Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но надо собраться с мыслями; не должно мне, подобно безусому юнцу, перебегать от предмета к предмету. Может статься, некий любознательный потомок, шаря по щелям, наткнется на мой манускрипт — пусть же узнает обо всем! Итак, узурпатор Семенов появился на свет наутро после того, как Еремей совершил Большой Переход…
Да, великие страницы истории забываются; нынешних-то ничего не интересует — лишь бы побалдеть у газовой конфорки. И потом — эта привычка спариваться у всех на глазах… А спроси у любого: кто такой Еремей? — дернет усиком и похиляет дальше. Стыд! А ведь имя это гремело по щелям, одна так и называлась — щель Любознательного Еремея, но ее переименовали во Вторую Банковую…
А случилось так: Еремей пропал без всякого следа, и мы уже думали, что его смыло — в те времена мы и гибли только от стихийных бедствий. Однако он объявился вечерком, веселый, но какой-то нервный. Ночью мы сбежались по этому поводу на дружескую вечеринку. На столе было несчетно еды — в то благословенное время вообще не было перебоев с продуктами, их оставляли на блюдцах и ставили в шкафы, не имея дурной привычки все совать в целлофановые пакеты; в мире царила любовь; права личности еще не были пустым звуком… Да что говорить!
Так вот, в тот последний вечер, когда Иосиф с Тимошей раздавили на двоих каплю отменного ликера и пошли под плинтус колбасить с девками, а Степан Игнатьич, попив из раковины, в ней уснул, мы, интеллигентные тараканы, заморив за негромкой беседой червячка, собрались на столе слушать Еремея.
То, что мы услышали, было поразительно.
Еремей говорил, что там, где кончается мир — у щитка за унитазом, — мир не кончается.
Он говорил, что если обогнуть трубу и взять левее, то можно сквозь щель выйти из нашего измерения и войти в другое, и там тоже унитаз! Сегодня это известно любому недомерку двух дней от роду: мир не кончается у щитка — он кончается аж метров на пять дальше, у ржавого вентиля. Но тогда!..
Еще Еремей утверждал: там, где он был, тоже живут тараканы — и очень неплохо живут! Он божился, что тамошние совсем не похожи на нас, что они другого цвета и гораздо лучше питаются.
Сначала Еремею не поверили: все знали, что мир кончается у щитка за унитазом. Но Еремей стоял на своем и брался показать.
— А чего тебя вообще понесло туда, в щель эту? — в упор спросил тогда у Еремея нервный Альберт (он жил в одной щели с тещей). Тут Еремей, покраснев, признался, что искал проход на кухню, но заблудился.
И тогда мы поняли, что Еремей не врет. Побежав за унитазный бачок, мы сразу нашли эту щель и остановились возле нее, шевеля усами.
— Хорошая щелочка, — напомнил о себе первооткрыватель.
— Офигеть, — сказал Альберт.
Он первым заглянул внутрь и уже скрылся до половины, когда раздался голос Кузьмы Востроногого, немолодого таракана правильной ориентации.
— Не знаю, не знаю… — протянул он скрипуче. — Может, и хорошая. Только не надо бы нам туда…
— Почему? — удивился я.
— Почему? — удивились все.
— Потому что, — лаконично разъяснил Кузьма и, так как не всем этого разъяснения хватило, строго напомнил: — Наша кухня лучше всех!
С младых усов слышу я эту фразу. И мама мне ее говорила, и в школе, и сам сколько раз, и все это тем более удивительно, что никаких других кухонь до Еремея никто из нас не видел.
— Наша кухня лучше всех, — немедленно согласились с Кузьмой тараканы; с Кузьмой затруднительно было не соглашаться.
— Но почему нам нельзя посмотреть, что за щитком? — крикнул настырный Альберт. Жизнь в одной щели с тещей испортила его характер.
Кузьма внимательно посмотрел на говорившего.
— Нас могут неправильно понять, — терпеливо разъяснил он.
— Кто? — опять не понял Альберт.
— Откуда мне знать, — многозначительно ответил Кузьма, продолжая внимательно смотреть. Тут, непонятно отчего, я почувствовал вдруг тоскливое нытье в животе — и, видимо, не я один, потому что все, включая Альберта, немедленно снялись и пошли обратно на кухню.
Вернувшись, мы дожевали крошки и, разбудив в раковине Степана Игнатьича, которого опять чуть не смыло, разошлись по щелям, размышляя о преимуществах нашей кухни. А наутро и началось несчастье, которому до сих пор не видно конца. Ход вещей, нормы цивилизованной жизни — все пошло прахом. Огромный мир, мир теплых местечек и хлебных крошек, мир, просторно раскинувшийся от антресолей аж до ржавого вентиля, был за день узурпирован тупым существом, горой мяса с длинными ручищами и глубоким убеждением, что все, до чего эти ру-чищи дотягиваются, принадлежит исключительно ему!
Первыми врага рода тараканьего увидели Иосиф и Тимоша. Поколбасив под плинтусом, они выползли под утро подкрепиться чем бог послал, но бог послал Семенова. Иосиф, отсидевшись за ножкой, подкрепился позже, а Тимоше не довелось больше есть никогда.
Семенов зверски убил его.
Дрожащей лапкой пишу об этом, но — что ж! — тараканья история кишит жестокостями. Сколько живем, столько и терпим от людей. Нехитрое это дело — убить таракана; летописи переполнены свидетельствами о смытых, раздавленных и затоптанных собратьях наших. Человек — что с него взять… Бессмысленное существо, которому хочется как-то заполнить время, когда оно не ест, не спит и не смотрит в телевизор, — а разума, чтобы плодотворно пошебуршиться, нет!
Да и откуда ему взяться, разуму? Когда бог создал кухню, ванную и туалет, провел свет и пустил воду, он создал, по подобию своему, таракана — и уже перед тем как пойти поспать, наскоро слепил из отходов человека. Лучше бы он налепил из них мусорных ведер на голодное время! Но, видно, бог сильно утомился, творя таракана, и на него нашло затмение.
Это господне недоразумение — человек сразу начал плодиться и размножаться, но так как весь разум, повторяю, ушел на нас, то нет ничего удивительного в том, что дело кончилось телевизором и этим вот тупым чудовищем, Семеновым.
…Иосиф, сидя за ножкой, видел, как узурпатор взял Тимошу за ус и унес в туалет, вслед за чем раздался звук спускаемой воды. Враг рода тараканьего даже не оставил тела родным и близким покойного.
Когда шаги узурпатора стихли, Иосиф быстренько поел и побежал по щелям
