Доктор Проктор и великое ограбление - Ю Несбё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! – закричал Крилло. – Нет! Нет!
– Спокойно, – сказал Проктор.
Команды опять выстроились каждая на своей половине поля. «Роттен Хэм» установил мяч в центре поля и стал ждать свистка судьи. Булле зевнул, выплюнул травинку и пошел к мячу еще с одним игроком.
– Смотрите внимательно, – сказал Проктор, обращаясь к Крилло, который закрыл лицо зюйдвесткой.
Но Крилло никуда не смотрел. Перед ним была зюйдвестка, и ему казалось, что он ловит криль в антарктических морях, что они, стуча зубами от холода, стягивают невод и поднимают на борт огромный улов. Надо было там и оставаться! А не переезжать сюда, в эту юдоль печали, где царят лишь горе и…
Бах!
…стра…
Ззз!
…дания?
По тому, что Крилло мог услышать, закрываясь зюйдвесткой, он сделал вывод, что крики радостные. Правда, не такие громкие, как перед этим, но, если он не ошибся, парень по имени Тони запел что-то вроде:
Toes, my Toes, you’re not exactly England’s rose…
Крилло открыл глаза и увидел кучу из игроков в белом. Из-под кучи выполз рыжий коротышка и побежал к трибунам, посылая воздушные поцелуи зрителям – и тем, что в синем, и тем, что в белом. И еще Крилло увидел, как у самого лучшего в мире футболиста глаза чуть не вылезли из орбит.
– С центра поля! – кричал мужчина во фраке. – Вы это видели?
И тут при счете 1:1 судья дал свисток на перерыв.
Глава 21
Короткий перерыв
– ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ ЭТО ЕЩЕ ОДИН РАЗ, – прошептал Проктор Булле, пока Крилло говорил, рисовал схемы и показывал что-то на доске в раздевалке.
– Я знаю, но мне не дают мяча, – сказал Булле. – Только при введении мяча в игру после того, как онизабили гол!
– Терпи! – прошептала Лисе. – Мы должны выиграть! И потом мы помчимся в аэропорт с кубком!
– А кстати, – сказал Булле. – Вы взяли фальшивый кубок из Музея восковых фигур мадам Турет?
– Да-да, – заверила его Лисе. – Он у меня в чемодане, я буду стоять в проходе под трибунами сразу после окончания игры. А ты помнишь, что нужно будет делать тебе?
– Конечно, – сказал Булле. – После того как я выслушаю восторженные крики благодарности за то, что своими фантастическими ударами решил судьбу финальной игры, и мольбу женщин, чтобы я одарил их поцелуями…
– Давай по существу! – прервала его Лисе.
– Так вот, меня с кубком понесут в раздевалку на руках, и когда мы спустимся в проход для игроков под трибунами…
– …я выключу электричество… – сказал доктор Проктор.
– …и в темноте Булле передаст мне кубок, – сказала Лисе. – Я поменяю их местами, суну тебе фальшивый кубок и спрячу в чемодан настоящий, сделанный из золотого слитка Банка Норвегии.
– Мы улетим в Осло первым же самолетом, – сказал Проктор. – И когда прибудем домой, у нас как раз останется время переплавить кубок опять в слиток и положить его в хранилище, чтобы инспекция прошла благополучно.
– А меня пронесут на руках по улицам Осло, и девушки будут бросать мне красные розы и рыдать навзрыд, потому что все они не могут выйти за меня замуж, если только король не издаст закон, где будет написано, что один Булле имеет на это право, и тогда…
– ПРОДОЛЖАЕМ ИГРУ! – закричал Крилло. – И не откладывайте надолго разгром противника, пожалуйста!
Вот уж этого Булле никак не хотел.
Глава 22
Великий Финал продолжается
НЕТ, У БУЛЛЕ НЕ БЫЛО ПЛАНОВ ОТКЛАДЫВАТЬ что бы то ни было. Потому что «Роттен Хэм» во второй раз должен был начинать с центра.
Смейл Долгорукий подал мяч Булле, который уже поднял ногу.
Бах!
– Как видите, я немножко усовершенствовал башмак минувшей ночью, – сказал Проктор Крилло.
Жжж!
– Я перенес каблук, которым, собственно говоря, и наносят удар, вперед к носку.
Ззз!
– Хитроумно, правда?
2:1 в пользу «Роттен Хэма»! Торцевая трибуна, где сидели болельщики «Роттен Хэма», разразилась восторженными криками, а игроки еще раз похоронили Булле под кучей потных тел.
Булле выбрался из кучи и еще раз побежал к трибунам, посылая воздушные поцелуи направо и налево. Он заметил, что даже некоторые девушки в синем ужасно хотели послать ему в ответ воздушный поцелуй, но, конечно, не осмеливались сделать это из страха, что такие же в синем, но трусихи накажут их за предательство.
Смейл похлопал Булле по голове.
– Я пасну тебе мяч еще пару раз, – сказал он. – Мы выиграем!
– Железно! – сказал Булле и сосредоточился на том, чтобы хоть сколько-нибудь приличной «лунной походкой» пройти по газону, а это ох как нелегко, если на одной ноге башмак-дровосек, а на другой футбольная бутса с шипами.
Когда крики трибун стихли и футболисты выстроились, чтобы «Челчестер» мог начать с центра поля, кто-то сказал Булле на ухо:
– Это что, твоя сестра вон та уродина, которая сидит на скамейке?
– Эй, ты, никто не смеет называть Лисе уродиной! – сказал Булле и обернулся.
Это был Ибранальдовес. Он ухмылялся, наклонившись к Булле.
– Более уродливой девицы я еще не видел, а я видел много. Она уродливей, чем мой родной поселок в момент отлива, а он ужасный! К тому же она еще и глупа! Глупее, чем то дерево, которое ставят в комнаты на Рождество, как там оно называется? Впрочем, неважно, но это дерево очень-очень глупое, и она такая же глупая. По меньшей мере. Впрочем, нет, она глупее. Ха-ха! Ты слышал, она глупее того дерева! И уродина! Я сказал насчет отлива у меня дома? А почему ты вдруг стал таким красным?
Булле почувствовал, как в голове у него все кипит. Никто – НИКТО! – не имеет права говорить так о Лисе! Или о ком-то другом из его друзей! И даже о Еве, которая, строго говоря, приходится ему сестрой! Первой мыслью Булле было боднуть Ибранальдовеса в грудь, но проблема была в том, что Булле доходил ему только до колен.
И тогда вместо этого он пнул Ибранальдовеса. В пятую точку. Ну, так вышло.
Бэмс! – раздался звук.
По зрительским трибунам прошелестел шумок, когда все увидели, как самый лучший футболист мира летит по воздуху над футбольным полем. И раздался всеобщий стон, когда он шлепнулся на трибуну для почетных гостей.
– Ибранальдовес попал прямо в объятия к Максимусу Рублёву! – крикнул в микрофон радиокомментатор.
– Судья наказывает автора двух голов Уннара Гуннара Сола Шерла красной карточкой! – завопил телевизионный комментатор.
– Мне очень стыдно, – сказал Булле, оказавшись на скамейке рядом с Крилло, Проктором и Лисе.
Трудно поверить, но вид у него был подавленный.
– Может быть, все не так плохо, – сказал Крилло. – Мы ведем в счете два-один, и обычно мы не пропускаем. Выкарабкаемся!
– Я говорю, что мне стыдно за то, что я пнул этого дурня. Я мог травмировать его.
– Надеюсь, что ты это сделал! – сказал Крилло. – Вот дьявол, я вижу, что он приходит в себя!
И верно, через десять минут Ибранальдовес опять был на поле. Он потирал себя сзади, но был настроен забить гол больше, чем когда бы то ни было раньше.
Но мяч только два раза попал в штангу и три раза покрутился у ворот. Крилло посмотрел на часы и констатировал, что осталась всего одна минута. Болельщики «Челчестера» стонали в отчаянии, рвали на себе остатки волос и кусали ногти вместе с пальцами.
– Если мы отобьем этот угловой, мы выиграли! – прошептал Крилло.
Мяч после подачи с углового оказался прямо у ворот. В воздух взлетели два игрока: вратарь «Роттен Хэма» и Ибранальдовес.
– Это очень хорошо! – прошептал Крилло. – Его руки будут на уровне головы нашего вратаря!
И тут вратарь сложился пополам, как будто его ударили коленом в живот. Над руками вратаря появилась другая рука. Очень не похожая на все другие. Рука Ибранальдовеса. Она-то и ударила по мячу.
Жжж!
– Гол! – закричали болельщики «Челчестера».
– Рукой! – закричали болельщики «Роттен Хэма».
– Классной рукой! – закричал Максимус Рублёв.
– Но это же не волейбол! – завопил Крилло.
– Гол засчитан, – сказал судья и показал на центр поля.
Обрадованный Ибранальдовес пробежал вдоль главной трибуны, задержался у скамейки «Роттен Хэма», наклонился к Булле и в полном восторге прошептал:
– Мне совсем не было больно, вот так!
Наши друзья плюс Крилло в полной апатии смотрели в пространство. Судья позволил «Роттен Хэму» начать с центра поля и тут же дал свисток на окончание игры.
2:2.
– И что теперь? – спросила Лисе.
– Два дополнительных тайма, – сказал Крилло. – А ты начинай разогреваться.
– Я?
– Ты у нас единственный запасной игрок.
Крилло показал в сторону ворот: лежащий там вратарь держался за живот. Его стали укладывать на носилки.
