Имя мне — Легион - Роджер Желязны

— Что ж, давай станем по-настоящему счастливы.

Он притянул ее к себе, неловко нащупывая застежки у нее спине.

— Ты теплая, — сказал он, стягивая бретельки с плеч. — Такая теплая…

Не выпуская ее из объятий, он откинулся назад и выключил верхний свет.

— Так уютнее. Я люблю атмосферу… Что это было?

— Вопль, — улыбнулась она.

Он оттолкнул ее и подбежал к окну.

— Должно быть, какая-то безумная птица, — сказал он после паузы.

Передернув плечами, она сбросила остатки одежды и встала во весь рост, чуть раскачиваясь в тусклом свете. Ее волосы отливали рыжими полосками тигриной шкуры, а глаза — черными…

— Это был герцог, твой отец, — тихо сказала она. — Ты унаследовал его титул. Да здравствует герцог Ларри! По крайней мере до полуночи.

Он обернулся, прислонившись спиной к оконному косяку.

— Посмотри на меня в последний раз. Ледяные гробницы опустели.

Он пытался вскрикнуть, но ее тело было подобно языку белого пламени, а глаза сияли, словно два черных солнца; он смотрел на нее, как дикий зверь, пойманный в ловушку.

Он не пошевелился, просто не смог.

Совершенные изгибы, выточенные из слоновой кости, — ее плечи, и две луны, обрамленные голубым сиянием, — ее груди, и огненная река из старинных баллад — ее тигриные волосы: все это отпечаталось в его голове; затем видение задрожало и помутнело в ледяных волнах паралича, поднимавшегося по позвоночному столбу, словно мороз по тонкому стволу саженца.

— Полукровка! — прошептал он за мгновение до того, как мороз поглотил его полностью.

— Он выживет? — спросил толстый сержант.

— Еще неизвестно, — ответил долговязый, стирая яичный желток с усов. — Как только ему вливают свежую кровь, она тут же становится отравленной. Не успевают перекачивать. Легкие парализованы. Ему подключили искусственное дыхание, а сам он без сознания.

— Кто станет у власти, если он умрет?

— Говорят, парнишка.

— Боже!

Он посмотрел на неподвижную фигуру в летнем домике. Человек смотрел в потолок и не шевелился. Четверо боевиков Комстока, заняв позиции по четырем сторонам света, держали ружья наготове.

— Что будем делать с ним?

— Собираемся допросить его, как только он придет в себя.

— Это и есть тигр? — спросил толстяк.

— Так они говорят.

— Значит, он знает что-то о Стате.

— Ну да.

Голос толстяка задрожал от волнения, маленькие черные глазки заблестели.

— Дайте мне допросить его!

— Тут все хотят. Ты что, особенный?

— Он пытался убить герцога. У меня такие же права, как и у остальных.

Долговязый покачал головой.

— Мы будем тянуть спички перед первым допросом. У тебя будут те же шансы, что и у остальных.

— Хорошо. — Толстяк поиграл ремнем. — Хочу браслет из зубов тигра.

Ричард лежал, словно в гробу, окруженный трубками, змеевиками, бутылочками, насосами. Все это дышало вместо него. Проделывало работу сотни пар почек. Заряжало его кровь витаминами и противоядиями. Заставляло защитные силы его организма кряхтеть от натуги.

Как ни странно, в этом мире покоя, где дрейфовал его разум, герцог не потерял способности думать. Словно он освободился от пылающей плоти и бестелесно плыл в пустом пространстве…

Юность — радости пора, ей любви не избежать…

Обрывки старых песен пронизывали его. Впервые со времен детства он чувствовал в себе умиротворенную расслабленность.

Вспышки угрызений совести освещали его внутреннюю ночь при мысли о Федерации — неповоротливой, неумолимо пережевывавшей и переваривавшей все на своем пути. Тернерианская Ось была последней великой оппозицией в этих осьминожьих объятиях. Автономия, дарованная когда-то пограничным мирам, исчезала теперь в пасти осьминога, словно воспоминания юности. Щупальца осьминога стремились захватить колесо, вращавшее Галактику, превратить все миры в клетки своего тела.

Нет! Он не даст этому случиться. Он выживет! Все девять звездолетов уже прибыли и ждут где-то там наверху, построившись клином. Девять звездолетов ждут, чтобы его рука направила острие клина прямо в глаз осьминога, в самое сердце Стата! Он постарается выжить во что бы то ни стало.

К нему вернулось ощущение огня во всем теле.

— Ты не можешь держать меня вечно, полукровка! — хрипел он. — Ты уже теряешь свою силу!

— Это правда, — улыбнулась она.

— Кто-нибудь придет, чтобы рассказать о происшествии… они найдут тебя здесь…

— Нет, — сказала она.

— …Тогда ты пожалеешь, что родилась на свет.

— Я жалею об этом девятнадцать лет, — ответила она, прежде чем разбить вазу о его голову.

Старый отец, старый кукольник, что случилось?

Я проиграл.

Виндичи не проигрывает.

Кто такой Виндичи?

Ты должен попытаться вспомнить…

— Я выиграл! — захихикал толстяк.

Тигр, тигр…

— Я выиграл, — повторил он.

Зверь горящий…

— Воспользуюсь той комнатой, — показал он.

Я иду.

— Давай.

Вон из дворца!

Он встал, и охранники подняли Рамсэя и поставили на ноги.

Ты помнишь?

Они подтолкнули его по направлению к кладовке.

Я пытаюсь вспомнить. Вон из дворца!

Он пошатнулся и врезался в стену.

Почему?

Дверь распахнулась. Множество рук втолкнули его, и он оказался внутри.

Я не знаю. Знаю только, что ты должна немедленно уйти.

Удерживаться на ногах было нелегко. Он стоял посередине маленькой комнаты, щуря припухшие веки, чтобы прикрыть свой желто-серый взгляд от безжалостно обнаженной лампочки на потолке.

В небе уже девять звездолетов…

Иди домой!

Сержант улыбнулся и закрыл за собой дверь. Он запер ее, положил ключ в карман.

— Итак, ты тигр. Ты не кажешься таким уж свирепым.

Рамсэй покачал головой и внимательно посмотрел на сержанта.

Тот отстегнул пистолет от ремня и засунул его за пояс брюк. Медленно, смакуя каждое движение, он расстегнул этот широкий ремень и вытянул его из штрипок. Не спеша начал накручивать его на руку.

Тигр, тигр…

Когда на свободе осталась только пряжка и несколько дюймов кожи, он улыбнулся и медленно шагнул вперед.

Зверь горящий…

Рамсэй поднял руку над головой, потянулся и разбил ненавистную лампочку.