Разбежались линии руки - Станислав Борисович Малозёмов

году,

Шаг печатая иду,

Повторяя на ходу резолюцию,

Что назрел момент:

Через семьдесят лет

Надо делать опять революцию.

Потому что нам опять

Больше нечего терять,

Даже собственных цепей не имеется.

И как в прошлый раз

На сознательность масс

Государство родное надеется.

Мы не винтики в машине,

Будет так, как мы решили.

Старый мир до основанья раздолбать нам не впервой.

В этом мы давно не дети,

Раздолбаем всё на свете,

Кто рабочими руками.

Кто ученой головой.

Мы не ходим больше строем,

Не гордимся нашим строем.

Мы наш новый мир построим,

Было б только из чего.

Доведём до развитого,

До великого, святого,

А когда поросят снова,

Раздолбаем и его.

Прости, маманя

Прости, маманя, дурака,

Влюбился в тёлку из комка,

Хоть обходил я тот комок,

Как только мог.

Но там не баба, а магнит.

Гляжу, и всё торчком стоит –

И воротник, и на макушке хохолок.

Эх, судьба, моя судьба, меня погладь.

Эх, судьба, меня, судьба, не губи!

Как влюблюсь, так обязательно в б…,

Хоть, ей-богу, век живи — не люби.

А у неё, что есть в комке,

То липнет к тёпленькой руке.

И фраерок один прилип на БМВе.

Куда там мне на москвиче,

С блатной наколкой на плече,

Да с ветерком в маленько лысой голове.

Вот как бы был бы я ментом,

Так стал бы первым ей кентом.

Одна фуражка, блин, да пушка на ремне.

Да под такой крутой прикид

Пускай хоть всё огнём горит,

А повлечёт её, кудрявую, ко мне.

Но я ж не мент, я мелкий вор,

По нашим временам позор.

Уже седой, а стаж пять лет квартирных краж.

Да десять лет на кичманах

И лейблов нету на штанах

И вообще не для романов антураж.

А тёлка сладкая в комке

И с бриллиантом на руке.

И хоть клеймо, конечно, некуда лепить

Влюбился, гадство, хоть топись.

Ну что за сука, эта жизнь?

Спасибо, сердце, что умеешь так любить!

Политический больной

За страну я болею хронически

Без надежды на выздоровление.

Я тяжёлый больной политический

И страдаю от смелости мнения.

Я такое, бывает, подумаю!..

Хоть с повинной беги, куда следует.

Только вслух говорить, на беду мою,

Мне болезнь моя не советует.

Но с друзьями моими по смелости

Мы на кухне открыто встречаемся.

И своей политической зрелости

Друг от друга скрывать не пытаемся.

Ах ты, кухня, трибуна народная,

Без тебя бы совсем онемели мы.

Без тебя нашу смелость природную

Мы совсем растолкать не сумели бы.

Кроем правду мы все героически,

Кран на кухне открыв предварительно.

А вот это уж точно хронически,

А вот это совсем удивительно!

А сейчас это странно, тем более…

Кто же знал, что нам столько позволится?

Всё бунтую в кухонной неволе я.

И так хочется выйти, да колется.

Играй, баян!

Хоть и против вся родня –

Дело верное!

Что с того, что у меня

Ты не первая?

Не вторая к маме в дом

И не третия.

А смотрюсь с тобой орлом

На портрете я.

Ну, так я ж орел и есть –

Птица гордая.

И всегда найду, где сесть-

Место твердое.

А лечу, куда несет,

Крылья прочные.

И покуда вижу все -

Днем ли, ночью ли.

А уж как-нибудь потом,

В девять месяцев,

Что там будет — хоть потоп,

Все поместится!

Я б не жил с тобой ни дня,

Да сразу скажешь ли?

Мне ж нужна твоя родня,

Чтоб уважили!

Коли выбрали в мужья

— Все повязаны.

Мы с родней теперь одной

Водкой мазаны.

Узы брачные святы,

А ночка летняя.

Ох, не думай то, что ты

Не последняя!

Эх, играй, баян, играй,

Лей аккорды через край!

До костей моих гостей,

До нутра их пробирай!

Пробирай их до нутра,

Чтоб до самого утра,

Чтоб под «горько» да «ура»

Длился рай!

Катерина

Зимою за полночь с попутными не катит,

Такси меня боятся: им видней.

Я, что ни ночь, тащусь всегда от Кати,

И, что ни день, тащусь обратно к ней.

То прусь домой с тяжёлой арматурой,