лаак, положив лопату на горку земли, — Отпустили бы вы меня, кум без лекаря помрёт.

— Конечно, нет клада, как и твоего лекаря вместе с кошелём в Дерпте.

Лаак попытался вылезти из ямы, как тут же получил удар в голову и сполз вниз. Очнулся он только тогда, когда Витовт практически засыпал его землёй, оставив на поверхности голову. Острый край лопаты упирался в шею закопанного, и едва гонец пошевелился, как литвин слегка нажал на черенок, давая понять, что выбранное пленником поведение не совсем правильное.

— Будешь правду говорить?

— Буду! Буду! — Захрипел Лаак.

Витовт отложил лопату в сторону и подошёл к другому костру, возле которого сидели десятники отряда вместе со Свиртилом. Литвины поснимали непрактичные в лесу белые плащи и накинули на плечи, хорошо зарекомендовавшие себя медвежьи шкуры.

— Он готов к разговору, — сказал Витовт командиру.

После рейда Трюггви, который закончился разорением каравана работорговцев, Энгельберт Тизенгаузенский направил Лаака в Изменку, дабы тот следил за всеми гостями, прибывшими с другой стороны озера. В случае же переправы большого отряда, разведчик должен был мчаться в Дерпт и известить о событии родственника епископа, что Лаак и собирался сделать. Плохо было только то, что шпионил он не один. Допрашиваемый твёрдо был уверен о существовании ещё одного агента, работавшего на неизвестно кого, но с аналогичным заданием. Узнав эти новости, Свиртил про себя поблагодарил Гюнтера и решил разработать запасной план, на случай непредвиденного хода операции.

— Мне закончить? — Спросил Витовт, когда от пленного отошёл Свиртил.

— Лааку сохраним жизнь. Нужен смертник на дороге, когда будет проходить караван. Откопай его и хорошенько свяжи. Да, вот ещё что, накорми его, пусть думает, что мы его отпустим.

Трое суток литвины и пруссы готовили место для засады. С правой стороны дороги, где она выходила из горловины двух невысоких холмов, растянули маскировочную сеть, дополнительно украсив её ветками ельника. С левой стороны отрыли траншею, утыкав её заострёнными сверху кольями. Были подпилены два толстых дерева, державшиеся только на подпорках. Всё это делалось под постоянным наблюдением дозорных, с обоих концов дороги и чуть ли не по ночам, когда благоразумные путешественники спят. Засада на дороге — был запасной план Свиртила. Основное внимание уделялось широкому лугу у мелкой речки, как вероятному месту ночёвки. Литвин и сам бы заночевал там, будь он руководителем каравана. На этом лугу только таблички не стояло, что отдых надо провести здесь. Корм для лошадок — пожалуйста, сочной травы в изобилии. Водица для питья — прямо под боком, хочешь скотину напои, хочешь, сам ключевой водой напейся, только десять шагов, чуть в сторону отойди. Лес густой — так до него двести шагов. За дровишками пройтись несложно, зато тати лихи стрелу калёную не пустят, далековато. Правда, коннице, если она по соседству с лугом, в рощице спрячется, четыре сотни метров преодолеть не проблема. Стрелок и оружие своё снарядить не успеет, как будет наколот на копьё. А работать с копьями литвины умеют. Из пятидесяти бойцов, которых отобрал Свиртил в поход, два десятка были из разряда супертяжеловесов. Их лошади имели бронированную попону. Десяток — исключительно стрелки из лука, однако каждый защищён бригантой с наплечниками, надетой поверх кольчуги и поножами. Броня же их из такой стали, что клевец не пробивает. Саблями орудуют — загляденье. Оставшиеся двадцать, были мастерами на все руки. С пятнадцати шагов, на полном скаку если не в яблоко, то в тыкву точно попадали сулицей. И самое главное, люди рвались в бой.

Девятнадцатого сентября десять повозок в сопровождении пятнадцати всадников и тридцати человек пехоты, среди которых, два десятка выделялись загорелыми лицами стали обустраивать стоянку. Для знати поставили несколько шатров в центре лужайки. Повозки выставили полукругом, огораживаясь от леса. К телегам приделали матерчатые навесы, создавая некое подобие палаток. Там должны были ночевать пехотинцы. Рассёдланных лошадей принялись поить, а вскоре отпустили попастись под присмотром одного из возничих. Рыцарские кони стояли отдельно. Им персонально таскали воду в кожаных вёдрах, и выделили место, дабы могли пощипать травку. За всем этим Свиртил наблюдал в подзорную трубу, устроившись на толстой ветке дуба. После могучего дерева с потрескавшейся корой и ещё сочной зелёной листвой начиналась роща, которая должна была скрыть литвинов перед утренней атакой. Дуб был как бы командиром рощи и Свиртил провёл параллель между деревом и собой.

Вот из шатра вышел мужчина, негромко свистнул, и возле него сразу же собралась кучка солдат, поправляя амуницию. Несколько слов, которые литвин расслышать не смог видимо были приказом, так как после этого, пятёрка арбалетчиков рассредоточилась, занимая позиции. Расслабленностью, о которой говорил Лексей, даже и не пахло.

— Жаль, сражаться будем против профессиональных воинов, — подумал Свиртил и аккуратно спрыгнул с дерева. Вести наблюдение дальше, не имело смысла. Стало смеркаться.

Углубившись в рощу, Свиртил прошёл шагов пятнадцать и свернул направо, к овражку, ведущему к двум холмам, возле которого литвины обустраивали засаду. Тут его ждал Витовт. Деревца, мешавшие движению лошадей, ещё вчера вырубили, создав просеку. По этому коридору могли проехать два всадника, а шире и не надо было.

— Что там, Свиртил? — Спросил Витовт.

— Обустраиваются. До Цезаря им конечно далеко, но лагерь поставили грамотно.

За время похода, Свиртил по памяти рассказывал воинам то, что читала вслух Нюра, когда путешествовали по Моравии. Поэтому, что такое stativa и hiberna* — Витовт знал.

(Названия постоянного и зимнего лагерей у римлян)*.

— Женщины среди них есть?

— Господи, Витовт, кто о чём, а ты всё о бабах. Нет там их, по крайней мере, я не заметил.

В пять часов утра, оставив повозки недалеко от засады, меркурьевцы стали выходить на исходную позицию. Первыми стояли конные лучники. Они должны были начинать атаку, осыпав стрелами неприятеля, после чего приближались к повозкам, принимали вправо и действовали по своему усмотрению, выбирая цели. За ними шла ударная конница, в чью задачу входило атаковать стоянку с левой стороны. Двигаясь параллельно речке, супертяжеловесы должны были ворваться в лагерь, стоптать шатры, по возможности перебив всех, кто попадётся на пути и выйти из боя. За ними шли основные силы, которые будут добивать уцелевших.

Атака вышла стремительной. Первые оперённые вестницы смерти по настильной траектории взвились в небо и ещё противно жужжали, ища свои жертвы, а литвины уже двигались вперёд, зажав в зубах по две стрелы. Десять секунд после выстрела и залп повторяется снова. Щелчков тетивы уже не слышно, за спинами стрелков рысью, постепенно набирая скорость, вминая копытами коней мягкую землю, подобно набегающей волне на обнажённый берег спешит бронированная конница. За тридцать шагов до возков, копья опустились в боевое положение, сверкая сталью гранёных наконечников, отражая лучи восходящего солнца.

— Тревога! — Заорал караульный, и отпрянул от повозки, в доску которой воткнулась стрела.

Шансов спастись у каравана не было. Поднявшиеся по тревоге лигурийцы спешно пытались нацепить свои пояса с крюками для снаряжения арбалетов, а в это время, рыцари в одеждах Тевтонского ордена ворвались внутрь их лагеря.

Рукля скакал в первой тройке. Сквозь узкую полоску забрала шлема была видна крайняя телега с горизонтально торчащей оглоблей на подставке, направленной в сторону пологого берега мелководной речки. Через такие препятствия он неоднократно перепрыгивал на своём верном Святовите, но сейчас, оглобля торчала немного повыше, чем на полигоне возле казармы. Скакун, словно почуяв сомнения хозяина, прыгать, не стал, решив, что стальной бардинг защитит грудь и понесся вперёд, опережая соседних лошадей.

Разлетевшаяся на щепки оглобля выскочила из крепления с сухим треском. Телега дёрнулась и немного развернулась, а стоявший рядом арбалетчик отлетел в сторону, забирая с собой четырёхметровое копьё, торчащее из груди.

— Пернач, — пронеслась в голове Рукли мысль, но тело, доведённое до автоматизма многодневными треннировками, уже всё сделало само. Правая рука потянулась к оружию.

Выхватив из петли булаву, литвин тут же опустил её боевую часть на голову, убегавшего от него возничего, расшиб череп противника и направил лошадь к центру лагеря, где стоял большой белый шатёр. О шлем что-то звякнуло, возможно, даже одна из литвинских стрел, и перед Руклей появился новый противник. Два пехотинца выставив перед собой копья, прикрывали третьего, одетого в одну рубаху с мечом в руках.