Девять граммов пластита - Марианна Баконина

– Ты молчать сюда пришла? – Савва протянул гостье чашку.

– Не в моих правилах отвлекать хозяев, свято чтящих законы гостеприимства. Я так поняла, что ты нашел нечто грандиозное…

– Да. И имеющее прямое отношение к нашему медицинскому сюжету.

Савва уселся на стоящий возле дверей шаткий двухместный диванчик.

– Одна дама из Счетной палаты, пожелавшая остаться неизвестной, передала мне очень любопытные документы. Там много чего есть. Например, подтверждение того, что страховые деньги уходят в коммерческие банки, а не в поликлиники и родильные дома…

– Эту тему мы…

– Да, да, пока не трогаем. Но там есть также кое-что о льготных и больничных лекарствах, а это имеет непосредственное отношение и к гемодиализу, и к тому, что в больницах, аптеках, поликлиниках хронически не хватает нужных препаратов.

Савва вытащил из кармана пачку сигарет.

– Схема проста и состоит из трех частей. Часть первая. – Он картинно щелкнул «Зиппо». – Бюджет ищет поставщика и находит его в «ближнем кругу» фирм и фирмочек. Далее закупки идут через подставную фирму, которая накручивает свой процент на цену производителя. Причем если зарегистрировать фирмочку за рубежом, на каком-нибудь оффшорном островке, то внутрироссийские ограничения на лекарственные ценовые накрутки не работают. Если же кто-то поймает за руку, то ничего, кроме обыкновенной халатности и неосведомленности, не пришьют. Ну, не знал человек мировые цены.

– Это стандартная схема, так еще заводы по производству детского питания покупали, при содействии вице-премьеров. – Лизавета решила добавить льда в восторженный коктейль Саввиной речи. – Тут доказательства нужны.

– Есть названия фирм, имена их учредителей и небольшая схема родственно-дружеских связей. Но ты меня не перебивай. Тут все в комплексе… – Савва затушил сигарету в квадратной стеклянной пепельнице и торопливо щелкнул зажигалкой, увидев, что Лизавета тоже достала сигарету.

– Часть вторая, основная. Надо изгнать других поставщиков с рынка. Для этого издаются всяческие циркуляры и постановления, предписывающие закупать лекарства для муниципальных нужд в определенных аптеках, на определенных складах, а следовательно, у определенных людей. Копии циркуляров прилагаются. По странному стечению обстоятельств цены в уполномоченных аптеках выше, чем в среднем по стране. А названия и фамилии там фигурируют те же. И наконец, третье. Крупные фармацевтические компании дают оптовым покупателям существенные скидки, плюс десять процентов от стоимости контракта тому, кто принес заказ. Там это нормальная практика… Рынок… И в списках контрактодобытчиков те же…

– Те же названия и фамилии… – задумчиво продолжила Лизавета незаконченную фразу.

– А теперь посчитаем… Десять процентов плюс процентов тридцать от накрученной цены – выходит, сорок процентов бюджетных медицинских денег преспокойненько расходятся по чьим-то персональным карманам.

Савва прошел к своему, стоящему возле окна столу и, покопавшись в нижнем ящике, извлек три пластиковые папки.

– Это материалы проверок, ксерокопии с оригиналов.

Лизавета наугад просмотрела три листа. Все очень убедительно. Злоупотребления налицо, колоссальные прибыли конкретных фирм и их хозяев тоже.

– Ну и что мы с этим будет делать?

– Репортаж. Сначала люди на диализе, который делается в долг, потому что задерживаются деньги, люди, пристегнутые к жизни этими аппаратами. А потом комментарий по материалам проверки – о том, куда и как уходят деньги, которых катастрофически не хватает.

– Что покажем? Бумажки?

– И их тоже! В архивах – аптеки, льготники, все дела…

– Савва, не притворяйся, будто ты глупее, чем есть на самом деле. Ты же видишь – нужен синхрон. Интервью. Иначе получится пустая говорильня, мы не в газете!

«Мы не в газете!» – излюбленное восклицание телевизионщиков. Некое противостояние между пишущими и снимающими журналистами существует во всем мире. Оно базируется на разнице в доходах. Телерепортер получает куда больше, чем газетчик, плюс личная слава, в смысле «слава лица». Узнают на улицах, на пресс-конференциях, в магазинах, в театре… А многим людям нравится, когда их узнают, нравится ловить пристальные взгляды, слышать шепоток за спиной, нравится, когда в метро или в булочной подходят люди и кто громко, а кто осторожно интересуются: «Вы случайно не Ваня Пупкин, который в новостях?»

Ликоблудие… В двадцатом веке этот грех пополнил список традиционных человеческих прегрешений. Ради «славы лица» газетчики придумали малюсенькие фотопортреты авторов наиболее шумных статей. Их помещают рядом с заглавием. Но кто там вглядывается в крошечный, не больше почтовой марки, лик? Поэтому газетные ликоблуды чувствуют себя обделенными по сравнению с ликоблудами телевизионными. Россия не исключение. Насчет денег – это у нас не всегда верно, в богатых издательских домах вроде «Коммерсанта» журналист получает больше, чем сотрудник государственной телерадиокомпании. Но «слава лица» – это «слава лица».

Впрочем, газетно-телевизионные противоречия основаны не только на деньгах и неудовлетворенном или, наоборот, удовлетворенном тщеславии. Телевидение работает с картинкой, с лицами и словами живых людей.

Другие принципы – другой эффект. Именно поэтому парламентарии и министры часто обижаются на телевидение и спокойно сносят куда более глумливые комментарии в газетах. Слова, напечатанные черным по белому, выглядят не такими черными, как реальное изображение на голубом экране. Но, с другой стороны, газетному журналисту для разоблачительной статьи достаточно пачки бумаг. Дальше все зависит от способности бойко изложить материал, от умения вовремя пошутить или поддать пафосного пара. Бумажка на телевизионном экране – это только бумажка. Слова, какими бы горькими или язвительными они ни были, – только слова. Нужны лица, нужны интервью. И Савва знал это не хуже Лизаветы. Документы без картинки – мертвый груз.

– Этот твой источник… Она не скажет пару слов перед камерой?

– Я даже просить не буду. – Савва покачал головой. – Ей и так принялись угрожать, лишь только она стала получать ответы на свои запросы. Женщина запугана донельзя…

– А если спецэффект? Измененный голос, черный квадратик на лице. Пусть расскажет про угрозы…

– Ты же прекрасно понимаешь, что все наши спецэффекты – для «чужих». «Свои» узнают наверняка, а она «своих» и боится. Знаешь, как она мне эти материалы передавала? Как в шпионском фильме. Встретились в Пассаже около прилавка, разговаривали, не глядя друг на друга. Потом она поставила на пол пакет, а я подхватил.

– Можно еще кофе? – Лизавета встала и принялась хлопотать у кофеварки.

Савва тут же пересел с дивана в кресло. Сущее мучение сидеть на шатком диванчике, купленном для студии в эпоху расцвета перестройки, когда дефицит был тотальным и вещи делались с учетом этого благоприятного фактора – мол, и так схавают. Теперь половина студийных кабинетов была меблирована кособокими столами, колченогими стульями, шкафами с незакрывающимися дверцами, а также диванами, давно прошедшими период полураспада.

– Как ты на нее вышел?

– Случайно…

Лизавета обернулась и посмотрела на Савву, прищурив один глаз. Это выражало крайнюю степень сомнения.

– Не верю я в такие случайности!

– На самом деле случайно. На дне рождения отца. Она жена отцовского одноклассника. Упомянула за столом про это дело, про угрозы, я и зацепился.

Что ж, от таких случайностей никто не застрахован, в том числе журналист.

– Значит, боится? Но ведь документы она передала. По ним ее тоже могут вычислить.

– Она говорит, что тут подозревать могут не только ее. Бюрократическая машина работает со скрипом, масло подтекает в разных местах, – возразил Савва.

– Можно попробовать реконструкцию. Западники так делают. Она нам все рассказывает без камеры, а потом попросим кого-нибудь изложить ее «показания». Ну, и обставим все соответственно: страх, угрозы, но интересы страны и ее граждан превыше всего. Правда, понадобится еще кто-нибудь из фигурантов. Ты смотрел документы? Среди получающих медицинские сверхприбыли надо найти слабое звено. Выдернуть его на интервью и задать нужные вопросы.

– Отделается общими словами, а потом нам перекроют кислород. Миллион раз так было. Привлекут того же Ярослава, который популярно объяснит тебе, почему эту бесспорно важную и актуальную тему не стоит трогать именно сейчас.

Савва знал, о чем говорил. Чиновники, околочиновничьи бизнесмены, бандиты, прикидывающиеся простыми предпринимателями, и прочие герои разоблачительных репортажей давно освоили правила игры. Они охотно общались с журналистами, устраивали брифинги и пресс-конференции и на самые прямые вопросы давали самые расплывчатые ответы. «Почему ваша подпись стоит на циркуляре о предоставлении беспроцентной ссуды в сто миллионов долларов господину такому-то, который, по данным МВД и Интерпола, возглавляет Южное преступное сообщество?» – «Основная задача реформ – содействовать развитию честного бизнеса в России». – «Каким образом кокаин попал в банки с тушенкой, закупленные вашей фирмой для поставки домам престарелых? Какое отношение имеют ваши торговые операции к крупнейшему в истории России грузу кокаина?» – «Наши правоохранительные органы еще в тридцатые годы были способны на любые провокации!»