От города ГУЛАГа к моногороду. Принудительный труд и его наследие в Воркуте - Алан Баренберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маркову действительно тут же отправили на самую тяжелую работу в шахте: таскать бревна для крепления свода261. На этом ярком примере видно, как лагерные служащие жестоко издевались над женщинами-заключенными262.
Резкий рост смертности узников был вызван не только дефицитом пищи, непосильным трудом, сексуальным насилием и общим пренебрежением к их судьбе. Он был и следствием сознательного стремления ужесточить наказание для заключенных, которых считали виновными в самых гнусных преступлениях. В апреле 1943 года в советской правоохранительной системе ужесточили режим для «немецко-фашистских преступников, шпионов, предателей и их пособников». Если заключенного находили виновным в преступлениях, за которые обычно полагалась смертная казнь, его могли вместо этого приговорить к десяти–двадцати годам заключения по новому усиленному режиму263. Таких заключенных содержали в особых бараках с зарешеченными окнами, которые запирали на ночь и размещали отдельно от остальной лагерной зоны. Их переписка с внешним миром строго ограничивалась. Каторжан ставили только на самые тяжелые работы, и рабочий день продолжался на час дольше, чем у остальных заключенных. Особенно печальную известность получило то, что эти узники должны были носить номера на одежде264. Этот новый режим заключения стал называться «каторгой», что имело особый смысл, потому что так назывался в царское время самый ненавистный режим тяжелого труда265.
Каторга не была широко распространена в ГУЛАГе266. Приговоренных к ней отправляли всего в четыре лагеря, одним из которых был Воркутлаг. Первоначально к строительству новых угольных шахт и другим подземным работам должны были привлечь 10 тысяч каторжан, но реальное число вскоре превысило эту квоту и достигло 18 158 человек в 1946, 24 663 в 1947 и 27 402 в 1950 году267. Последняя цифра превышала треть всех заключенных Воркутинского лагерного комплекса, то есть каторжники были обычным делом среди узников Воркуты. Это было необычно для ГУЛАГа в целом, и, по оценке одного историка, около половины всех каторжан в Советском Союзе отбывали срок в Воркуте268. Каторжане составляли высокую долю среди заключенных в Воркуте до начала пятидесятых годов, тем самым подтверждая роль этого лагерного комплекса как места заключения самых опасных преступников Советского Союза.
С каторжанами обращались хуже, чем с другими заключенными, поэтому и смертность среди них была гораздо выше. В 1944 году умерло больше трети узников на этом режиме – смертность совершенно экстремальная. В таких условиях многие заключенные пребывали в полном отчаянии. Елена Маркова в мемуарах пишет о своей жизни на каторге: «Действительность была настолько страшной, что казалось, нельзя вынести ни одного дня. А мне предстоял срок в пятнадцать лет»269. Лагерные администраторы, ответственные за поддержание нового режима, тоже это понимали. Даже один из высших служащих ГУЛАГа, заместитель наркома внутренних дел В. В. Чернышев, признал в 1945 году: «Опыт работы с каторжниками в Воркутинском угольном лагере показывает, что осужденные к каторжным работам на 15–20 лет, в условиях специального режима для каторжников, теряют перспективу выдержать до конца срока – 15–20 лет – режим и условия каторжных работ»270. В социальной иерархии Воркутлага военного времени эти заключенные занимали низшую позицию, а потому были самыми уязвимыми и имели наименьшие шансы пережить этот период быстрого роста и постоянного дефицита.
ПАТРОНАЖ И ПРИВИЛЕГИИ В ВОРКУТЛАГЕ ВРЕМЕН ВОЙНЫ
Жизнь в Воркутлаге времен войны, несомненно, стала еще суровее из‑за жесткой политики его начальника Михаила Митрофановича Мальцева. Глава НКВД Лаврентий Берия лично поставил Мальцева во главе Воркуты после того, как тот отличился, командуя инженерными войсками в битве под Сталинградом271. Военный опыт Мальцева импонировал его начальству по НКВД, которое считало воркутинский уголь жизненно важным для ведения войны. Кроме того, благодаря инженерному опыту у Мальцева были практические знания, которых явно не хватало его предшественникам. С марта 1943 года он возглавлял административную иерархию в Воркуте, служа одновременно начальником Воркутлага и начальником местного промышленного треста «Воркутстрой», а затем его преемника – комбината «Воркутауголь» (КВУ)272. Почти четыре года он играл главную роль в жизни десятков тысяч заключенных и незаключенных. По сути, Мальцев наложил отпечаток своей личности практически на все стороны их жизни.
Несомненно, Мальцев принес с собой повышенное внимание к дисциплине, обусловленное его военным прошлым и ситуацией, в которой он оказался, – необходимостью управлять лагерным комплексом во время тотальной войны. Мальцев приехал в апреле и, не теряя времени, приступил к реформам для повышения эффективности Воркутлага как части советской военной машины273. Одним из первых своих приказов как начальника лагеря (3 мая 1943 года) он запретил всем начальникам отделов и их заместителям покидать кабинеты в рабочее время без его личного разрешения274. За этим сравнительно мелким нововведением последовали другие, более важные приказы. Владимир Васильевич Зубчанинов, бывший заключенный, работавший в тесном контакте с Мальцевым, писал:
[После назначения Мальцева] для заключенных был установлен 12-часовой рабочий день без выходных, для вольнонаемных – 10-часовой. Что же касается его ближайшего окружения, то оно должно было «руководить боем» и днем и ночью. По окончании суток Мальцев проводил диспетчерский отчет. Все начальники шахт по селектору должны были докладывать, как прошли сутки, чего не хватает, как подготовились к следующему дню. Это тянулось до 2–3, иногда до 4 часов ночи. Начальники шахт боялись диспетчерских отчетов, как школьники контрольных работ275.
Военная дисциплина распространилась и на заключенных. Перевыполнявших план награждали, а уходивших от ответственности наказывали. Награды и наказания охватывали весь спектр от досрочного освобождения до казни. Мальцевские приказы всегда зачитывались по лагерному радио в пример для всех276. По всем воспоминаниям, Мальцев пользовался общим уважением заключенных и незаключенных.
Но не все шло как по писаному. Мальцев, несомненно, уделял много времени и тратил много усилий, насаждая воинскую дисциплину в лагере, делая упор на формальные, вертикальные властные отношения как внутри лагерной администрации, так и между заключенными и незаключенными. Но он участвовал и в качественно иных взаимоотношениях с теми и другими. Незначительное меньшинство узников в то время пользовались повышенными привилегиями и потому жили совсем не так, как большинство, балансировавшее на грани жизни и смерти. На фундаменте неформальных связей между Мальцевым и его подчиненными сложилась хорошо развитая система патронажа. Может показаться парадоксальным,
