Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На исходе этого дня Барбара обратилась к нему с просьбой:
– Дорогой, ты не мог бы дать мне денег?
– Конечно, – ответил Хорнблауэр, ощущая неловкость, над которой большинство мужчин просто бы посмеялось. У Барбары до замужества было большое состояние, которым теперь распоряжался он; и когда ей приходилось просить деньги, ему делалось стыдно. Нелепое чувство, разумеется. Женщины не распоряжаются деньгами, если не считать мелких сумм на хозяйство. Они не могут выписать чек или совершить сделку – что правильно, учитывая, насколько женщины глупы. Исключая, быть может, Барбару. Дело мужа – следить за финансами и выделять жене разумную долю средств.
– Сколько тебе нужно, дорогая?
– Двести фунтов.
Двести фунтов! Двести фунтов? Это меняло дело. Двести фунтов – состояние. Зачем Барбаре двести фунтов здесь, на Ямайке? На всем острове не сыщется платья или пары перчаток, которые ей захотелось бы купить. Разве что какие-нибудь памятные вещицы. Самый роскошный черепаховый гарнитур стоит пять фунтов. Двести фунтов? Перед отъездом она захочет сделать подарки горничным, но это пять шиллингов, самое большее полгинеи каждой.
– Двести фунтов? – переспросил он вслух.
– Да, дорогой, пожалуйста.
– Разумеется, чаевые дворецкому и лакеям заплачу я, – сказал Хорнблауэр, все еще силясь понять, зачем ей такая ошеломляющая сумма.
– Конечно, дорогой, но мне нужны деньги на некоторые другие цели.
– Но это очень много.
– Думаю, мы можем себе столько позволить. Пожалуйста, дорогой…
– Конечно-конечно, – торопливо ответил Хорнблауэр.
Он не мог допустить, чтобы Барбара его умоляла. Все, что у него есть, – ее. Ему всегда нравилось угадывать ее желания, предупреждать любые просьбы, чтобы их не пришлось произносить вслух. Чудовищно, что Барбара, утонченная Барбара вынуждена унижать себя и просить о чем-то его, недостойного.
– Я напишу поручение Саммерсу. Он корреспондент Куттса в Кингстоне.
– Спасибо, дорогой, – сказала Барбара.
И все же, вручая ей чек, Хорнблауэр не удержался и добавил: «Ты ведь будешь осторожна, дорогая? Двести фунтов, ассигнациями или золотом…» – но тут же сбился на невнятное бормотание. Он не хотел ничего выпытывать. Не хотел распространять на Барбару ту отеческую власть, какую дают мужу закон и обычай. И тут ему пришло в голову возможное объяснение. Леди Хупер – опытная картежница. Возможно, Барбара много ей проиграла. Что ж, в таком случае тревожиться не о чем. Барбара хладнокровна и прекрасно играет. Она все вернет. В любом случае она не из тех, для кого карты – болезненная страсть. По пути домой надо будет немного потренировать ее в пикет. У Барбары всего один недостаток: если ее рука вторая, она сносит не очень внимательно. Можно будет ненавязчиво дать ей несколько советов. И как приятно было сознавать, что Барбара не смогла сознаться в проигрыше мужу, известному блистательной игрой. Мысль, что она все-таки не лишена человеческих слабостей, придавала дополнительный вкус глубочайшему уважению, которое он к ней питал, как горчица придает дополнительный вкус ростбифу. Хорнблауэр знал, что не бывает любви без уважения, но и легкая доля иронии почти так же необходима.
– Ты лучший человек в мире, – сказала Барбара, и Хорнблауэр осознал, что последние несколько секунд она не отрываясь смотрела ему в лицо.
– И самый счастливый, когда слышу от тебя такие слова, – ответил он с искренностью, в которой никто бы не усомнился. И тут они разом вспомнили, что находятся в чужом доме. Это немного отрезвило обоих.
– Но мы будем самыми осуждаемыми людьми на Ямайке, если заставим их превосходительства дожидаться обеда.
Они всего лишь гости, докучные нахлебники у тех, кто по-прежнему живет официальной жизнью, думал Хорнблауэр за обеденным столом, где почетное место занимал новый главнокомандующий. Он вспомнил византийского полководца, слепого и опозоренного, просящего милостыню на рыночной площади, и чуть было не сказал: «Подайте обол Велизарию», когда губернатор повернулся, чтобы включить его в разговор.
– Вашего морского пехотинца так и не поймали.
– Он уже не мой, сэр, – рассмеялся Хорнблауэр. – Теперь это морской пехотинец адмирала Рэнсома.
– Насколько я понимаю, сомнений, что он будет пойман, нет, – сказал Рэнсом.
– За время моего пребывания на посту еще ни один дезертир не скрылся, – объявил Хупер.
– Весьма обнадеживающе, – был ответ Рэнсома.
Хорнблауэр покосился на Барбару. Она продолжала есть с видом полной невозмутимости, хотя напоминание ее наверняка огорчило, ведь она приняла участь Хаднатта так близко к сердцу. В том, что ей важно, женщина склонна считать, что неизбежное не должно быть неизбежным. Хорнблауэр в который раз восхитился ее самообладанием.
Леди Хупер сменила тему, разговор сделался общим и оживленным. Беспечное чувство, что он ни за что не отвечает, положительно нравилось Хорнблауэру все больше и больше. У него нет никаких забот; скоро – как только пакетбот будет готов к отплытию – он отправится в Англию. Его ждет мирная жизнь в Смолбридже, а этим людям предстоит биться над неблагодарными задачами в тропической духоте. Он совершенно свободен и, если Барбара счастлива, может вообще ни о чем не думать. А Барбара выглядела вполне счастливой и весело болтала с соседями по правую и по левую руку.
Приятно было и то, что пили умеренно, поскольку вскоре должен был начаться прием в честь главнокомандующего для тех членов ямайского общества, которых не удостоили приглашением на обед. Хорнблауэр глядел на жизнь новыми глазами и находил в ней неожиданные прелести.
После обеда, когда мужчины и дамы вновь сошлись в гостиной и дворецкий начал объявлять новых гостей, он успел обменяться с Барбарой несколькими словами и убедиться, что она не слишком устала.
