Портреты в черных тонах (Стеклянная тень – исход) - Михаил Март

Грабители тем временем доставили добычу в заброшенный цех старого завода на задворках города, куда давно не ступала нога человека. Командовал парадом Артем. Своих ребят он уже предупредил о провале операции.

– Так. Все слушают меня внимательно. Володя со своими друзьями остается здесь с деньгами. Из моей команды я оставляю Жорика. Иди, Жора, на галерею и держи ствол заряженным, если зеки попытаются нас кинуть. Бабки не трогать. Я и двое моих угоняем фургон из этого района и бросаем его там, где нас ждут три легковушки. На них мы возвращаемся сюда, делим бабки и уходим тремя группами. Работа сделана, договор остается в силе. Денег получили больше, чем рассчитывали, так что делить будем поровну. Никакой дискриминации. Все! Ждите!

Мужик с бритой головой, тот самый, который без промаха стрелял в автобусе, поднялся на узкую галерею, проходящую под потолком старого цеха. Там, наверху, было темно, и лысый тут же растворился во мраке. Свет падал в цех только от окрытых ворот и освещал лишь малую его часть. Мешки с деньгами стояли в углу, метрах в трех от железного стола, одиноко притулившегося у стены. На нем валялись кости домино и колода карт. Один из подельников Володьки достал пол-литру из кармана.

– Эй, верхолаз! Спускайся, выпей с нами, что тебе там скучать? Куда мы денемся? Машины нет, мешков много, города мы не знаем. А?

Ему никто не ответил.

– Как хошь, нам больше достанется. Садись, Вова.

– Нет, – отказался Володька, – я в сторожевого пса поиграю, а вы – в карты.

Он разложил мешки на полу и лег сверху, как на матрас, чем вызвал смех у подельников. Те принялись за бутылку, усевшись за стол. В отличие от сокамерников Володя город хорошо знал. Сейчас у него сердце колотилось, как паровой молот. Володя никогда не считал себя дураком, он улавливал такие тонкости, на которые никто не обращал внимания. Сейчас он всматривался в балкон галереи и пытался найти в темноте лысого. Почему-то он был уверен, что там никого нет. Тут должно что-то произойти. Как только Артем сказал о равном дележе, все стало ясно. Эти люди своего не отдадут. Скорее всего, их сдадут. Но только не живыми. Уж его-то, Володьку, точно прикончат. Он опасный свидетель, который, ко всему прочему, не хочет сматывать удочки, а ставит перед собой бредовую цель – отомстить Мезенцеву. Это не автобус с пустоголовыми рабочими. Мезенцева охраняют лучше, чем банк, из которого вывезли деньги.

Сейчас каждая минута дорога. Промедление может стоить ему жизни. А эти козлы в карты режутся, и никто из них не задумался о том, что цех покрыт сантиметровым слоем пыли, а стол блестит чистотой и костяшки домино как полированные. Дураков отвлечь надо. Да и водку Седой покупал на глазах Артема, а тот слова не сказал. Он же военный. Они привыкли к дисциплине. На такое дело не идут с пол-литрой.

Володя тихонечко приподнялся, уцепился за один из мешков и поволок его к темному проему в кирпичной стене. От дверей только петли остались. Лысый должен был его видеть, но наверху никого не было. И Вова в этом убедился. А картежники даже не смотрели в его сторону. Один минус. Силенок маловато, а мешок тяжелый. С ним не побегаешь.

Парень попал в длинный черный коридор, где воняло соляркой. Он не видел, куда шел, волоча за собой мешок, который то и дело за что-то цеплялся. В какой-то момент Володя споткнулся. Нагнулся и ощупал пол руками. Тут и впрямь можно поверить в Бога. Еще шаг – и он провалился бы в шахту колодца. Час назад они троих невинных скинули в такую же шахту, теперь его черед настал. Внизу протекал ручей, он отчетливо слышал шум воды. Ход должен вывести его к реке, куда сливаются все отбросы. Проведя рукой по кругу люка, он нащупал лестницу. Взвалив на плечи мешок, который показался ему уже не таким тяжелым, Володя начал спускаться вниз, где стояло невыносимое зловонье. Но лучше дышать дерьмом, чем не дышать вообще.

Соснин проник в цех через окно крыши и сразу же попал на галерею. Доски под ногами хрустели, но его это не беспокоило. На галерее должен находиться лысый, поэтому шум беглых зеков не напугает. У ступенек, ведущих вниз, с которых Соснин видел только двух придурков, играющих в карты, лежала куртка лысого и его пистолет.

Соснин снял китель с погонами, надел куртку и бейсболку лысого. Его пистолет он сунул за пояс, а свой достал из кобуры. Волноваться особо не приходилось. Он знал, что у шпаны нет оружия. С оружием в вытянутой руке быстро спустился вниз.

– Сидеть! Руки за голову! Не рыпаться! Где третий?

Бандиты не верили, будто их сдали. Здесь же деньги. Они глянули на мешки. Володька исчез.

– Он там был. Поссать вышел, – ответил Седой.

Больше вопросов не было.

– Встать спиной к стене с поднятыми руками! – приказал Соснин.

Это, вероятно, и называется «застать врасплох».

– Ты что задумал, мужик? – недоумевали беглые зеки.

– Живо!

Они выполнили приказ, а Степан выпустил в каждого из них по три пули. В ногу, сердце, голову. Беспорядочно, как это бывает во время перестрелки. Покончив с мишенями, Соснин проверил мешки. Деньги на месте. Один из грабителей ушел, но майор знал их берлогу, не здесь, так там найдет.

Оставалось закончить спектакль. Степан достал пистолет лысого и пару раз стрельнул по перегородкам, за которыми он мог якобы прятаться. Растащил трупы по углам, стер с пистолета лысого отпечатки и сунул его в руку одному из убитых.

На этом все. Можно вызывать подкрепление. Соснин облегченно вздохнул и взялся за мобильный телефон.

Ему казалось, прошла целая вечность, пока в кромешной тьме не забрезжил слабый луч света. Как Володька и предполагал, туннель вывел его к реке. Солнце уже закатилось, оставив после себя кровавый след на небе. Промзона. Тут ни людей, ни жилья.

Берег илистый, пришлось грязь месить, уходя от лаза в восточном направлении. Сегодня ему везло, если так можно сказать. На берегу лежала перевернутая лодка, а под ней весла. Кто-то ее вытащил, проконопатил и оставил сушиться. По сравнению с автобусом – безобидный грабеж. Он сбросил мешок и увидел в нем дыру. Вот почему мешок показался ему легким. Половину кирпичей он растерял по пути. Денег не жалко, и эти не истратит, но он оставил за собой след. Лодка может стать спасением. На этом месте его следы оборвутся. Володька перевернул лодку, закинул в нее мешок, весла и затащил в воду. Река! Река! Он вспомнил. Вдоль реки есть деревенька Свиблово, а там живет его двоюродный брат Игорь. Живет один. Последний раз он его видел на похоронах бабушки еще перед отсидкой. Узнает ли он брата? И еще он видел его на суде. Хороший паренек. О нем никто ничего не знает. Лучшего убежища не найти. Только бы сил хватило, грести придется против течения.

Парень потер руки, поплевал на ладони и взялся за весла.

13.

Отец лежал под капельницей в паршивом состоянии, и профессор Флярковский не хотел его беспокоить, поэтому провел Машу в свой кабинет.

– Дело плохо, Генрих Адамыч?

– Он проживет меньше, чем я думал. Не хочет умирать на больничной койке, так что долго продержать в клетке я его не смогу. Ваш отец натура сильная. Он волей заставляет себя жить. Велел мне выдать вам яд. Сказал, будто вы обо всем договорились. Я не ханжа, Маша. Знаю, какие боли ему предстоит испытать, морфий не поможет.

– Это его решение, и оспаривать его мы не будем. Готовьте отраву, – командовала Маша. – Но эту процедуру мы доверим моему мужу. Он должен жить с убийством за спиной. Посмотрим, на что он способен.

– Это не убийство, – поправил ее профессор Флярковский. – Это завещание.

– Но Дмитрию о таких тонкостях знать не надо.

– Хотите поддеть его на крючок?

Маша подняла на профессора строгий взгляд:

– Вопросы могу задавать только я, Генрих Адамович. А теперь ведите меня к отцу. Если он хотел меня видеть, значит, это важно.

Больше Флярковский не спорил. Маша была его надеждой. Мезенцев разочаровался в профессоре, тот упустил из вида подкрадывающуюся к нему смертельную болезнь. Теперь не имело смысла заикаться о вложении денег в строительство нового корпуса и современное оборудование, о чем Флярковский мечтал все последние годы. Ему стало тесно в собственных рамках, не дающих полных возможностей. Благородные цели, высокие задачи, а жизнь одна, и она не вечна. Флярковский воспитывался в тех же кругах, что и Сутягин, Мезенцев, Маша. Компромиссы с совестью – явление нормальное. Если только слово «совесть» применимо к таким людям.

В палату Маша вошла одна. Отец, опутанный проводами и трубками, повернул в ее сторону голову. Он даже заставил себя улыбнуться. Маша подошла к кровати и села в белое крутящееся кресло.

– Как отдохнула?

– Три дня чистого воздуха. В нашем городе смердит, а там рай.