И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

До октябришны вдруг дошло, что она сейчас сказала, и ей стало плохо.

— Ой, дела-то… Ой, дела… Ой, спаси нас — убереги, батюшка Октябрь… Ой, последние наши минутки пришли… — опустилась на землю, горестно уткнула лицо в ладони и тихонько запричитала она.

Царевна обеспокоено поджала губы и огляделась.

Если бы ее кто-нибудь спросил, что она рассчитывала здесь увидеть, то она бы не просто затруднилась с ответом — она бы вовсе не нашла его.

Топор-саморуб?

Костер и факелы?

Ступу с помелом на старте?

Мешок дуста?

Неизвестно.

Но дожидаться возвращения убыр в такой обстановке даже ей казалось самоубийственным.

Ее родная троюродная бабушка была бабой-ягой, не самой вредной и мстительной, по всеобщему признанию[86], но если бы она вернулась домой и увидела, что кто-то заявился туда без приглашения и устроил там такой кавардак, а теперь с гордостью стоит на месте и дожидается ее реакции…

Долго бы ее дожидаться не пришлось.

И, скорее всего, это было бы последнее, чего вообще дождался бы возмутитель спокойствия в своей жизни, попадись он под горячую руку…

Возня за частоколом скоро прекратилась, но редкие поскрипывания, причмокивания и натужное трение коры о кору однозначно сообщали всем заинтересованным лицам, что осада не снята, а лишь перешла в затяжную стадию.

Забравшись на навес над поленницей, сложенной в сторонке у частокола, царевна собственными, и без того не сомневающимися глазами убедилась, что это именно так, и никак иначе. Даже в темноте, затягивающей исподволь, но надежно землю, можно было ясно различить пару десятков массивных матерых древогубцев, застывших на своих местах и неотличимых от обычных, добродушных и малоподвижных пней, если бы не меланхоличное пожевывание и причмокивание отвратительных красных каучуковых губ.

Удрученная и задумчивая еще больше, чем прежде, Серафима вернулась к воротам, где ее смирно и стойко ожидали под дождем ее придворные.

— Ну, что-нибудь?.. — Саёк, не закончив вопроса, увидел ответ на ее лице и сник.

— А у вас тут внизу как?

— Тихо, ва… Сергий, — шепотом отозвалась Находка. — Затаились…

— Может, ушли? — оруженосец прислушался с надеждой, но царевна покачала головой.

— Нет. Ждут.

— Ждут… — тоскливо вздохнул он, но взял себя в руки, приосанился и сурово объявил: — Тогда я предлагаю план.

— Предлагай, — просто ответила Серафима.

— Мы откроем ворота, я выскочу и побегу. Они пойдут за мной, и вы сможете убежать. Вот…

— Замечательный план, — одобрила царевна но, не замечая протестующего взгляда октябришны и торжествующего — Сайка, тут же продолжила: — Если бы не два недостатка. По ночному лесу ты далеко не убежишь — это раз. И, к тому же, что делать нам, если за тобой побегут не все пеньки — это два.

Оруженосец понурился и виновато пожал плечами:

— Об этом я не подумал…

— Это ничего, — успокоила его царевна. — Тогда будем жить по моему плану. Чем мокнуть и мерзнуть неизвестно сколько под дождем, мы войдем в избу, обогреемся, обсушимся, приготовим ужин и в спокойной комфортной обстановке подумаем, как быть дальше.

— Но когда вернется убыр Макмыр…

— Мы поговорим с ней и постараемся все объяснить. Насколько я знаю, у этой публики в домах беспорядок и грязища — страшные, и если мы у ней приберемся[87], то, может, она подобреет и нас хотя бы выслушает.

— А если нет?..

— Вот тогда и будем думать дальше, — подмигнула она октябришне. — Не боись — прорвемся.

— Находка, — потянул вдруг за рукав рыжеволосую девушку Саёк. — А послушай, Находка. Я тут думал, думал…

— Что? — рассеянно повернулась она к нему.

— Ну, если эти шерш… шерстни, то есть — это дневная охрана убыр, то ночью-то она, получается, беззащитная остается?

— Ночью?.. Ночью?..

И тут тьма грузно опустилась на промокшую и продрогшую землю, прильнула к ней, припала, как к подушке, рассчитывая спокойно проспать так ночь…

Но, похоже, прогадала.

Душераздирающий писк, сливающийся с пронзительным визгом и воем прорезали успокоившуюся было тишину, и на отряд Серафимы непонятно откуда обрушился град зубов, когтей и кожаных крыльев.

— Ай!!!..

— Ой!..

— Ах, чтоб тебя!..

— Они кусаются!..

— Они присасываются!!! Это кровопийцы!.. Помогите!!!..

— Все в дом!!! Живо!!! — заорала Серафима так, что вздрогнули древогубцы на улице и, отрывая на ходу пристроившуюся было попить лесогорской кровушки летучую мышь-вампира, бросилась на крыльцо, пинком отшвырнула подпирающее дверь полено и, едва дождавшись, пока ее придворные заскочат в сени, захлопнула за ними дверь.

К несчастью, внутрь успели проскочить не только Саёк и Находка.

В полной тьме на ощупь отдирать от себя маленьких проворных злобных кровососов и сворачивать им шеи — занятие, которым второй раз позаниматься желающие вряд ли бы нашлись.

Тяжело дыша и истекая кровью из неглубоких, но многочисленных ран, друзья на ощупь нашли дверь, ведущую в комнату, так же на ощупь засветили лучину, потом еще несколько, потом нашли на печке масляную лампу да зажгли и ее.

Оглядев при свете интерьер избушки, они поняли, что их ждало очередное разочарование: пол и стекла были чистыми, посуда вымыта, травы развешаны под потолком, вещи аккуратно разложены по предназначенным для них местам, обязательные пауки смирно висели в паутинных гамаках по своим углам, закинув ноги на ноги, флегматично ковыряясь в зубах и сплевывая хитином после зачистки логова тараканов. И кроме затхлого кислого запаха то ли зелий, то ли снадобий, то ли позабытой на несколько недель квашни придраться друзьям было не к чему.

Серафима на мгновение задумалась, а не стоит ли все раскидать, разворотить, натоптать, членистоногих разогнать, а потом прибраться, а паутину заштопать, но решила, что убыр этого все равно не оценит, и идея была похерена, не получив развития.

Находка все еще дрожащими после боя с летучими мышами руками разожгла огонь, они скинули с себя куртки и расстелили их на печи.

Рыжеволосая девушка принялась за оказание первой помощи при кусаных ранах.

Похоже, что при укусе мыши впрыскивали в рану что-то, что долго не давало крови свертываться, и октябришне пришлось постараться и поволноваться, прежде чем затянулся последний укус. После этого она не могла стоять на ногах, но, несмотря на все уговоры Серафимы прилечь на кровать, она лишь осторожно присела на скамью, привалилась к печке и устало закрыла покрасневшие глаза. Серафима пристроилась рядом, обняв себя руками и безуспешно пытаясь впитать тепло от еще не прогревшейся печи.