Владимир Набоков: американские годы - Брайан Бойд

VIII

«Стихи и задачи» стали первой книгой Набокова после «Ады» и третьей, изданной «Макгроу-Хиллом» (договор был подписан на одиннадцать книг). В конце января 1970 года Набоков начал подготавливать четвертую книгу и в течение месяца вычитывал перевод «Машеньки», сделанный Майклом Гленни35. Теперь лишь один из его русских романов оставался непереведенным.

В апреле 1969 года, перед самой публикацией «Ады», Набокову исполнилось семьдесят лет. В качестве запоздалого подарка Альфред Аппель организовал специально посвященный Набокову номер «Триквортерли». Набоков хотел заранее просмотреть его на предмет фактических ошибок, но Аппель не соглашался показать незаконченный подарок. Набоков увидел пухлую книжку лишь в конце февраля: статьи таких людей, как Сол Стайнберг, Энтони Берджесс, Герберт Голд, Джон Апдайк, Джон Барт; критика Карлинского, Аппеля, Карла Проффера, Питера Любина и других; воспоминания Нины Берберовой, Морриса Бишопа и т. д. Когда Аппель намекнул ему, что неплохо бы написать в ответ маленькое эссе, Набоков потратил две недели на то, чтобы выразить на письме свою признательность сорока двум авторам. Его ответ отличался доброжелательностью и тактичностью. Так, выражая благодарность Россу Уэцтеону за великолепные воспоминания о Корнеле, Набоков писал: «Я помню большинство моих лучших корнельских студентов. Г-н Уэцтеон был одним из них» — давая понять, что помнит Уэцтеона, но оставляя внимательному читателю возможность сделать вывод, что, может, это и не так. Он не скупился на похвалу: анализ «Приглашения на казнь» Роберта Олтера был назван «практически безупречным», «блистательным отражением этой книги в сознании читателя». Одному лишь Джорджу Стайнеру досталась сплошная критика. Набоков уже посмеялся над статьей Стайнера «Оклеветать или преобразить: о современных поэтических переводах» в первом же предложении «Ады». Теперь Набоков просто отмахнулся от него: «Статья г-на Стайнера („Человек извне“) построена на пустых абстракциях и непрозрачных обобщениях. Разглядеть можно лишь несколько конкретных мыслей, да и те ошибочны»37.

19 марта Набоков отправился с Верой в Рим, взяв с собой в поезд карточки с текстом «Прозрачных вещей», пробу французского перевода «Ады», шахматные задачи, карманную шахматную доску, два сачка, записи к «Бабочкам в искусстве» и увеличительное стекло, чтобы разглядывать бабочек, которых он отловит на картинах. Найти их оказалось непросто. Во всем Ватиканском музее Набоков нашел лишь одну бабочку, парусника-зебру в довольно традиционной «„Мадонне с младенцем“ Джентиле, столь реалистичной, словно она была написана вчера»38.

В начале апреля он поездом и паромом отправился на Таормину — к живым бабочкам, солнцу и подальше от американских туристов, считавших его своей собственностью. Вера на две недели вернулась в Монтрё, после чего прилетела на Таормину. На этот раз Таормина понравилась Набокову, и он нашел там тех редких сицилийских бабочек, за которыми и охотился. В середине мая они вернулись в Монтрё, чтобы сменить уходящую в отпуск компаньонку Анны Фейгиной39.

В конце мая на два дня приехал Алан Джей Лернер — обсудить мюзикл «Лолита», на который Набоков возлагал большие надежды с тех пор, как еще год назад о нем впервые зашла речь. Премьера «Изобретения Вальса» на английском языке состоялась в Хартфорде, штат Коннектикут, в январе 1969 года. В марте того же года на Нью-Йоркском Шекспировском фестивале Джозефа Паппа было представлено тяжеловесно-символичное «Приглашение на казнь» Рассела Макграта. Особой реакции на спектакли не было, но Набоков надеялся на огромный успех этой лернеровской «Моей прекрасной Лолиты». У него были и иные мотивы: он рассчитывал, что Дмитрий, в то время выступавший в Меделлине и Каракасе, сможет исполнять звучащую в записи за сценой тему40.

IX

В конце июня Набоковы поехали в Вале, чтобы провести месяц в «Гранд-отеле» в Саас-Фе. «После многих тычков и фальстартов, — записал Набоков в дневнике 30 июня, — „Прозрачные вещи“ стремительно ожили (8.15 вечера, после раклетта с белым вином)»41. В течение последующих двух месяцев он работал над ними не переставая.

В конце июля они с Верой вернулись в Монтрё; даже здесь он продолжал ловить бабочек, доезжал на поезде до Роше-де-Нэ или до Дан-де-Жаман, а вниз оттуда шел пешком, преследуя добычу42. В семьдесят один год Набоков с легкостью одолевал километровый спуск, что помогло ему написать «Прозрачные вещи», где восхождение и спуск со швейцарской горы становятся одним из страшнейших дневных кошмаров неуклюжего малоподвижного Хью Персона.

Летом в Монтрё Набоковы становились поживой для туристов. Изредка, желая увидеть новое лицо, они соглашались посидеть за бокалом с какими-нибудь пусть и навязчивыми, но интересными незнакомцами. Такими, например, были Чарльз Гиван с женой, аспиранты-филологи из Калифорнии, впоследствии написавшие о том, как их допустили в Зеленый Салон. Узнав, что Гиван собирается преподавать писательское мастерство, Набоков сперва выразил сомнение, можно ли научить человека писать, а потом добавил: «Великая вещь, которой, я полагаю, можно научить, — это умение избегать клише своего времени». Он посоветовал Гивану учить студентов записывать услышанные разговоры, запоминать и воспроизводить их. «И еще им полезно узнать, что делает дантист, — и вообще о различных профессиях. Это очень старомодно. Идея Флобера. Узнать маленькие секреты ремесла, различных профессий так, чтобы потом самим писать об этом»43.

Сам Набоков немало узнал от продавца канцелярских товаров в Монтрё о производстве купленных им карандашей и невероятным образом воплотил эти сведения в странном отступлении об истории карандаша в «Прозрачных вещах». Чудная летняя погода в Монтрё способствовала написанию романа: утром Набоков писал у бассейна, обедал там же в кафе под открытым небом и после этого работал за конторкой…44

В конце августа он оторвался от «Прозрачных вещей» и занялся «Подвигом», последним непереведенным русским романом. Дмитрий, в самом расцвете своей певческой карьеры, выступал в Северной и Южной Америке — что, собственно, обессмысливало переезд его родителей в Европу — и, начав переводить «Подвиг» за три года до этого, успел сделать меньше чем две трети. Оставшуюся часть переводила Вера, и Набоков редактировал этот семейный перевод до самого декабря45.